В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых - Варвара Головина

«Ласточкино гнездо» — памятник архитектуры и истории, расположенный на отвесной 40-метровой Аврориной скале мыса Ай-Тодор в поселке Гаспра на южном берегу Крыма. Строение напоминает средневековый рыцарский замок вроде Белемской башни или виллы Мирамаре близ Триеста.

После долгих колебаний я решила обратиться к графу Адлербергу, не подозревая, как я говорила выше, что он может не знать тайны Государя. Я была уверена, что только его одного послушают, если речь зайдет о соблюдении приличий. Я сама нуждалась в поддержке и опоре человека более сильного, чем я, в таком щекотливом деле, и, войдя к графу, я тут же выложила ему возмущенно и энергично, как всегда бывает, когда чувства берут верх. Я даже сделала ему горькие упреки в том, что он не подумал оградить. Государыню от таких оскорбительных и отвратительных случайностей. Много лет прошло с тех пор, а у меня перед глазами и теперь стоит печальное и удрученное выражение лица графа после моей тирады, которую он выслушал молча.

— Увы, дорогая графиня, — сказал он наконец, — не ждите от меня ни помощи, ни совета. Я сам изнемогаю под тяжестью ужасной ситуации, и вы совершенно заблуждаетесь на мой счет. Государь не только ни разу не говорил со мной о своих отношениях с княжной Долгорукой, но при всяком случае старается уверить в обратном, играя со мной совершенно ненужный спектакль. Он понимает, что я не могу ничего не знать и мне, как министру двора, надлежит оплачивать расходы, которые влечет за собой сложившаяся ситуация, и, однако, повторяю, между ним и мною не было сказано ни единого слова об этом предмете, не прозвучало ни единого намека.

Несмотря на то что моя надежда получить нравственную поддержку не состоялась, я не могла не поздравить от всего сердца Адлерберга с тем, что он чудесным образом сумел избежать участия в скандале. Итак, мне оставалось полагаться только на свою счастливую звезду, и, слава Богу, она была ко мне благосклонна.

Все, что я описываю, дела давно минувших дней, хотя именно они наложили свою печать на все последующие события. Бедный граф Адлерберг, положение которого и в ту пору было довольно сложным, даже не предполагал, какое испытание его ожидает. Я постараюсь воспроизвести во всей полноте то, что мне рассказывал граф спустя несколько недель после женитьбы Государя.

4 июля в Царском Селе граф был вызван к Государю, совергиенно не подготовленный к тому, что ему предстояло выслушать. Государь без лишних слов, хотя и очень неуверенным голосом, объявил, что решил венчаться с княжной Долгорукой, объясняя свое решение тем, что она многим пожертвовала ради него, что от этой связи родились дети и, наконец, что поступить так ему велит чувство долга.

— Вообразите мою растерянность, — сказал граф, — я с трудом улавливал слова Государя и не могу выразить, что я чувствовал в ту минуту, — меня как бы закружило в вихре кошмара, и пусть вам покажется странным, но ни разу возможность такой развязки не пришла мне в голову.

— Я умолял Государя, — продолжал граф, — во имя всего святого отказаться от рокового намерения, если только он не принял решения тотчас же отречься от престола. Я представлял перед ним в отчаянных выражениях ужасные, неисчислимые последствия подобного поступка: несчастье Царской семьи, непременное падение его престижа, возмущение и даже презрение общества, которое он рисковал на себя навлечь. Как бы ни были сильны и несдержанны мои слова, я еще владел собой. Будучи уверен, что Государь говорит об отдаленном будущем, я тешил себя надеждой, что со временем мне удастся уговорить его переменить планы. Это заблуждение продолжалось довольно долго, и нашу беседу можно разделить, таким образом, на две части. Вначале Государь возражал на мои нападки и даже пытался стать на юридическую почну, правда, весьма зыбкую, доказывая, что Император, дающий разрешение на морганатические браки членам Царской семьи, вправе распорядиться и собственной персоной. Было очевидно, что он выносил и продумал свое решение, но я был поражен противоречивостью и отсутствием логики в его защите. Поистине это был другой человек! Традиции, к которым он так тяготел прежде, глубокая порядочность, хорошо нам известная в нем и составлявшая прелесть его натуры, вдруг куда-то исчезли! Слушая его, я чувствовал, что его поврежденный разум больше неспособен воспринимать настоящий здравый смысл. Он хотел свадьбы любой ценой, не взирая на то что многое придется разрушить для достижения этой цели. Наша словесная битва продолжалась целую вечность. Я обезумел от горя и пытался сохранить хоть каплю хладнокровия, но, когда Государь, заканчивая спор, сообщил, что венчание назначено на послезавтра, я потерял свойственное мне обычно самообладание. Я больше не владел собой и наговорил ему кучу неистовых слов, не умея да и не желая сдерживаться в выражениях. Он ничего не ответил, повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Минуту спустя дверь снова открылась и вошла княжна.

У меня снова мелькнул проблеск надежды. Может быть, мне удалось убедить Государя и он прислал ее для того, чтобы я и ее уговорил? Но я глубоко заблуждался — я не знал, с кем я имею дело. Я разговаривал с ней впервые в жизни, я умолял ее тоже во имя любви к Государю спасти его от этого рокового решения, которое уронит его в глазах народа и возмутит все преданные ему до сих пор сердца, не говоря уже о более пагубных последствиях. Я вскоре поняла, что с тем же успехом мог бы обращаться к бревну, что эта женщина менее всего способна на благородную и великодушную жертву. Она повторяла неизменно одну и ту же фразу на все лады:

— Государь будет счастлив и спокоен, только когда повенчается со мной.

Это единственное возражение, которое она сумела найти в ответ на мои страстные речи. Тогда я попытался напугать ее, рисуя ей, в какое ложное и трудное положение она себя ставит по отношению к Царской семье и особенно к Великому князю Наследнику.

— О, как раз это не внушает мне никакого опасения, — сказала она, — они всегда так добры ко мне.

Во время нашего разговора дверь приоткрылась и Государь робко спросил, может ли он войти.

— Нет, пока нельзя! — вскричала она таким тоном, какого я себе никогда не позволяю даже со своим лакеем, уверяю вас. Тут только я понял, что Государь мне устроил сам свидание с княжной, уверенный, что я не сумею устоять перед ней. Весьма далекий от соблазна, я лишь был поражен вульгарностью и чрезвычайной глупостью этой героини самого несчастного из известных мне романов.

Когда Государь все же получил разрешение войти, он стал умолять Адлерберга присутствовать при венчании. Сначала граф отказывался, но потом ему напомнили о пятидесятилетней дружбе, связывавшей их обоих, к тому же монарх есть монарх и просьба постепенно переросла в приказ.