Экзорцисты - Джон Сирлз

Когда охранник подтолкнул его в сторону двери, из-за которой доносился грохот шагов, я продолжала сидеть и смотреть, вспоминая любимую песню мамы и изо всех сил пытаясь увидеть правду Альберта Линча – ведь мама считала, что я на это способна. Когда его увели, мы с Раммелем остались в полной тишине. Он снова подошел и положил руку мне на плечо. Перед тем как встать, я посмотрела на его тяжелые черные ботинки. Затем нас проводил еще один охранник, мы миновали серию дверей и ворот и оказались возле машины Раммеля.

Когда мы отъезжали от тюрьмы, я смотрела на колючую проволоку и думала о Дереке, который посоветовал мне не прикасаться к ограде в тот первый день, когда мы встретились в поле. Наверное, он сейчас убивает индюшек – ведь до Дня благодарения осталось немного.

– Ты в порядке? – спросил детектив.

– Да, – ответила я.

– Знаешь, Сильви, когда долго занимаешься такой работой, как моя, начинает вырабатываться шестое чувство, говорящее о возможной виновности людей. Но я научился не обращать внимания на свои ощущения, отбрасывать их в сторону и учитывать улики, выслушивать показания. Так что этот разговор не должен повлиять на тебя. Факты остаются фактами.

– Я понимаю, – сказала я и после паузы добавила: – Но я не видела мистера Линча в церкви той ночью.

Машина мчалась по шоссе, и ветер свистел в открытом окне Раммеля. Потрескивала полицейская рация. Довольно долго тишину нарушали только эти звуки.

– Ты уверена? – наконец спросил детектив.

– Да, уверена. И что теперь будет?

– Нам нужно поговорить с Луизой Хок. Как я тебе уже говорил, Линча освободят. Сейчас уже слишком поздно, поэтому это произойдет завтра. Если хочешь, я могу заехать за тобой утром.

Так мы и договорились. Когда я вышла из машины возле своего дома, мой взгляд остановился на пустой ступеньке крыльца. Эмили Санино больше не будет привозить нам свои подарки. Машины Роуз не было, а желтый свет из подвала пробивался даже сквозь сияние дня.

Я вошла в дом и сразу направилась в комнату родителей, где мигал красный огонек автоответчика. Прошла мимо телефона, принялась искать старый кассетный магнитофон отца и обнаружила его на прикроватной тумбочке вместе с пустым пузырьком от лекарства и, как ни странно, отверткой, завернутой в полотенце. Я отложила все это в сторону и взяла кассету, которую начала слушать в машине Раммеля. Кассета была уликой, Раммель не отдал бы ее сам, поэтому я незаметно вытащила ее из магнитофона, когда села в машину. Теперь я засунула кассету в магнитофон и включила воспроизведение. Сначала ничего не происходило, и я решила, что кассета испортилась. Но когда я хотела нажать перемотку вперед, комнату наполнил голос. Говорил не отец, а Хикин. Я усилила звук до максимума.

Хикин: По мере написания книги меня все больше и больше разочаровывали несоответствия в ваших рассказах.

Отец (слабым голосом): Вы начинаете говорить, как мой брат и другие наши недоброжелатели. Я думал, вы стали нам другом, Сэм.

Хикин: Я ваш друг. Но я пытаюсь делать свою работу. А она предполагает, что я должен говорить правду.

Отец: Правда в том, что большинство приходящих к нам людей уже проиграли.

Хикин: Проиграли?

Отец: Да. Полагаю, можно даже сказать, что они уже не здесь. Они безумны. Вы знаете, как я начинал? С объявлений на последней странице газеты. «Помощь одержимым». Скажите мне, неужели человек в своем уме обратится за помощью по такому объявлению?

Хикин: И что вы хотите этим сказать?

Отец: Напишите книгу, сделайте ее достаточно страшной, и ваша работа будет выполнена. Ведь люди именно этого хотят, не так ли?

Хикин откашлялся, и я почувствовала, что разговор принял направление, которое его не устраивало. Он начал заикаться, как всегда, когда он волновался. Затем раздался громкий щелчок и наступила тишина. Но через несколько секунд запись возобновилась.

Хикин: Могу я спросить вас о детях?

Отец: Конечно.

Мать: Я бы этого не хотела.

Отец: Моя жена предпочитает разделять работу и дом.

Хикин: А вы нет?

Отец: Эти вещи имеют обыкновение сливаться. Кроме того, я сказал, что вы можете задавать вопросы, но не обещал, что мы будем на них отвечать.

