Сборник летописей. Том I - Рашид-ад-дин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А что касается рассказа об его сыновьях, то он таков: они все были такими бахадурами, воинами и храбрецами, что ни один [из них] не поворачивал назад перед многочисленными с большим обозом войсками и ни у одного врага не было возможности и силы противостоять им. Рассказов об их молодечестве много. Один из них следующий: так как они были весьма отважны, то во время боя с врагом, отделившись от нукеров, стаивали где-нибудь в сторонке. [Оттуда] они наносили поражение тем людям, которые нападали на их нукеров, а имущество их, разграбив, увозили в свои кибитки. Чаще всего бывало так, что пока-то они приедут домой, у жен их от плача и слез не оставалось в глазах, потому что они страшились той опасности, которой подвергались эти весьма храбрые и известные люди. *Однако он оставался у них; он оставался у Туки из племени барулас[1210].
Впоследствии Кадан-бахадур и Кутула-каан ушли особняком на свои юрты в землю [племени] куралас[1211]. Турунк-Култан[1212] и Буртак-бахадур[1213] привыкли к тому, что всегда обращали в бегство племя кият-куралас[1214]. Обнаглев благодаря этому, они в то время [как-то] внезапно напали [на кураласов] и начали бой. Кадан-бахадур, сев на первую попавшуюся кобылицу, поскакал и сбросил одного из них [с седла], а коня его привел [с собою назад]. Когда они увидели такой [богатырский поступок], то сказали: «Какого они племени, что могут [совершать] такие дела? Разве они не из племени баяут-куралас? Да еще и то, что их женщины бросаются навстречу неприятельскому войску и пастухи их также бесстрашно ходят в битву!». [Кадан-бахадур] приказал, чтобы их [кураласов] люди выждали сбора войска. Они [Турунк-Култан и Буртак-бахадур] спросили у одной из тех женщин, которые опять наскакивали на войско, какого они племени? [Те] сказали: «Мы из племени уклат». Они удивились, что это за племя уклат? После того [как войско собралось], Кутула-каан и Кадан-бахадур с двадцатью нукерами, которых они имели, поскакали, подняв копья, на войско. [Увидев их], воины сказали себе: «Что же они за люди, что так отважно подъезжают? Бой с ними не шуточное дело!». Некоторые же сказали: «Это те самые люди, один из которых в одиночестве поскакал на нас и сбросил [с седла] человека, а коня угнал [с собою]. Вот он тот самый, который подъезжает!». Турунк-Култан и Буртак-бахадур сказали: «Среди этой тысячи людей мы — бахадуры и храбрецы, надо скакать!». И, подобрав поводья, вступили в сражение. Кутула-каан так [сильно] ударил копьем Турунк-Култана, что оно, пронзив его кольчугу, вошло в мясо предплечья и, пройдя по кольчуге и основанию плеча, засело в нижней части его ноги. От жестокости [полученной] раны тот так напрягся [всем телом] и так [сильно] натянул поводья, чтобы не упасть, что язык коня был рассечен удилами, а он [все же] свалился [на землю]. Тотчас следом за [этим] Кадан-бахадур сбросил [с седла] Буртака. Так как их отроки [кудакан] и следовавшие за ними соратники [кафадаран] были людьми храбрыми, они оба выбрались из неприятельского войска невредимыми. Турунк-Култан оправдался тем, что я, де, взирал с удивлением на забрало Кутула-каана, как вдруг |А 46б, S 109| свалился к ногам своего белого коня. Лошадь же его называли Джакакчин[1215].
А еще рассказ следующий: Кадан-тайши послал к Тудур-билгэ-чигину[1216], из племени меркит, послов с вестью: «Давайте заключим между собою союз[1217] и будем вместе попирать ногами обширные высокие холмы, вместе проходить большими дорогами в стране и пребудем в единении друг с другом!». Когда послы доставили [это] известие Тудуру, тот, не дав ответа, принялся оттачивать нож. Послы спросили [его]: «О, побратим-нойон, что значит, что ты оттачиваешь нож, а нам [ничего] не отвечаешь?». Тудур сказал: «Нож я оттачиваю для того, чтобы им вырезать тот единственный глаз, [который остался у] Кадан-анды!». Они вернулись назад и передали эти слова Кадан-бахадуру. Кадан сказал: «Да будет же жестокое слово началом распри! До сих пор мы не хотели войны, они же положили [ей] начало!» Затем он сказал: «Если я тебя под видом отравления выставлю вон, то что я буду за человек?»[1218] — и отрезал у своей... тихоходной лошади[1219] гриву и бросил [ее]. [Затем] он послал человека с правого крыла к Кутула-каану, который был его старшим братом, а с левого крыла послал известить своего свата [кудай] Ариг-чинэ[1220]. На третий день, снарядив войско, он выступил и захватил живьем Тудур-билгэ-чигина. Сын последнего, Токтай[1221], получив во время этой битвы девять ран, ушел вместе с правым крылом [майманэ] отцовского войска, обратившись в бегство.
Кадан-тайши сказал Тудуру: «Побратим, позавчера ты вырывал мой глаз устами[1222], сегодня же я вырываю твой рукою!». И вырвал [его] глаз и убил [его]. [Затем], захватив левое крыло его войска, он спешился.
Токтай спустя три года, когда его раны затянулись, снарядил свое войско и послал посла к Кадану [с словами]: «Монголы до сей поры всегда сражались, назначив [заранее] место для битвы и день сражения. Ныне мы тоже будем сражаться согласно этому же правилу». Когда прибыли послы [Токтая], Кадан-тайши собрал всех своих эмиров и поставил много кумыса. На этом курилтае[1223] он сказал [собравшимся]: «Эмиры, поразмыслите крепко и, посоветовавшись, дайте ответ послам». Ни один [из эмиров] не дал ответа. [Тогда] Кадан сказал: «Я отделил свой молодняк и, полностью выдоив их маток, поднес вам [их молоко][1224], говорите ответ послам!». Они все же [ничего] не сказали. Тогда он выразился иными словами и сказал: «Прибыли послы от улуса[1225], скажите [им] какой-нибудь определенный ответ, ибо это собрание [джам’ийат] я созвал ради этого совета». Они попрежнему ничего [ему] не ответили. Когда Кадан-тайши увидел подобное [поведение], то сказал послам: «Я созвал вот это собрание и собрал ведущих эмиров
