Право на свободу, право на любовь - Наталья Мазуркевич

Император? Он сам составил список, и если я ему хоть чуточку дорога, хоть в память о матери, хоть из невозможной среди нас привязанности к племяннице, то он позволит. Позволит выбрать его, позволит быть с ним, позволит больше не бояться. Никого и никогда.

И даже мысли о Димитрии, который посвящал мне все свое время в школе, ушли куда-то в даль. Ушли, как нечто несущественное и невероятно отдаленное. Ушли, как песок сквозь пальцы, ушли бесследно и навсегда.

Мы покинули императорскую часть дворца, присоединяясь к десяткам других пар и целых семей, кто спешил, как и мы, выразить почтение императору и стать свидетелями эпохального зрелища, пусть и повторявшего в империи с завидной регулярностью, — помолвки его величества.

К моему удивлению, ставок не делали. Впрочем, памятуя о том, кто бы был частью спора, это даже не удивляло.

Нас пропускали без задержек: кланялись придворные — теперь уже мне, кивали министры — здесь уже я пыталась изобразить реверанс, но Эйстон не позволял, нахально протаскивая вперед, маги, как было принято, выражали почтение жестом, возвращаясь к прерванным делам. И только у самых дверей, распахнутых так, что можно было залететь на каре, мы остановились.

С обреченной грустью разглядывая толпу, как солдат из почетного караула, стоял Актор, выискивая меня глазами. Эйстон отошел на шаг, словно не хотел влиять на мое решение. Но… все равно влиял. Я не могла не чувствовать его запах, не могла не представлять его, не могла не слышать его дыхание, не могла забыть его имени. Даже среди сотен гостей, я все равно чувствовала его рядом, за моей спиной. И от одного этого становилось спокойно.

Я покачала головой и отступила назад, касаясь удивительно холодных пальцев Эйстона, которые тут же сжали мое запястье и… потеплели. Как будто он беспокоился, волновался из-за моего решения, ожидал его и надеялся. И мне стало тепло.

— Я выбираю вас, — тихо, но мне казалось, слышал весь мир, сказала я, вверяя свою руку этому странному и самому честному мужчине. И он взял ее, словно давая обещание уже не отпускать. Взял и уверенно, как будто имел право решать, повел меня под своды тронного зала. Я не возражала.

Первый танец я танцевала с ним. Под чужими взглядами, осуждающими, непонимающими, откровенно завистливыми и оценивающими. Я танцевала с ним и улыбка не сходила с моих губ. И даже когда кавалеры менялись дамами и моим партнером стал император, улыбка не дрогнула. Ни на мгновение. И Эйвор Тергелей кивнул. Довольно или просто разрешая, но он кивнул, делая меня самой счастливой здесь. Самой, безмерно и всепоглощающе счастливой, какой может сделать только первая ответная любовь.

И мир, казалось, был счастлив вместе со мной. Даже та девушка, с кем танцевал мой невероятно ужасный дядя, приходила в себя и, казалось, наслаждается оказанной ей честью. По крайней мере, ее щечки перестали алеть, а бледность ушла с лица. Ну и пусть, что красные ободки поселились в ее глазах, ну и пусть, если это заставит ее сделать первый шаг. Ведь император уже выбрал. Выбрал, иначе не смотрел бы на нее с улыбкой, не кивал ее словам и… не смотрел ее досье в своем кабинете. Теперь я видела ее наяву, девушку, что заинтересовала дядю. И сейчас, глядя на них, я думала, что и у них все будет хорошо. Ведь восемь это вечность, вот и они пусть будут вместе навсегда. Незачем империи девятая императрица, если один взгляд на восьмую заставляет императора улыбаться.

Сколько мы кружились в танце, я не знала. Как будто усталость ушла, впервые поступив по-человечески, давая нам возможность насладиться легкими касаниями друг друга, движениями в одном ритме, чуть сбитым дыханием, но нашим общим. И мне хотелось, чтобы танцы не заканчивались, но протокол диктовал свои условия.

Я не смогла прийти в себя, едва только остановилась музыка, и только спустя минуту, мы скрылись за спинами настороженно взирающих на происходящее придворных. А смотреть им было на что. Император делал предложение. И пусть даже вставая на одно колено, он сохранял осанку и взгляд его обещал всем мучительную смерть, но это зрелище стоило десятка лет, и все стремились как можно ближе подойти к негласной черте.

Мы же отходили к стене. Под укрытие тени, подальше от суеты.

Внезапно Эйстон нахмурился и сделал шаг в сторону, открывая экран браслета и вглядываясь в сообщение. Он не ругался: его воспитание не позволяло грубостей при девушке, но ничего хорошего о том, кто прислал уведомление и о том, кто вообще устроил крупную неприятность, такую, что требовала присутствия императора и его, как одного из самых сильных магов, в его мыслях не промелькнуло.

Решение требовалось незамедлительно, но Эйстон медлил, словно размышляя, в каком случае дело кончится меньшей кровью.

— Нет, я не должен оставлять тебя, — простонал маг, делая шаг назад и обнимая меня за плечи, привлекая к себе. — Они справятся сами.

— Справятся? Кто?

— Мои… бывшие ученики, — помедлив, ответил Эйстон, медленно вдыхая мой запах. — Вкусно.

Я зарделась, в душе довольная, что он похвалил выбор. Вот только…

— Ученики? Что-то случилось?

— Они справятся сами, — холодно и слишком резко, чтобы не выдать свое волнение, отрезал маг. — Я должен дождаться конца церемонии и передать тебя императору. Только в этом случае, я мог бы уйти.

— Идите сейчас, что может случиться здесь? — я кивнула в сторону придворных, императора, где-то на противоположной стороне мелькнуло лицо старшего принца.

— Нет.

— Идите. Я думаю, дядя вас оправдает.

— Нет, ваша жизнь и безопасность важнее чьей-либо еще. И если вы доверили мне себя — я не уйду, оставляя вас без защиты.

И он не ушел. Пусть я то и дело ловила его взгляды, направленные на распахнутые двери, он не ушел, продолжая обнимать меня и медленно и глубоко дышать, как будто мой запах его успокаивал. Я не возражала. И мне с ним было хорошо, но я понимала, что его тянет уйти, ведь где-то за пределами дворца творится что-то плохое с дорогими ему людьми. И едва только император закончил, получив ответ, мы быстро направились к нему.

Эйвор Таргелей довольно усмехался, принимая поздравления. Его невеста несмело кивала, предпочитая прятаться за спиной жениха. Император не возражал, ибо такая модель поведения женщины полностью укладывалась в принятые в семье нормы.

Я попыталась ободряюще ей улыбнуться, но, боюсь, вышло совсем иначе. Девушка вздрогнула и коснулась руки императора, словно ищу защиту. Неужели здесь даже искреннее счастье считается угрозой?

Маг быстро поклонился, не совсем так, как от него ждали, судя по неодобрительным взглядам. Брошенным ему в спину, но его величество не обратил внимания на дерзость, и придворные вынуждены были смолчать, поджав от зависти губы.