Новые русские - Михаил Рогожин

— Степан навсегда в моих руках. Это лекарство, без которого ему и дня не прожить. Оно доверено мне! Я еще отыграюсь на вашей Элеоноре. Человек, подаривший мне этот порошок, сказал мне о ней буквально следующее: «Элеонора искалечила Степану сердце, потому что в нее вселился взбесившийся дух Ласкарата, и она превратилась в вампира!» Ничего себе?!

— А-а-а… — протяжно стонет Гликерия Сергеевна.

Нинон вскакивает:

— Ты была у Артемия без меня?

— Боже мой! Вы все с ума посходили! — громовым голосом стремится образумить подруг Таисья Федоровна.

В большом проеме, соединяющем обе полу комнаты, появляется бледная, кипящая яростью Элеонора. Ее застывшие острые мелкие черты лица выражают демоническую жестокость. Испепеляющим взглядом она обводит присутствующих. Все притихают и съеживаются, словно суслики под гипнотизирующим взглядом очковой змеи. Она бесшумно, плавно ступает по паркету. Останавливается возле рояля. На его закрытой крышке, среди старинных фотографий в антикварных рамках, стоит фарфоровая статуэтка женщины в роскошном бальном кружевном платье, присевшей на ажурную скамейку, чтобы из рук кормить красного попугая. Резким движением руки, без каких-либо усилий Элеонора хватает эту статуэтку и бросает ее в голову Кати. Никто не успевает предотвратить совершенное. Завороженно наблюдают, как фарфоровые осколки, испачканные кровью, разлетаются по ковру. В следующее мгновение Катя с воплем накрывает разбитую голову пушистым воротником шубы. Элеонора подскакивает к ней, стаскивает с ее ноги полусапожок на платформе и начинает изо всех сил лупить ее с остервенением. С двух сторон Элеонору хватают Таисья Федоровна и Нинон и с трудом оттаскивают от визжащей Кати. Гликерия Сергеевна хватается за стенку, причитает с актерским надрывом:

— Подумать только, восемнадцатый век! Бисквит! Французский! Вдребезги, даже не склеить. Что же тогда творится на Тверской?! Держи ее, держи! Она все перебьет.

Элеонора вырывается из рук Нинон и Таисьи, кричит им в лицо:

— Плюю я на вас! Подавитесь своим Степаном. Еще посмотрим, кто здесь бляди! Я вам не прощу! И Юргену сама позвоню, пусть знает, с какой подстилкой связался. — С этими словами она выскакивает в коридор, хватает свою шубу и исчезает за входной дверью.

Макс безумно горд собой. На вопрос Веры: «Где ты ночевал?» — он ответил с ходу:

— Там, где ты вчера завтракала.

И, кажется, попал в точку. Вера поджала губы и скрылась на кухне. Максу было невдомек, что она действительно растерялась. Ведь у Жаке ей пришлось столкнуться с высоким неприятным типом, недавно приходившим к Максу с какой-то сумкой.

«Неужели моя связь разоблачена?» — мучилась вопросом Вера и, на всякий случай, решила не обострять отношения, пока Макс сам не начнет ее выспрашивать. Но он не стремился к конфликту, и Вере не пришлось рассказывать, куда она запропастилась утром. Максу было не до того. Грядущую ночь он готовился провести также у Элеоноры. Пришел Макс в основном за Алевтиной. Она все еще не выходила из своей комнаты, откуда неслась чудовищная музыкальная какофония. Из этого следовал вывод, что она малость оклемалась. Не без волнения он пошел к ней. Алевтина лежала на кровати, уставившись в потолок. Он осторожно прошел к письменному столу и сел на стул. Сквозь музыкальный грохот едва уловил слова дочери:

— Не говори мне ничего… не надо.

По правде сказать, он и не знал, с чего начать. Спустя минут десять Аля произнесла вторую фразу:

— Я сегодня умру. Постарайся не шуметь. В тишине умирать приятнее…

— Когда? — не понимает ее Макс.

— Вечером…

— Ну, до вечера еще дожить нужно, — невпопад успокоил он ее.

Аля засмеялась тихим безрадостным смехом. Макс с ужасом осознал, что она не шутит. И никакие бодрые слова поддержки, пылкие утешения здесь не уместны. Нужно было предпринять нечто необычное. Любым способом заставить Алю выйти из транса. Макс вспомнил ее истерику и спросил:

— А как же тот парень? Ты не собираешься его искать?

— Гнилого? — немного оживилась дочка.

— Кажется.

— Его убили… Пришла одна гнида. Высокий такой, в очках «мэн». Всем дал наркоту. А потом предложил Гнилому кого-то грохнуть. Сказал, что гонорар будет в сумке. А сумку оставят в машине. Не знаю, что произошло. Но раз не вернулся, значит, его убили. Мне было безумно страшно. Я побежала домой.

