СОКОЛ и ЛАСТОЧКА - Борис Акунин

На шлюпке пели:

Он реет высоко, поверх облаков,Полёт его светел и смел.Ах, где узкокрылой тягаться с ним,У каждого свой предел.

Если б девочка могла меня понимать, я бы сказал: «Не надо убиваться. Расставание – не самое страшное, ибо после него остаётся память. Какое богатство может нажить тот, кто хорошо прожил жизнь? Некоторое количество дорогих воспоминаний. В конце всё равно каждый уходит в одиночку. Но чем больше у тебя драгоценных воспоминаний, тем удачней сложилась твоя судьба. В старости ты будешь перебирать эти моменты, словно алмазы и изумруды».

– Вы позаботились обо мне, – сказал лорд Руперт. – Но что станется с вами? Ваш отец умер, замок заложен. Вам некуда вернуться.

Она воскликнула с деланной весёлостью:

– Обо мне не беспокойтесь. Я сумею выкупить Теофельс. Буду сидеть у окна, смотреть на поля и леса, которые после тропиков уже не будут казаться мне такими зелёными, и вспоминать… свои приключения.

Её голос дрогнул, но улыбка стала ещё шире.

– Поклянитесь именем Господа, что ваши люди доставят этого человека в Форт-Рояль! – донёсся до моего слуха возглас отца Астольфа.

Я подскакал ближе к Летиции и Грею, чтобы не пропустить ни слова из их разговора.

– Вы не похожи ни на одну из известных мне женщин, – озадаченно проговорил лорд Руперт. – А я за тридцать лет повидал немало представительниц вашего пола. Полагаю, таких, как вы, на свете больше нет. Если бы я…

Он запнулся, что было на него совсем непохоже.

Что он хотел сказать? Наверное, что-нибудь галантное – ведь он не наивен и отлично знает, что нравится слышать девушкам, даже некрасивым. Ну прояви великодушие, скажи что-нибудь ни к чему не обязывающее, мысленно взмолился я. «Если бы я встретил вас при иных обстоятельствах». Или, ещё лучше: «Если бы я был вас достоин». Тебе это ничего не стоит, а она будет помнить каждое слово, старясь под каменными сводами своего серого замка.

А может быть, и хорошо, что Грей не договорил. Теперь девочка была вольна домыслить что угодно. Главное, что у любимого затрепетали ресницы и осёкся голос.

Баллада про ласточку тем временем близилась к завершению. Никто не прерывал певцов, они снова добрались до куплета, который сулил счастливую концовку.

Но вечером выпало счастье ейЗа муки за все и терзанья…

Пусть хоть в песне всё окончится хорошо. Ну-ка, пусть сокол спустится с небес к бедной ласточке.

Высокий тенор в одиночестве с невыразимой печалью допел:

Ей серое с неба слетело перо,Как нищенке грош в подаянье.

Наконец, Грей довёл до конца неуклюжую фразу:

– Если бы я мог… надеяться… когда-нибудь увидеть вас вновь… Я был бы очень рад.

Зябко передёрнувшись, Летиция быстро сказала:

– Да-да, я тоже. Пойду скажу капеллану, чтоб он перестал за вас заступаться. Я не Дезэссар, мне святой отец поверит. Как только мы скроемся за горизонтом, плывите отсюда прочь. Помните, что где-то бродят мичман и писец. На всякий случай я спрятала вон под тем кустом шпагу.

Она слегка подняла руку, слабо помахала ею и пошла прочь, увязая в песке. Я чувствовал, как тяжело даётся ей каждый шаг – будто к подмёткам приклеился весь земной шар.

– Скажите лишь одно. Вы всё это сделали… для меня… почему? – хрипло спросил лорд Руперт.

Не оглядываясь, она сказала очень просто – может, само сорвалось:

– Потому что я полюбила вас больше спасения своей души.

И по-прежнему не оборачиваясь, быстро замахала рукой: всё, всё, всё!

Я прыгал вслед за своей бедной девочкой, давясь рыданиями, и никак не мог её догнать.

Зазвенела железная цепь, заскрипел песок.

– Погодите! Стойте!

Грей упал на колени подле её ног, взялся за край платья. Летиции пришлось остановиться. Он открыл рот, но не мог совладать с волнением.

– Что? Что? – спросила она испуганно.

Я слышал, как в шлюпке кто-то сказал (кажется, дядя Мякиш):

– Ишь, неохота бедолаге на острове оставаться. Ты не Колючку проси, дурья башка. Проси капитана!

Лорд Руперт смотрел на Летицию снизу вверх.

– Это правда? То, что вы сказали? Тогда мне не надо свободы! Скажите Дезэссару, что я согласен. Он получит свой выкуп. Пусть высадят нас в каком-нибудь порту, я выдам вексель. Я построю новую «Русалку», мы с вами будем плавать по морям, куда пожелаете. А не хотите – осядем на суше. Мой брат у меня в долгу, он даст мне любые деньги, я построю для вас дворец!

