Тревоги Тиффани Тротт - Изабель Вульф

– А-а.

– Ты напоминаешь мне, Тиффани, очень счастливое время.

– Понимаю.

– Ты словно переносишь меня назад, в другую эпоху, – добавил он с удовлетворенным вздохом.

– О, спасибо. – Я чувствовала какую-то смутную подавленность.

– Что ты об этом думаешь, Тиффани? Что я должна ответить?

– Ну, Ник, я думаю, что ты очень приятный человек. Но… я просто… не…

– Хорошо, – сказал он тихо, отпуская мою руку. – Ты ничего не должна объяснять.

– Я просто не думаю, что подхожу тебе, Ник, вот и все.

– Я только на четыре года моложе тебя, Тиффани. Знаешь, это не так уж много.

Это верно. Но причина не в этом.

– Причина не в нашем возрасте, – сказала я. – Дело в том, что я вижу тебя таким, каким ты был в школе.

Потому что ты, дурачок, кажется, не можешь говорить ни о чем другом.

– Не могли бы мы просто остаться друзьями? – спросила я.

– Конечно, – сказал он со вздохом. – Давай сменим тему, – добавил он, вдруг просияв. – Давай поговорим о твоих слоганах. Думаю, они чудесные, – продолжал он с энтузиазмом. – Тот слоган для журнала «Уич?»[95] был замечательный – как он звучал, а? О да, вот так: «Не купишь, не купив „Уич?"» Это было классно.

– Это было давно, – сказала я.

– Но я все еще его помню, и это доказывает, что он работает. И еще один, для краски «Дьюлюкс», – «Самое яркое у вас в доме», кажется, так? Фантастика. Над чем ты сейчас работаешь?

– Над «любовными сердечками», – ответила я. – К Дню святого Валентина. Для рекламной кампании по телевидению – производители возлагают на нее большие надежды. Это для них серьезный риск.

– Как ты собираешься это сделать?

– Ну, ты знаешь надписи на сластях, – сказала я.

– Да. «Люби меня», «Будь моей» и все такое.

– Да, точно. Ну, я придумаю стихи на эту тему, их будут читать актеры – с музыкой, спецэффектами и быстрым мельканием кадров. На словах это выглядит глупо, – добавила я извиняющимся тоном, – реклама всегда звучит глупо, когда ее описывают, но смотреться, я думаю, будет неплохо.

– Это так здорово! – восхитился он. – Это будет замечательно.

– Ну, это ведь только реклама, Ник, – сказала я. – Она уж точно не перевернет мир. Она не предотвратит войны и не накормит голодных. – И не даст крышу бездомным, подумала я печально. – Как поживает Джонатан? – спросила я. – Он, наверное, нервничает из-за свадьбы?

– О да, как на иголках. До свадьбы осталось всего два месяца. Ты пойдешь, да?

– Да.

– До Йоркшира далековато, – заметил он. – Почему бы нам не поехать туда вместе?

– Да, – сказала я весело. – Это будет здорово.

Х-у-м-м-м-м… У-у-у-х-х-х-х… А-а-а-х-х-х-х… Х-у-м-м-м-м… У-у-у-х-х-х-х… А-а-а-х-х-х-х!

– Хорошо, теперь отдохнем, – предложила Джесси, – сделаем перерыв на десять минут, а потом Рози расскажет нам о рождении маленькой Эмили. Да, Рози?

– Да, – сказала Рози со смущенной улыбкой.

Мы с Пат сделали рывок к груде мягких игрушек – я взяла мишку Руперта, и мы отправились на кухню.

– Мне не терпится послушать, как Рози выдает секреты, – гудела Пат, крепко прижимая мишку Паддингтона левой рукой.

– И мне, – солгала я, кладя пакетик с ромашковым чаем в ярко расписанную керамическую кружку.

– Я подозреваю, что она приукрасит, чтобы это казалось легче, чем на самом деле, – продолжала Пат, когда мы, размешав настой, понесли кружки в гостиную. – Ты смотрела игру вчера вечером?

– Игру?

– «Арсенал» продул «Челси» четыре-один – феноменальный счет. Или ты предпочитаешь регби?

– Э, нет, – сказала я. – Пожалуй, теннис.

– Теннис, да? Так вот, Мартина Навратилова – одна из моих кумиров.

– Правда?

– И Билли-Жан Кинг, конечно, – какая звезда! Так, значит, ты смотришь теннис, да, Тиффани?

– М-м-м, ну…

– Полагаю, ты поедешь в Истбурн?

– Э, нет… не думаю.

– Так, значит, ты смотришь женский теннис. – Она громко засмеялась.

– Я бы этого не сказала. То есть я сама играю в теннис. Но что мне действительно нравится – так это синхронное плавание.

– Женский теннис! Ха! Могу поклясться, у тебя хороший удар справа, Тиффани!

Я передала Салли кружку травяного чая, стараясь не пролить. Она была в мужской рубахе из хлопчатобумажной ткани и в свободных брюках.

– Мне не терпится услышать, что расскажет Рози, – шепнула Салли.

Вдруг Джесси хлопнула в ладоши, что означало конец перерыва.

– Ну, Рози, – мы все внимание, – сказала она, глядя на нее с блаженной улыбкой.

Рози, приятная молодая женщина лет тридцати, поднялась. Ее ребенок мирно спал в переносной люльке.

– Ну так вот, – начала Рози, – я родила Эмили две недели назад. В больнице университетского колледжа. Это было настоящее потрясение.

Все одиннадцать будущих матерей вытянули шеи.

– Это действительно было невероятное потрясение, – продолжала Рози. – Совершенно незабываемое, и я никогда не сделаю этого снова – по крайней мере, без пяти обезболивающих уколов. Это было ужасно, – добавила она резко. – И если вы думаете, что я буду тут говорить, как это было замечательно, какое это чудесное, жизнеутверждающее переживание, ну, вы будете очень разочарованы.

– О, Рози, пожалуйста, не говори так, – сказала Джесси, которой явно было не по себе. Но Рози не обратила на нее внимания.

– Схватки продолжались двадцать четыре часа – я думала, что меня разорвет, как Джона Херта в «Чужом». И когда говорят, что родить – это все равно что покакать дыней, – неправда это все. Это скорее как выдавить из себя мешок угля. Боль дикая. Я завывала, как животное, жидкость вытекала у меня из всех отверстий.

– О, Рози, – пожалуйста! – взмолилась Джесси.

– Нет, Джесси, я расскажу правду, – сказала Рози. – Существует заговор, что мы все должны притворяться, будто роды – это чудесно. А это не так, роды – это ужасно, это такой стресс. Я чувствовала такое унижение, будто я не человек вовсе; мне кажется, кошка дает жизнь своим детенышам с большей привлекательностью, чем это делала я. Но я ничего не могла поделать. Я выла, я стонала, я визжала. Я кричала и звала маму. «Мама, мама, мама!» – орала я. Муж не выдержал – он ушел оттуда, и я его не осуждаю. Я сама ему сказала, чтобы он ушел. Потому что мне не хотелось, чтобы он видел меня в таком состоянии. Как я визжу, словно резаная свинья. Как я вою и ору. И я ненавижу ребенка за то, что он сделал со мной – практически разорвал меня надвое, мне наложили сорок пять швов, я не могла ходить целую неделю после этого. И все эти мычания и все дыхательные упражнения не могут ничегошеньки изменить – единственное, что мне помогло бы, – это хорошо сделанное кесарево сечение.

Тишина навалилась камнем.