Квартирный вопрос (сборник) - Алекс Клемешье

— Я к вам пришла, — девушка поднялась и оказалась почти на голову выше него.

— Пришла и пришла, — Ник вдруг почувствовал, что любые объяснения будут неуместны. По крайней мере, сейчас. — Почему не заходишь?

— Дверь закрыта, а зуммер сломан.

Тим заржал, схватился за стену.

— А постучать — руки отвалятся?

Она вспыхнула, нервным движением заправила за ухо темно-синюю прядь.

— Не догадалась.

— Жертва… технического… прогресса!.. — Тим уже лежал на полу, хохоча во всю глотку.

Ник ухмыльнулся.

— Ну, пойдем с нами! Мы на тридцатый, за жвачкой.

— А остаться можно? — она уже улыбалась приподнявшейся на кровати бабке.

Белозубо улыбалась, широко. Такую стоматологию делали только в VIP-блоках.

— Как хочешь.

— Тебя как звать, деточка? — баба Клава слабо махала рукой, приглашая ее подойти ближе, и девушка ловко просочилась мимо загораживающего дверной проем Ника.

Просочилась, не задев, но обдав странным, будоражащим нервы ароматом. Индивидуальный запах. Право на индивидуальный запах имели лишь высоко оплачиваемые специалисты, элита. Или их дети. Несмотря на свой рост, девица не казалась достаточно взрослой, чтоб зашибать такие деньги самостоятельно.

— Рита.

С этой прогулки по супермаркету они возвратились необыкновенно быстро. Дома все было уже иначе. Немногочисленные вещи лежали на тех же местах, но уже как-то по-другому. Если бы Ник не знал наверняка, что комплексная очистка помещений работает двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, поглощая пыль и уничтожая болезнетворные бактерии, он решил бы, что в комнате стало чище. И светлее.

Рита спала на полу. Бабка сидела на кровати молча и, глядя на девушку, улыбалась чему-то. Так они и просидели до самого вечера — глядя на спящую посреди комнаты Риту и улыбаясь. Потом пили ледяной чай из пакетов «тетрапак», ели соленые крекеры и спорили об игровом кино. Тим смеялся, заваливаясь на бок; Ритка хихикала, пряча кончик носа в кулак; Ник ухмылялся. Баба Клава отзывалась с кровати шелестящим покашливанием. Как ни выгадывал Ник, а подобрать удобного момента для объяснений так и не смог. Ни в этот день, ни в другие.

Ритка мало говорила, но часто спрашивала: не знала элементарных вещей. Ее приходилось всему учить — даже пользоваться дистанционным пультом визора. Забываясь, она пыталась переключать каналы в голосовом режиме. Сломанные вещи ставили ее в тупик. Она никак не могла усвоить: сломанная вещь не становится бесполезной. Просто меняет свои функции. А еще у нее не было персональной карточки потребителя.

Через месяц она отважилась выйти в супермаркет.

С диким визгом они катали ее на тележке, покупали ей новые шмотки, руководствуясь подробно составленными описаниями бабы Клавы; Тим демонстрировал свои любимые игры, а Ник затащил Ритку в бассейн.

Он подныривал и хватал ее за щиколотки, тянул вниз. Она хохотала и дрыгалась, вырываясь. Плавала она гораздо лучше Ника.

Позже, в солярии, глядя на ее худые голенастые ноги, Ник понял, что она еще очень маленькая. Может быть, даже младше Тимки. Хоть и вымахала такая дылда.

Только чип-контроллер электронной карты не позволил им просадить все деньги разом.

Домой они возвращались поздно. Когда, постепенно ускоряясь, тронулся с места лифт, прозрачную каплю насквозь пронзил алый свет заходящего солнца. Ник услышал сдавленный вздох Ритки и почувствовал ее пальцы, нырнувшие в его ладонь. Он слегка качнулся вперед, к упершемуся в стекло Тимке и, обхватив свободной рукой, вздохнул, прижал к себе, зарылся лицом в мягкую рыжую шевелюру.

Дома их ждали мусорщики. Ник еще никогда не видел столько мусорщиков разом.

Баба Клава сидела на своей кровати. Очень прямо. С ногами, опущенными на пол. Казалось, она сейчас встанет и пойдет. По любым инстанциям. Настолько далеко, насколько понадобится. Мусорщики толпой набились в комнату и с трудом разместились на двенадцати квадратах. Посреди, на раскладном стульчике, сидел человек.

Он был одет в серое, но по сравнению с униформой мусорщиков серый цвет его костюма казался праздничным.

Человек жевал никотиновую палочку. Тим вытаращил глаза. Ник постарался скрыть удивление. Еще никто из них не видел человека, чье благосостояние позволило бы ему приобрести лицензию на употребление наркотиков. Само существование такой лицензии казалось мифом.

Как только они вошли, закрылась дверь. В комнате стало совсем уж тесно. Сумрачно.

Человек в сером заговорил первым. Пошевелился на стуле, чуть склонился в сторону. Ближайший мусорщик поспешно подставил ладонь. Человек сплюнул никотиновый огрызок.

— Маргарита! Ты взрослая девочка. Прекращай играть в эти игры и возвращайся домой. Будем считать, что я тебя простил.

Ритка побледнела, откинула голову вызывающе. Человек продолжил как ни в чем не бывало:

— Мать в истерике. Доктор Зи не отходит от нее ни на минуту. Она губит свое здоровье валиумом… Я снова начал употреблять никотин!.. Тебе должно быть стыдно.

Ритка молчала. Опустив голову. Сжав кулаки. Ник протянул руку — спрятал маленький кулачок в свою ладонь.

Как будто только заметив, мужчина обернулся к нему.

— Я говорил с Клавдией Петровной. Вы хорошо заботились о моей дочери. Я окажу вам ответную любезность и не стану официально заявлять о том, что здесь творится… Я бы посоветовал вам, молодые люди, вернуться к родителям. В семью… Маргарет, у тебя пять минут!

Он поднялся и вышел. За ним потянулись мусорщики. Когда вышел последний, Тимка метнулся — захлопнул дверь.

Потом они сидели на полу. Втроем. Уткнувшись в колени бабы Клавы.

Эльвира Вашкевич

Канал

Ястреб:

— Что такое жестокость? Борьба за жизнь, господа, всегда законна.

Властитель:

— Я вами управляю, чтобы вы мне платили, а вы мне платите, чтобы я вам приказывал.

— Так есть ли желающие заработать себе право жительства в Верхнем Городе? — голос глашатая взлетал над толпой.

Он применял миниатюрный усилитель, чтобы перекричать рев Нижних. Нижние терпеть не могут всякую технику, поэтому приходится встраивать все приспособления в одежду, иначе могут просто порвать на куски. Толпа поднималась и опадала, напоминая морскую волну, накатывающую на берег с грозной неотвратимостью, но отступающую, не в силах преодолеть более нескольких метров песка, разрешенных ей сушей. По поверхности толпы плыли шляпы и шляпки, кепки и платки.