Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны - Николай Князев

В районе китайских заимок, верстах в 100 на северо-запад от Урги одна из сотен китайского дивизиона ушла из сторожевого охранения, предательски убив инструкторов — татар. Командира же сотни, поручика Соколова живым бросили в костер. Случайно уцелевший татарин был свидетелем этого происшествия. После этого случая оставшиеся две китайские сотни были разоружены, а их офицеры расстреляны.

В 45 верстах к северу от Урги, перед подъемом на хребет Хангай, мы бросили обе наши пушки и два пулемета, потому что обстановка требовала особой подвижности при проскакивании ургинского района. По счастью, красные прозевали[40], и, благополучно обогнув город, мы вышли к реке Толе. Только лишь с этого момента представилась возможность взять направление на восток.

В 60 верстах от города монгольский отряд с русскими инструкторами закрыл нам дефиле. После часового боя мы отскочили на северо-восток в горы и, перевалив через них, ночью вышли в верховья реки Керулен. Скверно лишь, что на месте боя бросили двух тяжело раненых офицеров — Маштакова (последнего, неудачного бароновского адъютанта) и прапорщика Анциферова. Неприятно также было оставлять на позиции два последних пулемета, хотя и со снятыми замками.

То отступая от реки Керулена, то снова приближаясь к нему, следовали мы так до г. Сан-бэйсэ (300 верст на юго-запад от ст. Маньчжурия). В 10 верстах от этого города красные вновь напали на наш отряд. На этот раз они были рассеяны энергичной атакой в конном строю. Через двое суток после Сан-бэйсэ мы вышли в пределы Барги и разоружились.

Лишь немногим удалось бежать из Урги перед занятием ее красными. Беглецы сгруппировались у оз. Буир-нура там, где стоял небольшой отряд, обслуживавший связь Унгерна с атаманом. Туда приехали на автомобиле Ивановский и Коковин с остатками денег барона. Добрался до этого пункта доктор Клингенберг с двумя сестрами лазарета. Прибыл полковник Циркулинский с пятьюдесятью легко ранеными казаками. При дележе остатков бароновских денег каждый из унгерновцев получил по 50 золотых рублей. Полпуда золота успели увезти Ивановский и Коковин, все остальное конфисковали китайцы. Полковник Циркулинский быстро сошелся с одной из сестер, героиней громкой истории с Черновым, и по ее настоянию расстрелял ее начальника, доктора Клингенберга (может быть, в смерти доктора отчасти были повинны золотые монеты, зашитые в его меховую куртку)37. Этими последними, никому не нужными выстрелами и закончился один из самых героических эпизодов эпохи гражданской войны.

В Новониколаевской Чрезвычайке глухо стукнул еще один выстрел, прервавший жизнь барона Романа Федоровича Унгерн фон Штернберга. Но этот выстрел не убил барона — он лишь переместил его в другое измерение. Непосредственно из жизни барон перешел в легенду. Живет он и в сердцах многих из нас, во образе тибетского монаха, обитающего в недоступной ритоде (горная келья), ищущего там покоя для своей мятущейся средневековой души.

Да и для монголов он не умер. По свидетельству профессора Ю. Н. Рериха, подвиги барона сделались любимой темой их эпоса. По многочисленным айлам (становищам) монголов звучат песни о том, что барон — джанджин чутко спит в недоступном для смертных убежище, в самых глубинах Тибета, в царстве Шамбалы. В предначертанный день этот могучий батор, огромный как гора, пробудиться, встряхнется так, что заколеблется мир, и поведет сплотившиеся под его знаменами народы всего монгольского корня на подвиги небывалой Славы и Чести.

30 июня 1941 года Харбин, Маньчжу-ди-го.

М. Г. Торновский

События в Монголии — Халхе в 1920–1921 годах. Военно — исторический очерк (воспоминания)

С чувством полной ответственности перед историей приступил к изложению событий 1920–1921 гг. в Монголии, в каковой период времени генерал барон Сарыл-гун-хурэ перевернул страницу истории монгольского народа и положил начало новой эры Халхи.

Больше двадцати лет прошло со времени событий. За это время о монгольских событиях написали: профессор (?) Фердинанд Оссендовский — “Звери, люди и боги”, есаул Макеев — “Барон Унгерн — бог войны”, Д. П. Першин, К. И. Лаврентьев, К. Носков, Н. Н. Князев, атаман Семенов, И. И. Серебренников. Они полностью или частично в своих воспоминаниях уделяют внимание генералу Унгерну. На французском языке в журнале Университета Аврарги (Шанхай) за ноябрь 1942 г. П. Дюжур поместил большую статью о генерале Унгерне. Борис Уваров написал большую книгу — роман “В дебрях Монголии”, в которой генералу Унгерну, а особенно есаулу Кайгородову уделяется много места. События изложены без дат, что умаляет ценность труда, как исторического.

Перечисленные повествователи о генерале Унгерне — люди разного общественного ранга и интеллекта. Большинство авторов дают неверный облик генерала Унгерна и освещение событий. Я не хочу сказать, что они писали неправду. Наоборот, все они, кроме Ф. Оссендовского (самореклама) и мало знавшего события П. Дюжура, писали правду, как она им казалась и рисовалась по времени написания, но в исторической перспективе, без учета всей обстановки — их труды не отражают точно событий в Халхе и грешат односторонностью. Пожалуй, один Д. П. Першин рассматривает события в исторической перспективе, но как глубоко штатский человек и сторонний наблюдатель не мог знать многого, почему и труд его — не полноценный.

Особо нужно остановиться на книге, написанной Н. Князевым — “Легендарный барон”. По времени выхода в свет (1942 г.) она последняя и по объему солидная. Детально разбирать книгу Н. Князева не входит в мои планы, и нет в этом надобности. Укажу лишь, что автор не знаком, или не хотел познакомиться, или игнорировал все то, что было написано о генерале Унгерне до него, благодаря чему допустил крупные ошибки и не осветил многие важные события. Не использовал в должной мере многочисленных свидетелей-унгерновцев, проживающих в Харбине, путем перекрестных опросов, так как каждый в отдельности свидетель, за давностью времени, не свободен от ошибок в изложении. Как сам Н. Князев, так и его информатор “по магайло” не свободны от предвзятости и крайней односторонности.

Будучи мало военным человеком, напрасно взялся писать чисто военную книгу, почему и допустил ряд крупных ошибок и противоречий. Он, как человек с достаточным образовательным багажом, волей рока попавший в Комендантскую команду подполковника Сипайлова, естественно, был свидетелем или знал обо всех эксцессах, совершенных его командой в Монголии. Несомненно, Н. Князев знал обстоятельства и мотивы смерти достойнейшего полковника Казагранди, ветврача Гея и других, и он жестко, как один из унгерновцев, мог бы полностью осветить эксцессы, чем внести историческую правду в историю революции России и событий в Монголии 1921 г. Н. Князев предпочел написать книгу — гимн генералу Унгерну и в лучах его славных дел рассеять тьму, которая сопутствовала ему и которая привела к поражению. Но генерал Унгерн в исторической перспективе не нуждается в сокрытии правды. Для моей работы книга Н. Князева дала весьма ценные коррективы, за что я ему признателен.