Человек - Алексей Прохоров

И когда Моисей совершил первое чудо пред египетским владыкой, превратив посох в живого змея, фараон не дрогнув, призвал Иания и Иамврия - придворных чародеев и они сделали то же самое.

Соревнование двух сил затянулось, но чародеи сошли со сцены, признав свое бессилие тягаться с силой Свыше.

Мы уже говорили о лжемессии - антихристе. Это будет величайший феномен после Христа.

«Так что и огонь будет сводить с неба».

Наука к тому времени поймет многое, так как исчезновение миллионов христиан в день Восхищения Церкви подарит трезвость сонму мыслителей.

Но и она - наука - станет старательной служанкой всемирного диктатора.

23. Глава 7. Марийка

Нашу большую тему об особенностях последнего времени и о людях не совсем обычных хочется закончить рассказом о пережитом в глубокой молодости. Эту историю по свежим следам я хотел бы отразить в повести, но литературные способности были так слабы. К тому же избрал форму изложения с истолкованием. Но когда дошел до необъяснимого - дело остановилось.

Теперь, думается, смог бы осилить давнишний замысел, но когда подумаю об этом, возникает вопрос: «Кто поверит этому?»

Самому с трудом верится, что все это имело место в моей жизни двадцать пять лет назад.

Написать - появится очередная, своеобразная «Полесская легенда». Кому и что она даст?

После долгих колебаний решил сжать эту историю до возможного предела и поместить в виде рассказа, как иллюстрацию о необычном в человеческой психике, о том, как человек становится феноменом, а затем опять - как все, обычным.

Как эхо той далекой, странной истории лежит предо мною пожелтевшая страничка областной газеты с фельетоном, где атеисты поспешили низвести нашумевшую историю до уровня проделки сектантов с целью: «Продемонстрировать на опыте наличие Духа Святого».

(Так буквально сказано в фельетоне «Бесплодные старания»).

Осень 1959 года.

Даль безмолвная простирается,

Слышу вдалеке голоса,

Краски осени грусть приносят мне,

И туманят слезы глаза.

Черноглазая 18-летняя девчонка, веселившая цех своими частушками, попала на молодежное христианское общение.

Атмосфера простоты, безыскусственности и сердечности на фоне мелодичных песен зародила в ее сердце слова Христа, которые вскоре принесли плод примирения с Богом, Марийка стала христианкой.

Она осталась такой же веселой, жизнерадостной девчонкой. Правда, частушки уступили место христианским песням и изменился круг близких друзей. Это были молодые верующие завода.

Упуская многие детали, отмечу: однажды к нашему кругу подошел Антон, бывший верующий, и с каким-то странным настроением выпалил, глядя то на нас, то на Марийку:

- Вот увидите, Марийка будет такая же, как я.

И ушел.

Я часто слышал Антона, но в этих словах прозвучал какой-то вызов, угроза разрушить новую жизнь в душе новообращенной. Было в его словах что-то бесовское.

И, как по команде, на ее юную жизнь обратилась лавина неприятностей и странных происшествий, которые я до сих пор не могу себе объяснить.

Начало положил отец. Видя бездействие увещаний, он принялся бить дочь, забыв, что ей уже 18 лет.

Затем, схватив за шею, вытолкал ее во двор со словами:

- Пойди просвежись от баптистского дурмана. И можешь не возвращаться.

На дворе ночь. Начало зимы. Так и просвежилась в легком платьице до утра. Когда утром открыли дверь, Марийка вошла, взяла спецовку и отправилась на завод.

Что с тобой? - встретили мы ее.

Наверное, слова Антона начинают действовать, - ответила она сквозь слезы.

К обеду ее вызвали в контору. И там натиск, уговоры, угроза уволить с работы, если не бросит веру.

А дома вечером - очередной сюрприз: анонимка, подписанная: «любящие тебя сестры по вере».

В ней было все свойственное анонимкам: и «яд», и «перец», и издевательские нотки, вероятно, рожденные завистью удачной внешности Марийки.

И как па грех, анонимка попадает прежде всего в руки отца, вызвав очередной приступ ярости.

Дом, работа, друзья... Со всех сторон двинулись неприятности. Мы ободряли ее, как могли.

С этой поры Марийка держала меня в курсе всех своих переживаний, и это сближало нас все больше.

Как-то мы потеряли ее из виду на несколько дней. Я в ту пору уже сменил место работы.

