Основы метасатанизма. Часть I. Сорок правил метасатаниста - Фриц Морген

Пример. Пару дней назад мы с товарищем сворачивали на кольцевую дорогу и обратили внимание на странного человека. Некий мужчина средних лет в чёрном пальто отсвечивал на обочине, как тополь на Плющихе, и держал в одной руке фонарик, а в другой руке — знак аварийной остановки. При этом безумец слегка пританцовывал от вечернего холода и ритмично помаргивал фонариком.

Конечно, вначале мы сильно удивились. Действительно — ну каким надо быть дебилом, чтобы стоять в такую погоду на безлюдной трассе и играться фонариком?

А затем мы вспомнили правило Презумпции Разумности и… снизили скорость. Мы решили, что раз уж этот бедолага проводит свой таинственный ритуал на пронзительном ветру, у него есть на то веские причины. И, действительно, проехав немного дальше мы эти причины обнаружили: шесть машин разной степени помятости, которые смялись на гололёде в греховную кучу жести.

Очевидно, наш неизвестный друг пытался своим странным поведением предупредить нас об опасности. Вероятно, его автомобиль стоял последним, и он не хотел, чтобы мы помяли его ещё сильнее.

Надо отметить, что своей цели этот сигнальщик достиг. Опасное место мы проехали без происшествий.

Вы уже поняли идею, ага? Если мы видим человека, который делает какие-то глупости — это, скорее всего, вовсе не дебил и не олигофрен. Просто мы не понимаем причины этих «глупостей».

Поэтому с нашей стороны весьма разумно не отмахиваться от непонятного словами «вот дебилы», а поискать в чужих действиях смысл. Ведь, как правило, найти его совсем несложно.

Ну, например, девушка блондинка нелепо тыркается вокруг проколотого колеса, поминутно приседая на корточки и нажимая на шину пальчиком. Что, думаете, она такая дура, что не знает, куда засовывается домкрат?

Примените правило Презумпции Разумности.

Просто девушка не видит смысла ломать ногти и пачкать одежду. Зачем мучаться, если первый же проезжающий мимо мужчина с радостью всё сделает за неё? Раз уж мужчине угодно считать женщин беспомощными дурами, ну так пусть платит за свои комплексы, делая чужую работу. На мой взгляд, это вполне справедливо.

Подведу итог. Люди, в подавляющем большинстве своём, являются разумными существами, которые принимают разумные решения.

Просто зачастую мы чего-то не видим, чего-то не знаем, или чего-то не понимаем. Из-за этого разумные решения других людей кажутся нам глупыми или даже чудовищно глупыми.

Поэтому грамотная стратегия — всегда предполагать, будто другие люди не менее разумны, чем мы. Или, как минимум, предполагать, что другие люди не являются клиническими дебилами и понимают простые вещи.

Update:

Блондинко [info]kessil добавила важный штрих. После того, как колесо будет проколото, девушке следует открыть капот. Этим она подаст недвусмысленный сигнал — нужна мужская помощь.

Впрочем, если добрый самаритянин окажется любопытным, девушке будет весьма непросто объяснить, зачем ей понадобилось смотреть на двигатель. Придётся вместо ответа глупо улыбаться и хлопать ресницами.

Пещера

Наконец-то у меня дотянулись руки и до Мира Идей Платона. Пусть я, вослед за Аристотелем, и не согласен с великим греком по ряду вопросов, но было бы глупо с моей стороны отрицать его очевидную гениальность.

Да, коллеги, как мне рассказывал один умный человек, философия и математика — в корне разные дисциплины.

Проведём, например, такой мысленный эксперимент. Возьмём первого попавшегося студента матмеха и стравим его с каким-нибудь великим математиком прошлого. Допустим, с тем самым Евклидом, которому мы обязаны одноимёнными теоремами.

Как полагаете, кто покажет более глубокие знания математики? Даже и вопросов нет. Разумеется, студент знает о математике куда как больше Евклида. Теорема Коши, Интеграл Римана и всякое такое, что Евклиду не снилось даже после двух амфор вина.

Но что же будет, если на арене сойдутся философы? И против безымянного студента-философа выступит какой-нибудь древний грек-тяжеловес, Аристотель или Сократ?

Пусть это и неясно обывателю, но сравнение будет не в пользу нашего современника. Студент скорее сумеет послать в нокаут Николая Валуева, чем одолеть Сократа в этом поединке.

