Бремя чисел - Саймон Ингс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот мы сидим в ресторане и пьем джин с тоником в стране, где продолжительность жизни едва дотягивает до тридцати пяти лет, а правительство проголосовало за то, чтобы бывшего диктатора похоронить в золотом гробу. А Ной Хейден готов в любую минуту завести разговор о правах человека.
— Главная твоя беда, Саул, — произнес он, — в том, что ты политизирован лишь в той степени, какая оправдывает твой цинизм.
Я непонимающе посмотрел на него.
— Представляю, — продолжал мой собеседник, — как ты говоришь себе: «Им будет лучше там, куда они едут, чем здесь!»
— Ну, ты скажешь! — отозвался я, стараясь не показать Хейдену, что он попал в точку.
— Тогда почему? Зачем ты занимаешься этим?
Он что, и вправду думает, что такие люди, как я, не способны на рефлексию? Что нам чужды высокие идеалы?
Я ничего не ответил. У меня не было желания затевать политические дебаты. Отвечать наездом на его наезд. Да и понял бы он меня? Увидел бы мир, в котором я живу? Мир, который я пытаюсь изменить.
Каждую безлунную ночь зарегистрированные в Камбодже суда курсируют между Ливаном, Сирией и Кипром. Рыбацкие фелюги из Сомали пристают к песчаным пляжам Мокки. В миле от береговой линии Испании разного рода подонки сначала бросают в море детей, зная, что женщины сами последуют за ними, после чего поджигают корабль.
Вернулся официант с хейденовским сандвичем. На сей раз стейка в нем не было.
— Вы же сказали, что он вам не понравился, — бесхитростно объяснил официант, когда Хейден выразил свое неудовольствие.
Официант был из местных. На следующей неделе, когда открылась конференция, в отеле уволили всех официантов, поваров, коридорных и горничных, заменив их южноафриканцами.
Тогда же в северном Трансваале местные безработные на полном ходу сбрасывали с поездов шахтеров-иммигрантов из Малави. Во Франции курд из Ирака разбился насмерть, спрыгнув с двадцатиметрового моста на крышу товарного поезда. Бедняге не повезло, он оступился и упал на рельс, находившийся под током. Шестеро русских украли в Кале с пристани быстроходный катер. Они гнали его на такой бешеной скорости, что двигатель взорвался, и им пришлось на веслах плыть по самой оживленной водной магистрали мира. Литовская супружеская чета средних лет переплывала Ла-Манш на детском надувном матрасе. Когда примерно в пятистах метрах от берега графства Кент их подобрала английская береговая охрана, оказалось, что, кроме себя, мореплаватели умудрились уместить на крохотном плавсредстве чемоданы и сумки.
Чего Хейден не мог или не хотел понять, так это того, что «преступления», которым он так рьяно стремился положить конец, есть не что иное, как разновидность революции. Идеалы Франца Фанона и Жоржи Каталайо приказали долго жить. В них верят лишь упертые мастодонты вроде Мугабе. Что ж, пусть так оно и будет. Революционная ситуация в странах третьего мира — необходимость революции в странах третьего мира — никуда не исчезла.
На этот раз мы сделаем все иначе. Мы не станем даже притворяться, будто хотим играть честно. Начиная с нашей первой встречи в 1992 году и до провала в 1999 году мы с Ником Джинксом переправили через границы многих государств более десяти тысяч человек — мужчин, женщин и детей. Десять тысяч первопроходцев, миссионеров, торговцев-авантюристов. По сравнению с обширными семейными кланами и транснациональными схемами, не говоря уже о подпольных каналах самих беженцев, мы с Ником были мелкой сошкой.
Десять тысяч ртов. Значит, Запад хочет играть по рыночным правилам? Пожалуйста. Мы тоже будем играть по тем же правилам. Не важно, сколько в мире таких вот ноев хейденов, пребывающих в близорукой уверенности, что они могут диктовать свою волю всем континентам планеты. Мы сожрем Запад так же, как Запад когда-то пожирал нас.
— Что-то было не так?
Стейси дочиста выскребла баночку с йогуртом. На стоящей перед нами тарелке оставалась лишь крошка омлета. Я молча подцепил его ложкой, положил в рот, прожевал и проглотил. Вкуса я не почувствовал.
За окном гостиничного номера на ярко-голубом небе виднелись редкие лохмотья вчерашних туч. Впервые в жизни мне захотелось выговориться.
— Саул!
Я допил кофе и рассказал ей все как на духу. Сколько можно держать эти вещи в себе.
Пятница
12 марта 1999 года
Проведя в воздухе почти двадцать четыре часа, я снял номер в гостинице аэропорта Глазго. Как вдруг выясняется, что в город приехал цирк.