Небольшой группой друзей мы отправились к ней домой. Одна из группы вызвала ее заплаканную, и мы ушли в степь, начинающуюся невдалеке. Под звездным небом пели, ободряли, успокаивали ее. Она поделилась своими трудностями и рассказала о странных событиях последних дней. Вот ее рассказ: «Мы пошли с мамой нарвать травы кроликам. Нарвали. Мне так захотелось побыть наедине. Мама пошла домой, а я осталась на берегу речки. И вдруг почувствовала, что кто-то рядом. Оглядываюсь - никого. И вдруг голос: «Почему ты не любишь меня?»

Поняв каким-то чувством, что это не кто иной, как сатана, отвечаю:

- Я Иисуса люблю.

- Напрасно, - продолжает он, - дорого обходится тебе эта любовь. Ты же видишь, что делается дома, на работе. И друзья - верующие - тожи хороши: анонимками травят. Бросай все, ты молодая, красивая. Зачем тебе это?

- Нет! Я полюбила Иисуса Христа.

Чувство чьего-то присутствия прошло, и я поспешила домой, с трудом приходя в себя.

На другой день вечером решила отправиться в город по своим делам.

Мама удерживает.

- Зачем же на ночь глядя? А домой как? (Автобусы в тот край еще не ходили). И все же я пошла. Возвращаюсь поздно. Темно, но страха не было. Подхожу к

мостику..

(В эту пору строили мост через речку, а через временное русло под сенью могучих карагачей перекинули деревянный мостик).

Ступаю на этот мостик и слышу:

- Стой!

Во мне все замерло, страх сковал тело, но никто не подходил. «Может быть показалось?» Делаю шаг и снова:

- Стой!

И опять никого. Вспомнила о молитве.

«Господи, помоги хотя бы мост перейти».

Перешла. Иду по дороге. И снова вчерашнее чувство чьего-то присутствия овладело мною. Оглядываюсь - никого. Звездное небо и свет отдельных оком в домах сравнительно освещали дорогу. Оглядываюсь снова, и вдруг!

Рядом силуэт высокого человека. Посмотрев на его лицо, вижу сквозь него звезды, сквозь тело - вижу на дороге камни.

Раздался уже знакомый голос и вопрос подобный вчерашнему. Я отвечаю ему: «Я уже сказала, что связала свою судьбу с Господом. А трудности - они пройдут».

Так мы и шли разговаривая, до самой калитки. Потом он исчез.

Где-то в разговоре я сказала:

- Хоть покажись, какой ты есть.

- Хорошо, - пообещал он. Это было в субботу.

В воскресенье утром собираюсь в Дом Молитвы. Снова голос: «Не ходи».

Но я пошла. К середине собрания снова голос:

- Встань и иди домой. И я пошла.

Путь ее лежал через то место, где теперь плещутся воды городского озера.

«Иду. Безлюдно. Только где-то впереди навстречу идет мужчина. Поравнялся и стал вчерашней тенью с чуть уловимыми чертами.

- Ты хотела меня видеть? Смотри.

Он дал знак сойти с дороги. Стоим, продолжая разговор. Проходят женщины, вероятно, с базара, с тяжелыми сумками. Смотрят с мою сторону, переглядываются, пожимают плечами; а одна пальцем около виска высказывает другой предположение: наверное, ненормальная.

Думаю: «Знали бы вы, с кем я стою».

Пришла домой, плачу. «Господи, неужели я совсем попала в руки сатаны!»

Эти слезы не высыхали до самого нашего прихода. Такой мы и застали ее.

Рассказав, успокоившись, она улыбнулась и продолжает.

«У меня есть и другое, только теперь радостное для меня и вас.

Дней десять назад родители, старшая сестра и брат уехали в гости.

Осталась я дома с меньшей сестренкой Анечкой. На душе так хорошо. Никто не ругает. Начиталась, напелась вдоволь под гитару.

Укладываю сестренку в постель. Она вдруг испуганно:

- Марийка, смотри какой яркий свет! Смотри! Я оглянулась- ничего.

- Спи, ничего не выдумывай.

- Смотри, - не успокаивается Анечка, - смотри, уже уходит.

- Спи! - укладываю ее, а сама наполнилась предчувствием чего-то необычного.

- А свет, все-таки был, - уже засыпая, пробормотала сестренка. Посидев еще немного, поворачиваю выключатель и от страха замираю на мгновенье: в дверном проеме - Ангел. Рука сама собою включает свет, бегу и от страха зарываюсь в подушку. Лежу, боясь посмотреть на дверь. Осторожно, потом смелей. Ничего. Подхожу к выключателю, поворачиваю - та же картина. Хочу повернуть еще раз, но Ангел ложит свою руку на мою и говорит:

- Нам и так светло.

Он с улыбкой молча смотрит на меня некоторое время, затем произнес:

- Трудно тебе, понимаю. Но терпи, так нужно. И его не стало.