Гарнизон - Игорь Николаев

Пятеро… только пятеро, считая его самого.

— Братья, мы прожили хорошую жизнь… — сказал Бент, кое‑как отдышавшись. Теперь он видел, что дело и в самом деле идет к рассвету. Пройдет еще не меньше часа до того мгновения, когда солнце наконец покажет первый несмелый лучик из‑за темного горизонта. И все‑таки ночь заканчивается. Теркильсен посмотрел в сторону дороги. Конвой двигался — все еще слишком медленно, но достаточно уверенно, словно длинная змея вытягивалась в сторону серой пустоши, переливаясь чешуей фар и прожекторов. Много машин осталось на обочине, отмечая скорбный путь беженцев из Танбранда. Брошенные, расстрелянные, многие — сгоревшие. Но вырвавшихся из снежной ловушки было больше, намного больше.

— Жизнь была хороша, — повторил губернатор, не ожидая ответа, зная, что его слышат. Конец, конечно, выдался не ахти какой… Но никто не живет вечно. Солдаты не умирают…

Он осекся. В груди полыхнуло острой болью, будто кто‑то всадил в спину длинный кинжал, достав до сердца. На мгновение Бенту так и показалось — что какой‑нибудь орк все‑таки прокрался незамеченным и ударил сзади. Но нет… то было всего лишь уставшее сердце.

'Надо было обращаться к Адептус Механикус, ставить новые органы…' — подумал Теркильсен, тяжело опираясь на правый меч, как на посох паломника.

'Ну, что же, значит не судьба.'

— Солдаты не умирают. Они уходят в заслуженную отставку, отдав долг Императору и человечеству. Видно, пришло и наше время.

Судя по воплям орков, они приготовились к новому приступу. На сей раз последнему — это понимали обе стороны. Защитников осталось слишком мало, так что вопрос был лишь в том, как быстро их сомнет и задавит масса нападающих.

Голос на удивление не дрожал, хотя боль расходилась за грудиной, обжигая, будто расплавленный металл. Бент слабо улыбнулся, посмотрев на небо, где скоро взойдет солнце. Солнце, которого ему увидеть уже не суждено.

'Я верю в тебя, арбитр. Ты справишься, ты уведешь тех, кого можно спасти. И когда‑нибудь мой сын возвратится сюда, как наследник и завоеватель. Теркильсены будут жить и будут править. И Ахерон снова вернется к жизни. Я умру не напрасно.'

— Мы много сделали, друзья мои. Пришло время отдохнуть.

Бент нащупал языком коренной зуб, вполне обычный, совершенно неотличимый по виду от собратьев. Когда он только вступил в губернаторство, среди планетарных правителей и членов их семей распространилась мода на имплантацию зубных протезов с ядом. Специфический аксессуар, которым никто не надеется воспользоваться по — настоящему, но так приятно вскользь щегольнуть в куртуазной беседе среди равных себе. Теркильсену это всегда казалось глупостью, поэтому он заказал себе нечто подобное, но отнюдь не с ядом. Точнее с ядом, но совершенно особым.

И, пожалуй, сейчас пришло время воспользоваться давней 'закладкой'.

— Гвардия!!! — заорал Теркильсен во все горло, и ударил себя по челюсти рукоятью меча, изо всех сил, до крови и обломков зубов. Тихо хрупнула прочная оболочка имплантанта. Боль полыхнула ярчайшей вспышкой, почти сразу сменяясь странным онемением — первым вестником действующего яда. На крышу упала самодельная пороховая граната с шипящим фитилем из обувного шнурка — первый вестник последнего штурма. Губернатор пинком отправил ее назад.

— Гвардия, за мной!!! — гаркнул Бент, чувствуя, как по жилам растекается жидкий лед, обжигающий и леденящий одновременно. Редчайший, безумно дорогой наркотик ксеносов начал действовать, отмеряя владельцу примерно четверть часа жизни. Десять — пятнадцать минут, за которые организм выжжет весь резерв сил, всю энергию, до капли, тем способом, который будет угоден хозяину. Это может быть время немыслимого экстаза, квинтэссенция всех наслаждений, доступных человеку. Или время действия, не скованного ограничениями дряхлеющего, несмотря на специальные процедуры, тела.

Бент выбрал второе. И даже видавшие всякое нобы, живущие войной и ради войны, отшатнулись, когда на них спрыгнул воющий демон, работающий двумя мечами, как винтами геликоптера. Следом за Теркильсеном последовали последние воины его гвардии, все, как один.

