Новый Мир ( № 2 2009) - Новый Мир Новый Мир

А миньон с голосом Дилана Томаса существовал, судя по свидетельству Андрея Сергеева, в доотъездной судьбе Иосифа Бродского: Андрей Яковлевич рассказывал, что присланная из-за границы пластинка была основательно «запилена», слушали ее часто [6] .

Что до «исследования», то, поглядывая на серийные стопки иностранных компакт-дисков (как правило, c непременными книжными приложениями), пробегая подробнейшие аннотации и долгие, последовательные списки с распределениями авторских прав по каждой записи или фотографии, я с грустью думаю, что пока мы — по части систематизации и «серийности» (уж точно) — позади планеты всей. Хотя дело Льва Шилова и Сергея Филиппова активно продолжается отдельными замечательными аудиопроектами — о некоторых мы расскажем в следующем, прощальном обзоре, — до аудиоантологий типа «Poetry Speaks» (Sourcebooks MediaFuzion), изданий кэдмоновской поэтической коллекции или серии «The Voice of the Poet» (Random House, Inc.) нам пока далеко.

К сегодняшнему дню буржуины издали много, почти все и почти всех. Правда, справедливости ради надо сказать, что на CD аудиозаписи последовательно выходят в течение последних десяти лет, не более. У меня нет возможности представить здесь полно даже верхнюю часть айсберга, хотя бы потому, что, имея более или менее внятное представление о работе американских и английских издателей записей, я пока еще весьма смутно понимаю, как издают своих поэтов итальянцы, французы, немцы и прочие европейцы. На случайных находках далеко не уедешь.

Так что этот поиск — дело будущего, тут я очень надеюсь на Интернет, без которого если бы и удалось что-то узнать, так только — из общения с переводчиками (у них в домашних библиотеках сохраняются и старые пластинки, и компакт-диски, нередко подаренные теми, кого они переводят сегодня).

Конечно, когда я думаю о прикладной ценности зарубежных аудиозаписей, то, кроме «коллекционерской» темы, меня остро волнует именно упомянутое выше: а пригождалось ли, имело ли какое-то значение для переводчика иностранных стихов знакомство с голосом перекладываемого поэта, с его авторским чтением? Насколько важен для толмача уловимый в таком прослушивании «просодический вкус», несмотря на «этнографическую манеру чтения»? Кстати, в интервью Грегорзу Музиалю (журнал «NaGlos», 1990) Бродский, отвечая на реплику, что его манера чтения напоминает рыдание, пустился в рассуждение о просодической природе русского языка, древней литургической практике и тут же заметил: «Что до разницы между английской манерой чтения стихов и русской — это всего лишь разница культур: в английской традиции чрезмерная настойчивость считается моветоном». Тем не менее чтение многих — от Паунда до Гинзберга — вполне можно характеризовать как «настойчивое»…

Недавно я обратился с вопросом к Олегу Чухонцеву, много переводившему Роберта Фроста и, кстати, продолжающему работать над совершенствованием своей прошлой работы. И — узнал об опыте его «общения» с записями великого американца; ему их демонстрировали во второй половине 1980-х в Библиотеке конгресса США. Олег Григорьевич вообще очень интересно говорил об авторском чтении, о магии голоса, которая, по его ощущению, содержит в себе (вероятно, это применимо для очень немногих поэтов!) некий «вербальный», трудно выражаемый словами «шифр», облегчающий внимательному переводчику дорогу к адекватному переложению. У Фроста, безусловно, есть то, что Чухонцев назвал «поэтикой внутреннего голоса». И — «второй талант», гениальное авторское чтение. Это же О. Г. отнес и к Арсению Тарковскому. Итак, если я верно понял, глубина и «глухота» фростовского произнесения неумолимо приближает нас к пониманию его синкопированного стиха. Но все это, повторимся, верно только для тех поэтов и тех стихов, где главное — не в словах.

А здесь голос поэта — нужен, он помогает.

Однако по части помощи встречаются и менее таинственные, почти «прикладные», немедленные, так сказать, сюжеты.

Когда в ушедшем году появилось наконец издание стихов Томаса Венцловы («Негатив белизны», 2008, с параллельным литовским текстом) с переводами Виктора Куллэ, я вспомнил, что переводчик вступал со своим героем в те самые «фонетические» отношения. Далее — с разрешения адресанта.

«Лично для меня, — написал в частном письме Виктор Куллэ, — наличие голоса (при переводе с неведомых языков по подстрочнику) весьма желательно, если не сказать — необходимо. На переводы Венцловы ушло много сил, и работать было замечательно интересно, так как Томас делает гениальные, подробно и обстоятельно комментированные подстрочники. Но чего-то недоставало. И вот однажды я вооружился диктофоном и просто затребовал от Томаса озвучить только что переданные подстрочники.