Он ещё много что говорил – всё, что мечтает услышать от мужчины влюблённая девушка. Что думал о ней беспрестанно, с самой первой минуты, как только увидел. Что сомневался, земное ли она существо. Что мучительно ощущал своё ничтожество рядом с таким совершенством. Что все остальные женщины по сравнению с ней – пустое место.

Но меня вдруг охватило сомнение: не сон ли это? Что если от нестерпимо яркого света полной луны у меня начались галлюцинации? Я читал, с людьми такое случается. Может, и с попугаями?

Лицо у моей девочки было загадочное. Она внимательно слушала, но никаких чувств не проявляла. Можно подумать, ей каждый день признавались в благоговейной страсти прекрасные лорды! Всё-таки женская душа – потёмки.

Вдруг она подняла руку, и он покорно умолк на полуслове, глядя на неё со страхом и надеждой.

Я затаил дыхание. Что она скажет?

Летиция с достоинством молвила:

– Вы богаты, но и я не нищенка. Во-первых, у меня есть вот это. – Она вынула из-за пояса что-то маленькое, блеснувшее холодным светом. – Стащила из сундука. Этого с лихвой хватило бы, чтоб выкупить Теофельс.

Он взял, положил на ладонь, рассмотрел.

– Какой крупный алмаз! Идеальной формы. И, если не ошибаюсь, цветной? Я знаю толк в камнях. Этот достоин украсить королевский скипетр.

Грей почтительно вернул алмаз, и она продолжила:

– Камень – чепуха. У меня тут полная пещера золота и серебра. Так что ещё неизвестно, кто из нас богаче. Но меня не интересуют богатства. Мне не нужны ни дворцы, ни корабли. Хотите, чтобы я была вашей?

– Больше всего на свете! – воскликнул он. – Неужели у меня есть надежда? Приказывайте! Ради вас я готов на любые…

– Молчи и слушай, – перебила его Летиция. Она наклонилась и крепко обхватила его лицо ладонями. Голос её стал глух, даже страшен. – Я хочу, чтоб ты был мой и только мой. Чтоб на тебя больше никогда не посмотрела ни одна женщина! А они обязательно будут на тебя пялиться, и я выцарапаю их жадные глаза, а потом умру от стыда и раскаяния, потому что бедняжки ни в чём не виноваты. Ты такой красивый!

– Я бы тоже предпочёл, чтобы мужчины на тебя не смотрели, – отвечал лорд Руперт, нисколько не испугавшись. – Если кто-то из них умеет видеть женщин, как их вижу я, он не оставит тебя в покое.

– Ну и что же нам делать? – Она присела на корточки. Теперь их глаза были на одном уровне. – Разве эта задача имеет решение?

Он рассудительно заметил:

– Всякая задача имеет решение, если она правильно сформулирована. Как сделать так, чтобы тебя не видели другие мужчины…

– А тебя – другие женщины.

– Очень просто. В тридцати милях к востоку от Сент-Морица есть чудесный остров. Я не раз проплывал мимо и рассматривал его в подзорную трубу. Там зелено и сухо, на холмах растут вековые деревья, меж ними струятся ручьи. В лоциях остров называется Инаксесибль, «Недостижимый», потому что к нему невозможно пристать. На нём никто никогда не высаживался. Там нет якорной стоянки, а подойти на лодке невозможно – волны разобьют её о скалы. Но мы поступим иначе. Мы приблизимся на ялике, и я доберусь вплавь, я очень хорошо плаваю, Тебя я вытяну на верёвке. Лодка потом разлетится в щепки, но туда ей и дорога. Мы никогда не покинем свой остров.

– Никогда-никогда? Но что мы там будем делать?

– Будем жить счастливо, вдали от всех.

Подумав, она сказала:

– У нас могут быть дети.

– Обязательно будут.

– Что же, они не смогут покинуть остров, если им этого захочется? Не покажется ли им наш рай тюрьмой?

Руперт Грей, как это свойственно мужчинам, из-за будущих детей волноваться не стал.

– Это их дело, – пожал он плечами. – Захотят уплыть – что-нибудь придумают. Чтоб наши с тобой дети не нашли выхода? Не могу такого представить. Но потом они всё равно вернутся, потому что лучшего места нигде не найдут.

Никаких иных сомнений у Летиции, похоже, не возникло.

– Хорошо, милый, – молвила она, поднимаясь. – Я только прощусь с прошлой жизнью.

И направилась к капитану с монахом. Шаги её были лёгкими, совсем не такими, как прежде. Меня бы не удивило, если б моя питомица вдруг взяла и взлетела. Я даже сам поднялся в воздух, чтобы оказаться рядом, если подобное произойдёт. Знаете, как говорят у нас в Японии: «где одно чудо, там и другое».