— Что, жопы зеленые, обоссались от страха?! — рявкнул Бент, буквально вырубив себе просеку среди вражеского строя. И орочья толпа, воющая от злобы, ненависти, а также от презрения к себе — за мгновение слабости перед человеческим берсерком — захлестнула губернатора и его последних воинов неостановимой зеленой волной

Глава 31

Идти в арьергарде всегда тяжело. Боргар знал это и теоретически, и практически. В течение получаса конвой потерял еще один грузовик с припасами, и около сорока человек убитыми. Два транспорта получили серьезные повреждения, но продолжали движение, и это было единственно важным.

Судя по грохоту стрельбы и орочьим воплям, перекрывающим даже отдалявшуюся перестрелку, а также по слабым атакам на вереницу машин — губернатор еще держался. Бульдозер Дживс наконец‑то проложил дорогу конвою, однако скорость возросла не настолько, чтобы полностью оторваться от орков. Боргар все чаще оглядывался назад, где под голограммой с черепами и гвардейцем метались вспышки орочьих масляных ламп, редких прожекторов и выстрелов. Небо посерело, предвещая скорый рассвет. Арбитр полез на крышу гантрака и в тот момент, когда он подтянулся на приваренных скобах, голограмма дрогнула, рассыпалась на множество разноцветных прямоугольников. Остался лишь часто мигающий конус белого света, устремленный в небо. Он продержался секунд пять — шесть, а затем погас. Жуткие торжествующие вопли зеленой орды, невидимой в темноте, отразились от облаков, словно вой демонических созданий Варпа.

Из оружия у Боргара остался небольшой лазпистолет, подобранный у трупа, да еще нож. Арбитр посмотрел вперед, по ходу движения конвоя, затем оглянулся назад, откуда теперь неизбежно начнут 'набигать' освободившиеся нобы. Тоскливо выругался, оценивая шансы.

— Скорость не снижать, пробиваться вперед, любой ценой, — приказал он по воксу. — Остановившиеся машины сбрасывать с дороги, людей принимать на ходу. Отставших не ждать.

Слова тяжелого приказа дались неожиданно легко. А противник не замедлил явиться. Судя по всему, губернатор со своей гвардией выкосил наиболее организованных и боеспособных нобов. Оставшиеся желали драки и грабежа, но относительно трезво соотносили силы с возможностями. Поэтому "гарцующие" на границе видимости орки пока скорее демонстрировали присутствие, нежели реально атаковали. Впрочем, никто не обольщался относительно будущего.

Конвой набрал относительно приличную скорость — километров пятнадцать в час, но этого все равно было недостаточно. Поддерживать такой темп могли даже пешие орки, а сюда, похоже, собрались все мехбанды континента. По крайней мере так казалось прорывающимся людям. Вопли зеленошкурых, сопровождавшие конвой, становились все громче и организованнее. Да и обстрел усиливался с каждой минутой. Насколько понял Владимир, сейчас с вражеской стороны решался вопрос, чьи гретчины первыми побегут разведывать силу ответного огня.

Минут на пять обстрел людских машин практически прекратился, зато масштабная перестрелка полыхнула справа по флангу — очевидно там возникли прения относительно дальнейших действий. Пальба стихла так же быстро, как и началась. Очевидно был достигнут некий консенсус, потому что практически сразу на машины из темноты ринулась толпа галдящей и палящей во все стороны (и в тыл тоже) зеленой мелочи. Бежали без особого энтузиазма, и оркам побольше даже пришлось пару раз бабахнуть из стрелял, чтобы прибавить темпа "штрафникам". Гретчинов расстреляли достаточно легко, не понеся сколь‑нибудь существенных потерь.

Боргар начал понемногу надеяться, что все еще обойдется. Близился рассвет, и хотя было очевидно, что орки вряд ли уподобятся могильной нежити, убоявшись солнца, мысль о солнечном свете немного успокаивала. Все‑таки люди традиционно лучше дрались днем, в отличие от орков, которые одинаково хорошо видели в любое время, кроме сумерек.

Последующий час прошел в странной тишине. Нет, раз пять или шесть орки пытались 'набигать', но это ответственейшее в жизни каждого орка мероприятие почему‑то осуществлялось на уровне детского утренника. Боргар уже прикидывал, не сходить ли в контратаку с десятком добровольцев, но тут заорал часовой с левого фланга. Над твердым, как камень, отполированным ветрами сугробом появилась орочья башка, а потом, с уханьем на пять или шесть голосов, из‑за сугроба выкинули здорового сквига, обвешанного какими‑то сумками. И сквиг, радостно вереща, побежал к грузовикам.

— Танкобой! — одновременно с арбитром заорали несколько голосов, и все, кто видел сквига, принялись вразнобой палить по нему. Но попасть в быстро петляющего гаденыша оказалось нелегко. Кто‑то заорал 'Ложись!' и Боргар ничком бросился на крышу.