В Москве его, как правило, рвали на куски, и он от этого дела увиливал. А тут мы выехали в Польшу, в замечательный городок Сейны — Томасу там давали премию „Пограничье”, — где был фестиваль, устроенный поляками для нашего героя и его друзей. По завершении официальной части ему деваться стало совсем некуда — мы жили уединенно, на берегу озера, в замечательном монастыре, настоятелем которого был некогда будущий Иоанн Павел II. Тут-то я и записал вожделенную фонетиче­скую тарабарщину, которая впоследствии немало при переводах мне помогла».

Однако это был не первый подобный опыт у моего корреспондента.

«С потребностью в авторском голосе при переводе я столкнулся впервые, когда в Англии переводил стихи Роя Фишера, — написал в том же письме Куллэ. — Год был эдак 1991-й. Дело в том, что Рой пишет фонетически сложно организованные верлибры. Для меня верлибр переводить — мука смертная. Непонятно, как организовывать, чем крепить пространство текста. Когда переводишь что-то традиционное, тебя метрическая сетка выручает, а тут — поди пойми. И тогда Рой сделал две вещи: он начитал для меня кассету и в придачу наимпровозировал некий бэкграунд на фоно. Он ведь еще замечательный джазовый пианист, едва ли не со всеми великими джемы играл. И вот, получив фонетический камертон, представление об авторском драйве, я дальше довольно легко с переводами справился».

Когда-нибудь мне бы очень хотелось поговорить со многими переводчиками на эту тему — голос переводимого поэта. И сейчас я приведу еще одно свидетельство, особенно интересное после появления на популярном портале YouTube проекта Джима Кларка «оживленная поэзия» <http://www.youtube.com/user/poetryanimations>.

«Я, по большей части, переводил старинных поэтов, чьих голосов в аудиоархиве нет, — сообщил поэт и переводчик Григорий Кружков. — В чтении артистов мне доводилось их слышать, но помощи от этого никакой не было. В том-то и суть, что у настоящего поэта в стихах уже запечатлена правильная мелодия, — подсказки излишни. Другое дело, что хорошее исполнение приятно слышать: так я с удовольствием слушал снова и снова, как Эдгар По „сам” читает „Ворона” на смешном сайте, где анимация оживляет портреты поэтов. Это было здорово! Современные поэты читают скучнее, суше. Но я люблю слушать голос Шеймаса Хини — и вживую, когда представлялся случай в Ирландии и в России, и в записи; наверное, это мне что-то дает как переводчику, но на подсознательном уровне…»

Стоит добавить, что в последнее время в рамках американского проекта «The Voice of the Poet» (CD + книга) вышли тщательно подготовленные аудиоиздания авторского чтения и Уильяма Батлера Йейтса, и Уоллеса Стивенса, которым Кружков отдал много сил. Фонозаписи некоторых других его героев тоже сохранились (Теннисон, Браунинг, Киплинг), но это уже эхо голосов, доверять этим фонограммам в том качестве, о котором идет речь, — сложно.

Удовольствие от прослушивания голоса Шеймаса Хини довелось разделить и мне: Кружков познакомил меня с компактом «Поэт и Волынщик», изданным в Ирландии компанией Claddagh Records. На этой пластинке Хини читает свое вместе с музыкой, «организованной» Лаймом О’Флинном (Liam O’Flynn). Поистине волшебное действо!

О том, что переводчики посещают «смешной сайт» Кларка, я уже знал. Поражает размах предприятия — полторы сотни персоналий, причем изрядная часть озвучена авторским чтением. Там начали появляться и наши поэты — Зинаида Гиппиус, к примеру. Мультипликаторы довольно бережны: минимум мимики, двигающиеся на фотопортрете губы. Смешно и трогательно.

А чтобы рассказать о более чем полувековой работе аудиопроекта Caedmon, нужны поистине кантаты и оды. С изумлением разглядывая изданную в 2000-м трехдисковую The Caedmon Poetry Collection или выпущенное двумя годами позднее (на 11 CD!) звучащее Собрание сочинений Дилана Томаса, я думаю о двух героических дамах — Барбаре Коэн и Марианне Рони, которые в конце января 1952 года, сидя вместе с Томасом в баре легендарного отеля «Челси», уговорили поэта начать записываться. В истории англоязычной литературной звукоархивистики эти имена останутся как классические. Название проекта восходит, вероятно, к имени первого английского поэта, пастуха Кэдмона (ум. около st1:metricconverter productid="680 г" w:st="on" 680 г /st1:metricconverter .), впоследствии прославленного как святой.