Хикин: И все-таки я попробую. Что ваши дочери думают о том, чем вы занимаетесь?

Мой отец: Мы почти не говорим с ними о работе.

Теперь его голос звучал громко и уверенно, и я поняла, что это запись другого разговора, при котором присутствовала моя мама.

Хикин: Обладают ли вашим даром Роуз и Сильви, миссис Мейсон?

Мама: Да, но я не намерена об этом говорить.

Хикин: Значит, они принимают вашу жизнь?

Отец: В той степени, в какой любые дети принимают своих родителей. (Смех.) Я просто хочу сказать, что мы ничем не отличаемся от остальных. Мы стараемся вырастить наших дочерей в соответствии с христианскими ценностями в мире, который очень далек от религии. Взять, к примеру, нашу дочь Роуз…

Мама: Достаточно, Сильвестр. Нам не следует говорить на эту тему.

Отец (после паузы): Моя жена права. Вы видите, как я в ней нуждаюсь – без нее я бы совершал ошибки. Могу лишь сказать, что у нас было немало проблем с Роуз. Мы с женой много молимся, чтобы она разделяла наши ценности.

Хикин: Ценности?

Мама: Я считаю, что мы уже и так слишком далеко зашли. Если не возражаете, на этом сегодняшнее интервью закончено. Большое вам спасибо.

Наступила тишина, и пустое гудение наполнило маленькую спальню. Я сидела и смотрела, как крутятся катушки магнитофона, слушала шум проезжавших по улице машин, потом раздались звуки приближающейся громкой музыки – возле нашего дома остановилась машина.

Я не стала выглядывать в окно, а подошла к автоответчику и включила его.

«Сильви, это Сэм Хикин. После того как ты оставила мне вчера сообщение, я провел небольшое расследование и обнаружил некоторые вещи, которые тебе необходимо знать. Позвони мне, как только сможешь».

Я слушала сообщение и просматривала газетную статью, которую мне дал Дерек. И, пока я изучала фотографию, в моем сознании звучали слова о ценностях.

Роуз еще не успела подойти к входной двери, поэтому я выскользнула в коридор, вошла в ее комнату, быстро открыла прикроватную тумбочку и вытащила ламинированную карточку, которую она сохранила. Сжимая ее в руке, я прошла в комнату родителей, сняла телефонную трубку.

– Школа Святой Иулии для девочек, – ответил мужской голос после того, как я набрала номер, написанный на оборотной стороне карточки.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как я делала опросы по телефону, но я призвала на помощь свой взрослый голос, который использовала, когда брала интервью.

– Здравствуйте, – сказала я мужчине на другом конце провода. – Я ищу школу для своей дочери.

Я немного подождала – не станет ли он спрашивать, сколько мне лет, но он спокойно ответил:

– Ну, у нас не совсем школа. Вероятно, вы об этом знаете?

– Да. Моя дочь, ну, ей нужно такое место… – Я помолчала, вспоминая слова, давно произнесенные моим отцом. – Поставить ей голову на место. Насколько мне известно, вы решаете такие проблемы.

– Да. Мы лечим молодых женщин с отклонениями на сексуальной почве. С теми, кто перестал следовать библейской морали, – сказал он мне. – Но вам следует знать, что мы придерживаемся определенных правил. Если вы оставляете свою дочь у нас, вы полностью доверяете нам ее судьбу. Наше лечение очень серьезно, к нему нельзя относиться легкомысленно. Вот одно из наших главных требований: в первые тридцать дней пребывания у нас ваша дочь не должна входить в контакт с внешним миром…

Дверь внизу открылась и закрылась, и я бросила трубку, услышав, что Роуз поднимается по лестнице. Она свернула в коридор и увидела меня на постели нашей матери.

– Какого дьявола ты тут делаешь? – спросила она.

Я подняла вырванную из газеты статью и показала ей, мне хотелось это сделать уже несколько дней.

– Кто здесь на фотографии рядом с тобой?

– На какой фотографии?

Я встала, вышла в коридор и остановилась рядом с ней.

– Фотография. Ее сделали, когда ты вернулась из той школы. После несчастного случая, когда Дерек потерял свои пальцы. Кто стоит рядом с тобой?

Роуз сделала вид, что внимательно разглядывает снимок в газете, но у меня возникло ощущение, что она туда даже не смотрит.

– Я не знаю. У меня слишком много дел, чтобы вникать в твои многоумные бредни, Сильви. Я записалась на курсы для получения диплома об общеобразовательной подготовке и получила домашнее задание. Ты, как никто другой, должна меня понять.