Пожалеть розгу - Мари Секстон

Ему нравилось, до какого отчаяния мог дойти Эйвери. Эйвери мог умолять, как это делал Тейлор, но мотивация у него была другая. Тейлор хотел, чтобы над ним издевались, чтобы причинить себе вред, его потребность в наказании коренилась в стыде. Отчаяние Эйвери, напротив, было светлым и чистым. Даже невинным.

Тейлор хотел этого, потому что ему было от этого плохо. Эйвери хотел этого, потому что ему было от этого хорошо. Такое упрощенное объяснение, но оно изменило мир к лучшему.

Грей снова шлепнул его, прежде чем встать.

- Не останавливайся, - простонал Эйвери. - Пожалуйста, не останавливайся.

- Раздевайся, - сказал Грей. - Ты знаешь позу.

Руки Эйвери дрожали, когда он раздевался. Он забрался на кровать на четвереньках, опершись на нее верхней частью туловища и вытянув руки над головой, чтобы Грей мог пристегнуть его запястья наручниками. Как только они были застегнуты, Грей присел на корточки, чтобы полюбоваться им. Ягодицы Эйвери были ярко-красными от шлепков. Его яйца тяжело свисали между ног, а эрекция опускалась к кровати. Эйвери развел колени, приглашающе наклоняясь задницей к Грею.

- Господи, Эйвери. Я разрываюсь между желанием кончить прямо сейчас и желанием посмотреть, как далеко я смогу тебя завести.

Эйвери застонал.

- Я долго не продержусь. Я хочу второй вариант, но знаю, что долго не протяну.

- Это мы еще посмотрим.

Грей не торопился раздеваться. Он был таким же нетерпеливым, как и Эйвери, но ему нравилось слушать его мольбы. Он подождал, пока Эйвери не задрожал и с кончика его члена не повисла капля предэякулята. Наконец, он схватил со стены хлыст, плетку и паддл и опустился на колени позади Эйвери.

- Пожалуйста, - прошептал Эйвери. - О Боже, пожалуйста.

Грей опустил хлыст.

Эйвери застонал от облегчения.

- Да!

Грей снова ударил его. И снова. И снова. С каждым ударом Эйвери приходил во все большее отчаяние. Грей не хотел его трахать. По крайней мере, пока. По его мнению, это было лучше, чем секс. Было что-то особенное в этом адреналине, когда ты раздеваешь кого-то догола. Связываешь его. Делаешь беспомощным. Заставляешь умолять.

А потом причиняешь боль до тех пор, пока он больше не сможет этого выносить.

И Эйвери воспринимал это так, как ни один саб, которого он когда-либо знал, тяжело дыша и умоляя. Грею нравилось, что Эйвери мог полностью отдаться сексу. У него не было никаких запретов. Никакой застенчивости или смущения. В некотором смысле, он очень мало заботился об удовольствии своего партнера. Он знал, что ему нравится, и добивался этого с нескрываемым энтузиазмом. Некоторые мужчины могли бы счесть его эгоистом, но Грей мог наблюдать за ним всю ночь напролет. Ему нравилось, как боль погружала Эйвери все глубже и глубже в его наслаждение.

Грей иногда останавливался, чтобы погладить свой член или член Эйвери, или ущипнуть Эйвери за соски, пока тот не начинал кричать. Иногда он заставлял Эйвери сосать его, шлепая при этом по лицу. Но всегда возвращался к боли. Он порол Эйвери, пока его задница не стала ярко-красной, как вишня. Он использовал хлыст, пока спина не стала такой же красной, как и задница. Затем он переключился на паддл, зная, что боль от него будет сильнее тупой, затяжной боли от предыдущего наказания.

Яйца Грея болели. Казалось, его член пульсировал с каждым ударом, который он наносил. В такие моменты он понимал, почему так много Домов настаивали на том, чтобы их называли «хозяин». Потому что именно это он чувствовал, когда изливал боль на Эйвери, он чувствовал себя огромным. Могущественным. Могущественнее Бога. Это был кайф, которого он больше нигде не испытывал. Даже война не могла сравниться с этим. Его беспокойный, бушующий мозг успокоился, наконец-то успокоенный ощущением того, что этот маленький, беспомощный человек в его власти.

Но, несмотря на все это, он не сводил своего внимания с Эйвери, оценивая его реакцию, следя за громкостью его стонов. Отчасти он следил за признаками того, что Эйвери вот-вот достигнет оргазма. После стольких издевательств он хотел сделать оргазм Эйвери как можно более приятным. Но он также следил за признаками того, что Эйвери зашел слишком далеко или потерял способность использовать свое стоп-слово, если ему это было нужно.

Несмотря на то, что вначале он говорил, что долго не протянет, Эйвери это сделал. Он продолжал терпеть боль и умолял о большем. Ни один партнер до этого не позволял Грею заходить так далеко в своем садизме. В тот момент он гораздо больше заботился о причинении боли, чем о сексе. В конце концов, он добьется своего. Но не раньше, чем доведет Эйвери до предела. Не раньше, чем боль вытеснит из него все удовольствие.

Он снова опустил хлыст. Стон Эйвери был низким и сдавленным, больше всего это был звук гнева и разочарования, Грей выронил хлыст и потянулся к члену Эйвери, уверенный, что тот вот-вот кончит.

- Нет! - простонал Эйвери, пытаясь вывернуться из рук Грея. - Ударь меня еще раз!

Грей так и сделал, положив руку на бок Эйвери.

- Еще!

Грей обязан ему.

- Сильнее!

Грей колебался. Он точно знал, какую боль любит Эйвери. Он никогда раньше не просил его «Сильнее».

- Сильнее! - Эйвери повторил, на этот раз более нетерпеливо. - Я выдержу, Грей. Делай это сильнее!

Грей повиновался.

Эйвери застонал в подушку, но это было только частью удовольствия.

- Еще раз, - сказал Эйвери.

Грей подчинился.

- Сильнее! - Повторил Эйвери. Но, даже произнося это, он дергал наручники.

- Эйвери...

- Сильнее! - Эйвери почти кричал.

Грей хотел сделать это. Боже, он хотел продолжать причинять боль Эйвери. Но ему нужно было убедиться, что он и так не зашел слишком далеко.

- Скажи мне свое стоп-слово.

- Нет!

- Эйвери, милый. Мне нужно услышать твое слово.

- Черт возьми, Грей...

- Нет, пока я не буду уверен, что ты со мной.

- Это «дождинка», но я не собираюсь им пользоваться, черт возьми! А теперь ударь меня сильнее!

Грей подчинился, уверенный теперь, что Эйвери знает, о чем просит. Необузданность Эйвери приобрела новую остроту. Казалось, он разрывался между удовольствием и болью, его разум был поглощен одним, в то время как тело отчаянно пыталось избежать другого.

- Сильнее!

Грей ударил его снова, и Эйвери вскрикнул. В этом звуке было больше боли, чем удовольствия, и, черт возьми, это было горячо. Грей крепко сжимал рукой основание своего члена, борясь с собственным оргазмом. Порка,