Экзорцисты - Джон Сирлз

В конце концов я положила книги, спустилась по осыпающимся ступеням и взяла камушек у нее из руки. Когда я в последний раз рисовала на этой стене, то пыталась изобразить окно с розовыми занавесками, выходящее во двор с лаймово-зеленой травой и цветами лаванды. Теперь там появилась карта леса и дорога мимо фермы, где выращивали домашнюю птицу, к тому месту, откуда доносился шум автострады.

– Это самый короткий путь, – сказала я. – Тропинка начинается сразу за фундаментами. Нужно дойти по ней до автострады. А оттуда доберешься до Балтимора. Я уверена, там должны быть знаки, указывающие направление к железнодорожному вокзалу.

– Спасибо, – искренне поблагодарила меня Абигейл. – Но я хочу попросить тебя еще об одном одолжении. Мне нужны деньги, Сильви. Хотя бы на железнодорожный билет.

Во время наших ночных разговоров я упомянула о конкурсах и о том, как я горжусь своими победами и как собираю деньги на нечто особенное, хотя еще не знаю, на что именно.

– Давай вернемся домой и пообедаем, – сказала я, не давая ей сказать то, что напрашивалось само собой. – Может быть, поедим мороженого и съездим искупаться, ведь еще тепло.

– Нет, – возразила Абигейл. – Возможно, еще тепло, но осень уже почти наступила, затем придет зима. Он вернется за мной гораздо раньше. Я должна действовать. Время пришло.

– Мне очень жаль, – сказала я то, что ожидали бы мои родители. – Но я не могу тебе помочь.

Я повернулась к ступенькам и сделала первый шаг, чувствуя, как у меня под ногами осыпается цемент. У себя за спиной я услышала какой-то шум, а через мгновение, когда оказалась наверху, услышала тихий стон.

– Сильви! Посмотри на меня! – крикнула Абигейл.

Что-то удерживало меня, но она закричала еще громче. А когда я оглянулась, то увидела, что она стоит возле арматуры, про которую Роуз говорила, что здесь собирались построить камин. Кровь выступила на одной из ее ладоней. Я ахнула.

– Теперь видишь? – сказала она. – Во мне что-то есть. Возможно, не демоны, о которых все говорят, но нечто, позволяющее мне причинять себе боль. Себе и другим людям, если я не получаю то, чего хочу. Так что, пожалуйста, помоги мне.

Наверное, мне следовало спуститься вниз и попытаться остановить кровотечение. Или просто убежать, пока она не напала на меня. Но нет, я стояла наверху и смотрела, как кровь стекает с ее пальцев и капает на цемент. Мы молчали. Затем послышался другой голос:

– Сильви! Абигейл!

Это был отец.

– Я должна идти, – сказала я. – Мы обе. Тебе нужно промыть и забинтовать рану.

Абигейл не ответила, но протянула другую руку и провела ею вдоль прута, снова застонала, но теперь громче, и ее лицо исказилось от боли. Потом она протянула ко мне окровавленные ладони.

– Деньги, – просто сказала она. – Я знаю, они у тебя есть. Не могу даже обещать, что я их верну, но пожалуйста…

– Хорошо, – сказала я, потому что не видела другого способа ее остановить. И все же я пыталась выиграть время, чтобы придумать, как выйти из трудного положения. – Хорошо. Я отдам тебе завтра.

– Я не могу ждать до завтра. Деньги мне нужны сегодня вечером. Когда я буду спать в подвале, принеси их мне.

Помощь одержимым

Большинство людей боятся верить в призраков. А я боюсь в них не верить. Но кто же они? Ведь если их не существует – если после смерти мы не можем задержаться в этом измерении, чтобы закончить оставшиеся дела, то тогда каждое мгновение, каждый наш вдох столь же эфемерны, как ветер. Значит, все, что мы делаем на земле – приход и уход, любовь и ненависть, – все напрасно. Так что нет. Призраки меня не пугают. А вот их отсутствие вызывает ужас.

Впрочем, хватит об этом. Пора возвращаться к моему рассказу, мистер Хикин. Прошу меня простить, Сэм. Больше всего на свете я хотел создать хорошую жизнь для моих дочерей и жены. Иметь свою семью, живущую в соответствии с истинными ценностями. Когда я был мальчишкой, мой отец слишком много пил. Он не вел себя агрессивно, но его отстраненность меня обижала. С мамой у нас было немало моментов нежности, но наши интересы столь сильно разнились, что настоящей близости между нами так и не возникло. Ну а брат совершал поступки, которые я не мог ему простить. Вот почему мне пришлось создать свой мир. Простите?

Нет, нет. Я имею в виду совсем другое. Те явления, которые я видел – и продолжаю видеть, – они абсолютно реальны. Я хотел сказать, что создал свой мир, не имевший никакого отношения к моим родным. Я обрел Библию и начал верить, что жизнь в свете, без грехов и упреков поможет нам существовать. И не даст мраку приблизиться.

