Победитель, или В плену любви - Элизабет Чедвик

Ральф де Блоэ, мужчина среднего возраста с седыми волосами, растущими в виде монашеской тонзуры, сидел в уютном кресле перед одной из жаровен. Его нос был костистый, щеки несколько обвисли, но глаза были все еще острыми, как у ястреба, и голос был устойчив и силен, когда он, принимая письма от Александра, задал ему несколько вопросов, относящихся к делу. Леди де Блоэ, когда-то возлюбленная старого Генриха, все еще красивая, с блестящими темными глазами, принесла Александру кубок приятного вина и предложила сесть напротив ее мужа.

Вино потекло по жилам Александра, подбадривая его, хотя он знал, что ненадолго и что с теплом придет расслабленность и сонливость.

С другого конца комнаты, где стояла вторая жаровня, раздался густой, сильный кашель, и перед газами Александра появился Жерве Фитц-Парнелл в компании точной, но более молодой копии де Блоэ.

Два горячечных красных пятна лихорадки разливались по скулам Жерве, глаза опухли и затуманились.

— Это вы, — прохрипел он Александру через неровные зубы. — Я не был уверен…

Хотя Александр был сильно утомлен, он все же быстро поднялся и освободил только что занятый стул. Не поблагодарив, Жерве сел и на мгновение согнулся, сотрясаясь от кашля. Александр подал ему вино. Озабоченно нахмурившись, леди де Блоэ исчезла, чтобы посоветоваться со своими женщинами относительно подготовки ингаляции, чтобы прочистить горло их гостя.

Жерве взял глубокий бокал вина у Александра и посмотрел на него слезящимися глазами.

Вы нашли ее? — прохрипел он.

Александр покачал головой.

— Я расспрашивал везде, где путешествовал, но никто ничего не знает.

— Мой отец тоже ищет ее, знаете? — Жерве прижал руку ко лбу и вздрогнул от боли.

Александр пристально и с удивлением посмотрел на него.

— Я так понял, что он и знать о ней ничего не хотел. В самом деле, если бы я не оставил его зал в тот день в Стаффорде, я думаю, что он вышвырнул бы меня.

— Девочки из благородных семейств заключают полезные союзы, когда их выдают замуж, — сказал Жерве хрипло. — Он нуждается в ней, чтобы увидеть, что его линия продолжилась во внуках. Моя собственная жена остается бесплодной, и отослать ее невозможно без того, чтобы нажить себе врагов среди ее родни. Она из семьи графа Честера, и это вызвало бы вражду, которую мы не могли позволить себе. — Новый приступ кашля был смягчен несколькими глотками подслащенного вина. — Если вы найдете ее, вы будете вознаграждены. Я распространил весть от города до города.

Губы Александра слегка изогнулись при упоминании о награде. Просто найти ее было бы само по себе наградой.

— Это было мое предложение разыскать ее, — продолжил Жерве, которого лихорадка сделала разговорчивым. — Но ему удобнее забыть, что это так, и превратить это в собственную идею. Знайте, что все ваши старания и затраты по розыску будут вознаграждены независимо от того, сколько понадобится усилий.

— Полагаю, что вы должны лечь в кровать и позволить женщинам позаботиться о вас, — вмешался решительно Ральф де Блоэ и, повернувшись в кресле, подозвал жену.

Жерве стиснул челюсти, будто собираясь возразить, но он в самом деле чувствовал себя плохо, и вежливый, но холодный тон голоса де Блоэ преодолел его браваду. Леди де Блоэ подошла к нему, бормоча нежные слова, и уговорила его встать и идти с нею к кровати, недавно застеленной нагретыми льняными простынями.

Александр подумал с тоской о таком для себя, но знал, что он должен быть доволен и местом около огня в зале, с плащом вместо одеяла. Он был обычный рыцарь, а Жерве Фитц-Парнелл — наследник барона.

Когда Жерве ушел, Ральф де Блоэ повел в удивлении седую бровь в сторону Александра.

— Девочка?

— Внучка Стаффорда, сэр, от брака его дочери и безземельного рыцаря.

Де Блоэ поджал губы, затем кивнул.

— Ах, да. Был какой-то скандал, насколько я помню. Вы знаете, что случилось с ними?

— Они оба недавно умерли. Бог пребудет с их душами. — Александр подумал о простой могиле у обочины дороги под Руаном и другой, тайной, в усыпальнице женского бенедиктинского монастыря.

— А их дочь… я не знаю. — Он стал пристально рассматривать рисунок «елочкой» на своих брэ.

— Здесь кроется что-то большее, чем вы мне сказали, — проницательно бросил де Блоэ.

Александр откашлялся.

— Это правда, что я не знаю местонахождение Манди де Серизэ. Я хотел бы, чтобы в моем разуме воцарился мир. Все мы сожалеем о нашем прошлом.

Де Блоэ фыркнул и поднял указательный палец.

— Если вы сожалеете о своем прошлом в столь юном возрасте, вы согнетесь под могущественным бременем прежде, чем достигнете даже половины моих лет!

— Это был страх слабости, который научил меня плавать, — ответил Александр мрачно.

Утром Александр отбыл из Чепстоу в Пемброук. Ветер все еще выл, разнося дождь по стране, и по небу мчались рваные синие и серые облака. Жерве Фитц-Парнелл лежал в постели, его тело измучили кашель и лихорадка, разгорающаяся по мере скопления слизи в легких. Несмотря на ингаляции ароматическим паром леди де Блоэ, он продолжал слабеть, пока каждый вдох, который он делал, не превратился в нарастающую агонию. Привели священника, и был отправлен нарочный в Стаффорд, чтобы вызвать лорда Томаса к постели больного сына.

На третий день после своего прибытия в Чепстоу и за три дня до прибытия отца Жерве Фитц-Парнелл умер, не приходя в сознание, задохнувшись от жидкости в легких, и Манди стала для Томаса единственной живой душой в роду Стаффордов.

ГЛАВА 22

ЛАВУ, ЛЕТО 1198 ГОДА

Манди была разбужена с первым серым светом жалобным голоском двухлетнего сына, требующего отвести его в уборную. Он недавно научился управлять своим пузырем, и использование отхожего места было новинкой, намного интереснее, чем ночной горшок.

Манди села на кровати и убрала волосы с лица. Глаза болели из-за недостатка сна и постоянного напряжения, которое требовалось для того, чтобы видеть след иглы через ткань при свете свечи. Было почти три часа, когда ее голова наконец коснулась подушки. С тех пор прошло не более пары часов, и этого немного не хватало для сна.

Флориан тянул настойчиво за рукав.

— Хочу пи-пи, — объявил он, его голос становился громче и настойчивее; Он мог проявлять требование, но не терпение; чтобы ждать.

На соседней постели служанка Элайн перевернулась и пробормотала что-то про себя, натягивая покрывало на голову. Она уже как-то пояснила, что думала о времени, когда ее будил ото сна собственный ворчливый младенец.

— Ты знаешь, где горшок, — сказала спокойно Манди. — Принеси его сюда.