Найти себя - Юрий Иванович

В общем, я метался по лабиринту, словно спешащий на пожар пожарник. Разве что часа через три я сломался и дал возможность Мансане покормить меня хлебелами. И не пожалел. И наелся, и на чудо очередное полюбовался.

Дело как раз происходило в самом главном зале, где на лобном камне стоял монумент из огромных щитов. И нам несказанно повезло увидеть нового кандидата в хранители и послушать торжественную музыку. Как потом мне прошептала спутница, подобное происходит редко: раз в лутень. Жаль только, я сразу не понял, что такое лутень – неделя, месяц или квартал. Причем несколько растерянного и бледного мужчину, который приближался осторожными шагами к лобному камню, заметили все и сразу. Понимали, видимо, что просто так ни один человек не рискнет приблизиться к самому таинственному и неприступному месту кургана.

В полной, повисшей тишине мужчина таки донес свои пальцы до камня, тот сразу налился внутренним светом, и грянула музыка огромного симфонического оркестра. Нет! Сразу десяти преогромнейших оркестров! Настолько великолепная кантата сотрясала каждую клеточку тела, настолько сама музыка выдавила из сознания все постороннее и ненужное, настолько любой слушатель забывал даже самого себя.

Стихло все так же неожиданно, как и началось, и обыденная мирская суета наполнила гомоном огромный зал. Понятно, что каждый спешил обменяться полученными эмоциями если не со знакомыми, то просто с ближайшими соседями. Я тоже и прислушивался, и сам пытался что-то высказать, размахивая местными аналогами бутербродов, как дирижерской палочкой.

Поэтому и не заметил, как мужчина, инициировавший звучание музыки, куда-то ушел. Да и хранителей после этого в зале монумента стало намного меньше. Скорее всего, подались на беседу с новым потенциальным коллегой. Потому как Мансана напомнила мне, что подобных людей еще и уговаривать приходится. Порой очень долго и без толку. Да оно и понятно: у каждого взрослого человека к моменту паломничества или пусть даже сотого посещения этого места уже давно налажена личная жизнь: семья, друзья, работа и увлечение. Как всегда и везде.

Доедал хлебелу я уже на ходу, потому что понял, сколько времени потерял, и ужаснулся объемам остающегося осмотра. Так что моя поводырь оказалась в итоге просто незаменимой: без нее я бы и запутался, и сто раз в одно и то же место бы заглядывал, и в финале огромную часть лабиринта просто бы упустил из виду. А так Мансана меня заверяла, что я побывал практически везде. Только лишь сильно сокрушалась, что на самые красивые и огромные панно я бросал лишь поверхностные, короткие взгляды:

– Ну разве ты сможешь так быстро запечатлеть картинку всего многоцветья? Тем более что огоньки двигаются и каждый раз меняют изображение.

– Ничего, если во мне есть талант художника, то ему и такого взгляда хватит, – утешал я свою подругу, уже после расчета и возвращения браслетов выходя из кургана на площадь, освещенную закатными лучами. – А если нет, то и печалиться не стоит.

– Пойдешь ужинать?

Только тогда припомнилось, что моей любовнице еще и работать надо. Следовательно, я могу короткое время побыть сам и полистать историю этого мира. А если еще и схитрить чуток…

– Уф! Словно по горам набегался, – пожаловался со вздохом. – А ведь ночью я жду одну гостью, надо бы силенок подкопить.

Нет, не все шутки местные красавицы понимают! Мансана сразу нахмурилась и стала краснеть, а в ее тоне появились странные нотки:

– Что за гостья?

– Работает в харчевне нашей пейчеры во время завтрака и ужина, – стал я перечислять скороговоркой, опасаясь, что беда может случиться слишком быстро и неожиданно. – Зовут ее Мансана, она самая лучшая, обаятельная и добрейшая и сегодня с утра мне в кровать принесла обалденный завтрак.

И с облегчением выдохнул, заметив, как красавица расслабилась и начинает улыбаться:

– Ну ты и шалунишка!..

– Да? Тогда, может, ты мне и ужин принесешь?

– А ты сомневаешься? – прыснула она смехом. – Иди и спокойно отдыхай, я тебе все принесу.

Словно на крыльях, я понесся в номер, сбросил опостылевший и набивший мне синяки на ногах кортик и с вполне понятным вожделением ринулся в отхожее место. Даже по всем скромным прикидкам, у меня получался час свободного времени для самообразования.

В каком же я оказался шоке, когда, вернувшись в номер и только успев усесться за стол, услышал нетерпеливые удары ногой в мою дверь. Опять зашвырнув книгу на шкаф, я открыл замок и обалдел: моя новая подруга привезла ужин на две персоны на столике с колесиками и обрадовала меня с порога:

– Ура! Меня сегодня отпустили! Ты рад?

– О-о-о! – простонал я, закатывая глаза якобы от счастья и восторга.

Она, правда, высказалась немного иначе, вроде как отгул за отпуск или наоборот, но сути это уже не меняло. Опять в тот вечер и в ту ночь история осталась нечитаной, а я – не выспавшийся. Вот и схитрил, вот и отдохнул. Знал бы заранее, как оно обернется, в столовой бы сделал вид, что вышел на улицу и сейчас вернусь, а сам…

Глава двадцать вторая

Паутина привязанностей

Утром, еще как следует не проснувшись, я почувствовал мерное дыхание Мансаны у себя под ухом, но шевелиться не стал. Как и скидывать ее тяжелую руку со своей не совсем богатырской груди. А сразу стал копаться в памяти, отыскивая в себе новые способности. И еле сдержал восторженное мычание! Достаточно мне было вычленить определенный участок лабиринта, как он представал перед мысленным взором с фотографической точностью. Феноменально! Поразительно!

Про все маленькие гравировки и обозначения миров говорить не приходилось: отныне в памяти запечатлелись даже некоторые мелкие огрехи в этих мини-произведениях. Например: там не пробилась линия на всю глубину, здесь откололся бортик выемки, а в том месте чуток рисунок запачкала старая, засохшая субстанция непонятного происхождения. Популярнее сказать – обычная грязь. Да-с! Дамы и господа! Этот обряд гипны – и в самом деле невероятно уникальное, баснословно ценное изобретение местных умельцев. Вернее, не так умельцев местных, а правильнее сказать будет – умельцев, построивших Сияющий курган. Та еще тайна! И сумею ли я когда-нибудь приблизиться к ее разгадке?

Кажется, внутренние потрясения моего тельца таки разбудили девушку. Дыхание ее стихло, и вскоре она ласково спросила:

– Борей, ты не спишь?

– Нет, радость моя. – Чего притворяться, если уже и так не засну. – Проголодался что-то, да и в одно место наведаться надо.

– И я уже умираю! – призналась она, на четверть задействовав мощность люмена и с детской непосредственностью облачаясь в мой халат. – Я первая.