Макс сразу почему-то представил себе с сумкой Леву Иголочкина. В голове возникла немыслимая ясность. Такое бывает только во сне. Он спросил с надеждой:

— Высокого звали Лева?

— Кажется. Не помню… — услышал в ответ.

Подбежал к Алевтине. Сжал руками ее виски, чтобы поймать ее взгляд.

— Послушай, это важно. Мы найдем твоего Гнилого! Я, кажется, узнал того мужчину! Все выясним, поверь мне. Такая странная история, мы в ней завязаны вдвоем. Быстро вставай, поедем искать!

Але идея понравилась, очевидно, своей абсурдностью. Чтобы хоть слово узнать о Гнилом, она была готова ползти на брюхе куда угодно. Поэтому слезла с постели, не стесняясь своей наготы, долго искала одежду. Макс, потупив взор, быстро вышел.

Через некоторое время они вдвоем появились в залитом светом подъезде дома на 2-м Обыденском переулке. Всю дорогу до него они шли молча. В метро Алю чуть не вырвало. Пришлось выйти на воздух и взять машину. В какой-то момент Аля забылась и перестала соображать, куда и зачем они едут. Рванулась на ходу из машины. Макс удержал. Его самого колотило от разных мыслей по поводу сумки Левы и исчезновения Глотова.

Так на нервах они добрались до Артемия. Выяснилось, что он не сможет принять их сразу. Фрина предложила им пройти в комнату ожидания.

Мягкий полумрак и подсвеченный изумрудный большой аквариум подействовали успокаивающе. Аля тупо глядела на рыб, упершихся открытыми ртами в стекло. И сама была похожа на рыбу, стукающуюся о прозрачную неподвижность жизни. Макс сидел с закрытыми глазами, упорядочивал в голове свои подозрения и выводы. Все больше убеждал себя в их правильности. Пока не испугался своего открытия. Ведь фатальная случайноств привязала к этой трагедии и Алю. Единственный человек, способный утешить его, никак не появлялся. Аля продолжала вглядываться в зеленую муть аквариума, и ей казалось, что она медленно погружается в его теплую, слегка протухшую воду. Какое счастье жить в тихом закрытом мире среди ракушечных развалин, отгоняя прутиком водоросли надоедливых рыбешек. Зеленый цвет был цветом ее нирваны. Ломка еще терзала измотанный организм, и единственная мысль о Гнилом заставляла держаться на поверхности действительности…

Артемий входит в приемную энергичным напористым шагом. Его седой ежик, посыпанный золотистой пудрой, распространяет нимб вокруг головы. В зеленоватом отсвете аквариума он кажется таинственным пришельцем из темных закоулков вывернутого наизнанку сознания. Впрочем, так воспринимает его Макс. Алевтина не удостаивает вошедшего взглядом.

Без всяких рукопожатий Артемий сухо спрашивает:

— Какие проблемы, агнец мой, привели тебя сюда в неурочный час?

Вместо ответа Макса звучит дерзкий вопрос Али:

— Это вы убили Гнилого?

Артемий застывает в недоумении. Бросает взгляд на аквариум, словно эти слова возникли из мерцающей глубины. Перепуганный Макс пытается объяснить:

— Уважаемый понтифик, это моя дочь, у нее горе, она потрясена.

Артемий жестом приказывает замолчать и следовать за ним. Макс с готовностью соглашается. Аля сидит не шелохнувшись.

Макс идет за Артемием по коридору, увешенному окладами. И вдруг из-за спины понтифика видит Элеонору, разговаривающую с Фриной в арке прихожей. Не успевает он сообразить, почему она там, как резким толчком Артемий вталкивает его в ванную комнату, в ту, где Макс уже однажды побывал. Сейчас зеркальная полусфера потолка слабо освещена и нависает над головой призрачным небом, поблескивая отражениями металлических деталей, как звездами. Понтифик не включает большой свет, усаживает Макса на мраморный бортик ванны. Склоняется над ним.

— Что с твоей девочкой?

— Моя дочь попала в компанию наркоманов. Но она с ними недавно…

— А кто такой Гнилой?

— Не знаю. Она бредит им. Скорее всего, тоже наркоман… — Макс инстинктивно оглядывается по сторонам, хотя понимает, что, кроме них, никого нет. Стараясь быть убедительным, излагает свою версию пропажи Глотова.

— Алевтина слышала, как некий журналист, Лев Иголочкин, приказал Гнилому кого-то убить и пообещал гонорар за это в спортивной сумке. А незадолго до этого тот же Лев познакомился со мной и предложил спасти мою дочь в обмен на некоторые услуги. Да, потом именно он принес мне ту самую спортивную сумку и попросил оставить ее в машине Глотова. Получается, Глотова убил наркоман Гнилой, а заплатил за это журналист Иголочкин, — закончил Макс, сам пораженный простотой и ясностью своей версии.