Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию - Карен Хорни

корнем все связанные с ним претензии. Для полезного разговора обо всем этом осталось не так уж много возможностей, поскольку в глубине души оба чувствуют свою правоту. Она начинает видеть в нем мерзавца, а он в ней – самодовольную, убежденную в своей правоте дуру. Одним махом покончить с ее претензиями, без сомнения, на редкость полезно, был бы для этого конструктивный способ. Но, как правило, вместо этого она получает порцию сарказма и унижений, что только обижает ее, делает еще более незащищенной и зависимой.

Не имеет смысла задаваться вопросом, могли бы они, при всех этих противоречиях, быть полезны друг другу. Конечно, он может стать чуть мягче, а она – чуть крепче. Но в основном они оба слишком увлеклись рытьем окопов в войне своих невротических потребностей и антипатий. Порочные круги, в которые втягивается худшее из того, что есть в них обоих, продолжают закручиваться, и движимы они только взаимным мучением.

Фрустрации и ограничения, которым она подвергается, различаются не столько по виду, сколько по степени их цивилизованности и интенсивности. Происходит всегда какая-то игра в кошки-мышки: ее то притягивают, то отталкивают, то привязывают, то уходят от нее. За сексуальным удовлетворением могут последовать грубые оскорбления, проведя чудесный вечер, он «забывает» о годовщине важного события, вытянув из нее доверительные признания, он использует их против нее же. Она может принять правила его игры, но у нее слишком много запретов, чтобы это хорошо получалось. Тем не менее она всегда хороший «инструмент для игры», поскольку его нападки наводят на нее тоску, а его мнимое хорошее расположение духа вызывает массу ложных надежд на то, как теперь все будет хорошо. Он считает себя вправе делать множество вещей, вовсе ее не спрашивая. Его требования могут касаться финансовой поддержки, подарков себе, своим друзьям и родственникам; работы на него, например по дому или машинописи; помощи в его карьере; особого внимания к его потребностям. Последнее, например, может относиться к распорядку дня, к безраздельному и одобрительному интересу к его занятиям, к тому, чтобы была компания или ее не было, к невозмутимости и спокойствию, когда он угрюм или раздражен, и т. д. и т. п.

Чего бы он ни требовал, для него это право очевидно. Когда его желание не выполняется, он не проявляет понимания, его это лишь раздражает. Он считает, да и заявляет без обиняков, что это не он требователен, а она ограниченная, неряшливая, невнимательная и незаботливая и что он обязан поставить ей это на вид, покрепив всяческими оскорблениями. С другой стороны, он видит насквозь все ее требования, объявляя их невротическими. Ее потребность во внимании, времени или компании – это стремление к обладанию, если ей хочется секса или вкусной еды – это признак ее распущенности. Поэтому, когда он фрустрирует ее потребности, что неизбежно по его внутренним причинам, с его точки зрения – фрустрации не происходит. Ей же лучше, что не идут на поводу у ее потребностей, потому ей должно быть стыдно, что они у нее вообще есть. На самом деле его техника фрустрации отработана до совершенства. Она заключается в умении омрачить радость угрюмостью, заставить ее почувствовать себя ненужной и нежеланной, отдаленной физически или психически. Его общая пренебрежительная и презрительная установка наносит ей наибольший вред и внутренне чужда. Каким бы на самом деле ни было его отношение к ее особенностям или качествам, оно редко выражается. С другой стороны, как я уже говорила, он и на самом деле презирает ее за мягкость, уклончивость и неспособность быть прямолинейной. Но вдобавок, в силу потребности в активной экстернализации своей ненависти к себе, он придирается к ней и унижает ее. Если она вдруг осмеливается критиковать его, он высокомерно отмахивается от всего, что она говорит, или доказывает ей, что она ему мстит.

В сексуальной стороне их жизни мы найдем еще больше вариантов. На общем фоне сексуальные отношения могут выделяться как единственно удовлетворительный вид контакта. Или, в том случае, если у него есть запреты на наслаждение сексом, он может фрустрировать ее и в этом отношении тоже, что ощущается наиболее остро, так как без нежности с его стороны секс может быть для нее единственным доказательством его любви. Секс может стать и средством обидеть, унизить ее. Он достаточно ясно может дать понять, что для него она только сексуальный объект. Он может намеренно не скрывать сексуальные отношения с другими женщинами, сопровождая это унизительными комментариями по поводу ее меньшей привлекательности или отзывчивости. Сам половой акт может быть унизительным из-за отсутствия всякой нежности или вследствие применения садистических приемов.

Ее отношение к такому плохому обращению полно противоречий. Как мы сейчас увидим, это не статичный набор реакций, но колебательный процесс, толкающий ко все большим и большим конфликтам. Прежде всего, она просто беспомощна, как и всегда по отношению к агрессивным людям. Она никогда не могла держать против них оборону и отвечать хоть сколько-нибудь эффективно. Ей всегда легче уступить. И, склонная чувствовать себя виноватой в любом случае, она скорее соглашается с упреками, в особенности потому, что в них есть доля истины.

Но ее уступчивость теперь принимает большие размеры и меняется качественно. Она остается выражением ее потребности умилостивить и угодить, но теперь она определена еще и ее стремлением к полной капитуляции. А мы уже говорили, что сдается она, только если будет сломлена ее гордость. Таким образом, часть ее завуалированно одобряет его поведение и весьма активно ему способствует. Он всеми силами стремится (пусть и бессознательно) раздавить ее гордость; в свою очередь, ее тайно и неудержимо так и влечет ею пожертвовать. В сексуальных сценах это стремление может полностью доходить до сознания. С оргиастической страстью она может простираться ниц, принимать унизительные положения, сносить побои, укусы, оскорбления. Иногда это единственное условие, при котором она может получить полное удовлетворение. Возможно, что стремление к полной капитуляции посредством самоунижения более полно, чем другие объяснения, дает нам понимание мазохистских перверсий.

Такое откровенное выражение страсти унижать себя свидетельствует об огромной власти, которую может приобрести это влечение. Оно может проявляться также в фантазиях (часто связанных с мастурбацией) об унизительных сексуальных оргиях, о выставлении себя напоказ перед публикой, об изнасиловании, связывании, избиении. Наконец, это влечение выражается в сновидениях, где она лежит, брошенная, в сточной канаве, а партнер ее подбирает; где он обращается с ней, как с проституткой; где она валяется у него в ногах.

Влечение к самоунижению может быть хорошо замаскировано, чтобы его можно было непосредственно увидеть. Но опытный наблюдатель заметит его признаки во