Запись закончилась, и магнитофон в машине детектива Раммеля автоматически вытолкнул кассету. Он спросил, хочу ли я послушать вторую сторону.

– Это зависит от того, сколько нам еще ехать, – ответила я.

Раммель оторвал руку от руля, показал на невероятно высокую металлическую ограду впереди, и я увидела колючую проволоку, которая шла сверху, и низкие кирпичные строения по другую сторону.

– У нас еще есть немного времени, Сильви. Но почему бы нам не послушать другую сторону потом, когда у тебя прояснится в голове?

Дни. Недели. Месяцы. Должно быть, ушло никак не меньше времени, чтобы организовать встречу с заключенным, находящимся по ту сторону ограды. Но в то утро, когда я нашла в мусоре свечи, я молча поехала с сестрой в полицейский участок. Мы с ней практически не разговаривали после ссоры из-за денег, заработанных мною телефонными опросами, и наше молчание стало таким осязаемым, что создавалось впечатление, словно мы обе затаили дыхание, вынуждая другую заговорить первой. После того как нас разделили – Роуз осталась на скамейке в коридоре, а меня повели в уже знакомую мне комнату для допросов, – Раммель и Луиза спросили, готова ли я отказаться или подтвердить свои прежние показания о том вечере прошлой зимы.

Тогда я заявила, что хочу увидеть Альберта Линча, и категорически отказалась говорить что-либо другое и даже встречаться с сестрой до тех пор, пока меня к нему не отвезут. Луиза вышла в коридор, чтобы поговорить с Роуз относительно разрешения, ведь я была несовершеннолетней, а она являлась моим опекуном. Пока мы ждали, я спросила Раммеля о кассетах с интервью, о которых мне рассказал Хикин. Несмотря на проблемы, возникшие из-за меня у детектива, он продолжал хорошо ко мне относиться и довольно мягко сказал, что я могу прослушать запись, если думаю, что это может как-то помочь. Он принес кассетный магнитофон, и я стала слушать отцовское интервью. В некоторых местах записи запинающийся голос Хикина пропадал, и после пауз я снова и снова слышала отца.

К полудню Раммель заглянул в комнату, чтобы сказать, что ему удалось согласовать визит в тюрьму, а Роуз, хоть и с некоторой неохотой, дала свое разрешение. Теперь оставалось выяснить, согласится ли Линч на встречу со мной.

Вскоре пришел положительный ответ.

Почти через пять часов после того, как я перешагнула порог полицейского участка, мы вышли, и у меня осталась одна кассета, которую я еще не прослушала. В коридоре я увидела сестру, которая сидела на скамейке и листала старые брошюры по охранным системам. Меня удивило, что она до сих пор здесь: я думала, что она давно ушла домой.

– Сильви, – сказала она, как только меня увидела.

Опустив голову, я продолжала идти дальше. Мне даже захотелось взять детектива за руку. Вместо этого я только крепче стиснула кассету, готовясь к конфронтации с Роуз и предстоящей поездке в тюрьму.

– Сильви! – Роуз бросила брошюры на пол и встала. – Я к тебе обращаюсь!

– Я всего лишь собираюсь с ним встретиться, – сказала я, чувствуя, как усиливается ш-ш-ш-ш у меня в ухе.

– Зачем?

Для полной уверенности – вот зачем. На этот раз я хотела знать наверняка. Ради детектива Раммеля и Луизы я больше не собиралась совершать ошибки. И намеревалась сделать все правильно ради своих родителей. И ради себя.

Но я не стала ничего объяснять Роуз, просто прошла мимо, не обращая на нее внимания.

ИСПРАВИТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ОКРУГА САССЕКС – я смотрела на вывеску, когда мы проезжали ворота тюрьмы. В ту ночь, кода я открыла глаза на больничной койке, я увидела сидящего рядом Раммеля, сильного и несокрушимого, словно ожившая статуя. Но когда он разговаривал с охранниками у ворот и у входа, а потом с другими охранниками в лабиринте кирпичных зданий, детектив казался невозможно человечным. Что-то в его тяжелых шагах, шумном дыхании и редких вдохах вызвало у меня ощущение, что он волнуется не меньше меня.

Еще в участке мы договорились, что он будет оставаться со мной в течение всей встречи, поэтому после того, как очередной охранник привел нас в комнату, где стояло несколько столов, и предложил сесть, детектив устроился рядом. Длинный прямоугольный стол, где я ждала Линча, не слишком отличался от столов в школьной столовой. Мысль о школе заставила меня вспомнить о Бошоффе и о дневнике, который он мне подарил. Мне так и не удалось его найти накануне вечером, и теперь оставалось надеяться, что он лежит где-то в глубинах кинотеатра, как многие другие вещи, которые потеряли зрители, побывавшие там до меня, и которые так и не нашлись.