День Красных Носов. Неприятный казус, когда в номер без стука вошла горничная. Вечером в благотворительном спектакле на сцене появятся Джонни Депп и Дон Френч.
Без десяти двенадцать ночи мне наконец-то позвонил Ник Джинкс. По голосу я понял, что он плачет.
Он должен был позвонить вечером, то есть три-четыре часа назад, чтобы доложить, как обстоят дела с доставкой в Шотландию пятидесяти восьми мужчин, женщин и детей. Им всем нашлась бы работа на местном рынке труда — на фермах и небольших предприятиях. Вместо этого он позвонил мне откуда-то из окрестностей Карлайла и сообщил, что убил их всех.
Рассказал о том, где находится кнопка, приводящая в действие вентилятор трейлера. И где те рычаги, при помощи которых открываются отдушины.
И где сами отдушины, которые он закрыл перед въездом на таможню Портсмута и которые забыл открыть снова. И так далее, и тому подобное раз за разом.
— Открой двери!
Страх отшиб Нику мозги, сделав из него недоумка.
— Открой двери. Загляни внутрь.
— Пошел ты! — задыхаясь, ответил он. — Иди в жопу!
— Ты включил вентиляцию?
— Да я ничего, на хер, не вижу!
— Повторяю, вентиляция работает?
— Можно подумать, мне видно!
— Скажи мне, что ты включил вентиляцию.
— Пошел ты!
— Ник, включи вентиляцию! — Я подхожу к окну, прижимая к уху мобильный телефон, и смотрю на небо. — Ник, послушай меня. Они все еще могут быть живы. Ник!..
Собственно, смотреть не на что. Не было ни единой звезды, которой бы хватило силенок соперничать с резким освещением аэропорта.
Стейси взяла со стола кофейную чашку. Чашка оказалась пуста. Она перевернула ее и принялась рассматривать донце.
Вставая со стула, я боком зацепил сервировочный столик, и он, дребезжа посудой, откатился в сторону.
— Саул! — позвала меня Стейси.
— Мне пора, — сказал я и направился к двери.
— Саул!..
На лифте я спустился в подземный гараж. Я забыл, где оставил свой взятый напрокат автомобиль, но мне крупно повезло, что я сразу же свернул в нужный угол. Забрался в машину, захлопнул дверцу. Вытащил из кармана мобильник, дрожащими пальцами попытался нажимать кнопки. Руки меня не слушались. Наконец, дозвонившись, выяснил, что самый ближний лондонский рейс, на который есть места, будет в пятнадцать тридцать. Я еще успеваю. При помощи кредитной карточки оплатив билет, я бросился в отель за одеждой и паспортом.
В самолете, в соседнем с моим кресле, уже сидела Стейси Чавес. Она возилась с парой наушников.
2Квартира Стейси Чавес занимала три верхних этажа в перестроенном доме у причала в Уоппинге, в десяти минутах ходьбы от лондонского Сити. Белые стены, инкрустированные красным деревом половицы. Окна со стороны дороги затянуты парусиновыми жалюзи. Задние окна выходят прямо на Темзу. Если высунуть голову и посмотреть направо, то можно увидеть Тауэрский мост. На набережной, на другой стороны реки, сейчас темно: там какой-то паб, полоска парка и ряд дешевых муниципальных домов.
Образ жизни Стейси нашел отображение на одной серии финских почтовых марок. В гостиной на столе, рядом с плазменным телевизором, аккуратными стопками лежат номера искусствоведческого журнала «Паркетт». В аптечном шкафчике в ванной — неабразивный скраб для лица. Когда я поселился у нее, она купила мне кое-что для личного пользования. Стейси так и сказала со смехом: «Я купила тебе кое-что для личного пользования». Я поставил ее покупки на полку в шкафчике, которую она освободила для меня: крем после бритья без запаха, лосьон без содержания спирта.
На верхней полке хранились лекарства. Она каждый день принимала в небольших дозах «золофт», средство от перепадов настроения.
— Я чувствую себя лучше, чем просто хорошо, — объясняла Стейси, когда день оказывался тяжелее обычного. «Лучше, чем просто хорошо». Иногда мы ложимся в постель, даже когда в квартире Джером. Он сидит этажом ниже на кухне и тюкает по клавишам ноутбука. Джером — это не тот самый писатель, это помощник Стейси. Он появляется рано утром, когда мы еще спим. У него свой ключ.
— Привет, Саул! Как дела? Как спалось?
Ему непременно нужно сообщить, что он уже пришел.
— Доброе утро, Саул, какой кофе будешь пить?
Он очень любезно дает мне знать, что я ему мешаю.