Короче, если говорить словами классика, то современные математики — это карлики, стоящие на плечах гигантов. Возможно, сами они почти ничего и не придумали, но опыт предыдущих поколений поднимает их на головокружительную высоту.

Ну а современные философы (включая меня) — это карлики, которые стоят рядом с гигантами. Мы бы и рады взобраться к Сократу на плечи, да вот беда — так уж устроена философия — приходится тянуть позвоночник вверх самостоятельно. Быстрого способа переварить чужие знания, увы, пока не придумали.

Медленный же способ давно известен. Читать источники и думать. Чем я сейчас и займусь.

И для начала, вот мой вольный пересказ известного рассказа Платона о Тенях и Пещере.

Люди сидят в пещере, лицом к стене. За их спинами проходит дорога, а за дорогой горит яркий костёр. У дороги есть невысокий бортик, примерно в метр вышиной.

По дороге, полностью скрытые бортиком, идут сволочи-карлики. Они держат над своей головой разнообразные идеи, в виде предметов. Идею свободы, идею белизны, идею упругости и всякие прочие идеи.

Спрашивается, что видят люди (которые, напомню, смотрят не на карликов, а на стену)?

Люди видят тени от предметов. И наивно думают, будто эти тени… сами предметы и есть. Это заблуждение, разумеется, сильно мешает людям понимать друг друга.

Ну, например, сидят рядышком белый исследователь джунглей и дремучий негр. Оба смотрят на стену. И белый пытается втолковать негру Идею Задницы.

— Смотри, головёшка, вот это называется «задница», — сплёвывая, произносит Индиана Джонс и показывает туземцу на задницу мирно сопящего неподалёку слона. Точнее, как мы только что выяснили, указывает Индиана Джонс не на Идею Задницы. Индиана Джонс указывает на стену, на которую Идея Задницы отбрасывает тень.

— Моя не понимать, — отвечает негр. Негр смотрит на место на стене, куда указывает пальцем Индиана Джонс. Но видит там негр не только тень от Идеи Задницы, но и тень от массы других идей. Негр видит тень от Идеи Слона, тень от Идеи Белого Цвета, тень от Идеи Большого Существа и даже тень от Идеи Мяса. И все эти тени сливаются на стене в одно бесформенное пятно.

— Твой говорить задница это слон? — задаёт уточняющий вопрос негр. Среди бесформенного клубка теней туземец выбрал знакомую тень и надеется, что Индиана Джонс имеет в виду именно её.

— Нет, тупая ты обезьяна, — отвергает догадку негра Индиана Джонс, — «слон» — это слон, а «задница» — это задница. Щас, погоди, объясню. Вот это, — тут белый тычет пальцем в филейную часть своей собаки — задница.

— Моя не понимать, — жалобно отвечает негр. Негр смотрит на место на стене, на которое указывает ему Индиана Джонс, и снова видит смешение теней от самых разных Идей. Тут негра осеняет догадка.

— Задница это бхамбуру? — спрашивает он.

Теперь настаёт черёд тупить Индиане Джонсу. Откуда ему знать, какую идею негры называют бхамбуру? Может быть, бхамбуру — это «задница»? А может быть бхамбуру — это «животное»? Или, возможно, бхамбуру — это «хвост»? Терпение Индианы Джонса подходит к концу, и он решает закончить урок английского языка.

— Вот это — «задница», — восклицает Индиана Джонс, и с размаху бьёт аборигена кованым сапогом по пухлой жопе, — Понял теперь, тупица?

— Теперь моя понимай, — жалобно врёт негр.

Короче, вся проблема в том, что самих идей мы не видим. Мы видим только их колеблящиеся тени. А чтобы увидеть идеи, нам нужно как-то размять затёкшие мышцы и ухитриться повернуться на 180 градусов. Это довольно тяжело.

Но даже если мы и найдём в себе силы сделать это титаническое усилие, нам придётся столкнуться с весьма неприятными последствиями.

Во-первых, наши глаза, привыкнув к яркому свету, потеряют способность различать тени, мелькающие на стене пещеры. Нам будет весьма сложно общаться с обычными людьми, которым и в голову не приходило шевелиться.

И, во-вторых, нам не захочется возвращаться в прежнюю сидячую позицию. Наше прежнее существование — неподвижно сидеть на полу и, пуская слюни, следить за чахлыми тенями — покажется нам жалким и бессмысленным.

Вот примерно об этом писал Платон. Если, конечно, мне верно удалось понять, на какую именно тень он указывал.