Работа любви - Григорий Померанц

Этому сопротивляется сознание, делящее божественный круговорот любви на отдельные лики, подстановки, ипостаси на место каждого нового поворота божественной цельности, бесконечноликой цельности, не вмещающейся в наше расколотое сознание.

В молитве, обращаясь к Богу на ты, мы лепим образ этого ты, к которому обращаемся и которого познаем, как познают друг друга в любви, изнутри собственного сердца. Слова «вы боги», «вы сыны Божьи» и «Царствие Божие внутри вас» одинаково суть метафоры, родившиеся в глубокой молитве. Телесно мы живем в пространстве и времени, а время на санскрите – синоним смерти, – но в глубине глубин сердца, открывая его, мы вечно живем в Боге. Бог прост и вездесущ. В каждой пылинке есть его присутствие. Оно раскрывается в зримой красоте мира и в незримой красоте духа, освещающего нас изнутри, как свеча – фонарик, и каждый из нас может разжечь эту свечу до того, что свет и тепло от огонька будет ощутим в глазах и придаст свет и тепло другим.

Слова здесь – дело второстепенное. Присутствие в твари всего Творца – выше слов. Но в иные минуты чувствуешь, в чем смысл человеческого бытия. И мы отвечаем любовью на любовь. И порывы нашей любви, если она искренна и бескорыстна, даже без осознанной религии любви, даже если мы не сознаем, к Кому в конечном счете обращены наши порывы, летят в вечный костер и питают его, не давая миру застыть в вечном холоде.

Зинаида Миркина

«Вы боги»

Григорий Соломонович часто приводит рассказ Бубера о том, как он почувствовал, что такое диалог. Началось со спора. Бубер, будучи иудаистом, спорил с христианином. Бубер любил Христа, но считал его великим еврейским пророком. И не более того. Христианин, разумеется, считал его Богом. Спор зашел в тупик. Но вдруг оба спорщика встали, посмотрели в глаза друг другу и – обнялись. «Так совершился диалог», – заключил Бубер. Вне слов, глубже слов, и это прекрасно.

И все-таки спокойно подумаем о сути спора. Великий еврейский пророк или Бог? А может быть, здесь нет непримиримого противоречия и в тупик завела привязанность к словам?

Может быть, главное, что сказал когда-либо Бубер, главное его открытие было в том, что о Боге нельзя говорить в третьем лице. Собственно, это медленно нарастало у некоторых пророков и особенно высказалось в Книге Иова. Но Бубер осознал это внутреннее движение в иудаизме и нашел для него парадоксальное слово. И в этом было движение к Христу. От законодателя в Пятикнижии не было перехода к Христу, от Книги Иова он прямо напрашивается. Это чувствовал Достоевский и высказал Сергей Иосифович Фудель в книге о Достоевском. Религия двигалась, менялась, и Бубер выразил ее движение. Бог для него – не недосягаемый законодатель, а собеседник, тот, с кем сердце теснейшим образом связано. Тот, кого знает все сердце и не знает ум. Ибо ум знает только конечное.

Что мы знаем о том, что было до нашего рождения (зачатия) и что будет после смерти? Наше сознание, как фонарь, выхватывает из тьмы какой-то отрезок от и до. Остальное – во тьме. Можно думать, что остального нет и ограничиться отрезком. И тогда человек – конечное существо, носимый ветром листок.

Если же человек чувствует, что за границей, освещенной сознанием, что-то есть, что-то бесконечно большее, чем все, что он видит, слышит и осязает; если он чувствует, что душа его больше и глубже сознания, логического ума, имеющего дело лишь с ясно очерченными предметами, он чувствует сердцем некую связь с Непостижимым; связь теснейшую, как необорванная пуповина, – и говорит этому Непостижимому – Ты.

Начинаются долгие отношения со своим бесконечным «Ты», и отношения эти в пределе кончаются полным единением: «Я и Ты – одно». Тогда человек выполнил свое предназначение, открыл в себе свое божественное «Я».

Никакой гордыни, никакого равенства с Бесконечным Началом жизни здесь нет и не может быть. Я много раз говорила, что равенство и единство – два совершенно разных понятия. И здесь образ, когда-то найденный мной, полностью совпадает с образом Шанкары: капля ни в коем случае не равна океану, однако едина с ним. Ни рука, ни глаз, никакой другой член тела не равен всему человеку. Но только единство всего этого сделают каждый член живым и всего человека восполненным.

Человек, не преодолевший свою отдельность, отдельность от Целого Вселенной, не мертв физически, но духовно он еще не родился, он лишен чувства Бесконечности, которое одно только делает душу восполненной.

Он воспринимает мир только умом и пятью чувствами. Душа, не открывшая своей бесконечности, бесконечно неудовлетворена. Ее обладатель смертельно скучает, пьет, колется, может быть, совершает преступления, во всяком случае пресыщается жизнью и страдает. Он – лишь часть самого себя. Он не воссоединен с самим собой.

И ничто в жизни, ни минуты счастливой любви, ни плодотворная деятельность, не могут заменить этого воссоединения – нахождения себя. Фауст и любил, и познавал – и все-таки захотел покончить с собой, ибо жизнь его оказалась бессмысленной.

«Я лишь желал. Желанья исполнял. И вновь желал». Кончилось все, как известно, договором с чертом, неким пари человека и черта, из которого человек ценой немалых жертв вышел победителем, отыскав смысл жизни в творчестве. Однако Фаустово решение вопроса не представляется мне предельно глубоким. Да, в творчестве, но в каком? Смыслом жизни нашей является творчество всецелой жизни, со-творчество с Богом, богоподобие.

В одной из моих сказок есть такой мотив: Девочка-волшебница (называемая «Старой Девочкой») хочет, чтобы ее ближайший друг и помощник нашел людей, подобных ей.

«– Но ты бесподобна, – отвечает он.

– Быть бесподобной ужасно, – говорит она. – Очень трудно быть единственной и бесконечно одинокой. Мне необходимо встретиться с подобными себе.

– Вот такими же удивительными феями, от которых лучится розовый свет? – спрашивает он.

– Да нет. Совсем не обязательно, чтобы были в розовом платье, не обязательно девочка, и возраст ни при чем, и даже лицо не обязательно похожее. Может быть ничуть не похоже.

– А… что же обязательно? – недоумевает он.

– Обязательно – уметь создавать миры, а не приходить на готовое».

Да, научиться со-трудничать с Богом – вот что значит осуществить богоподобие.

Обычно настоящий духовный путь начинается с ощущения огромной неудовлетворенности собой. Человек беспощаден к своему эго, к своей ограниченности. И кончается этот путь смертью смертного, конечного «я» и пробуждением вселенского «я», причастием всему живому.

Слова Христа «вы боги», говорят о нашем божественном призвании, о том, что мы можем и должны осуществить свое богоподобие. Воплотить образ Божий, заложенный в нас, – вот наша задача.

Сверкнет у времени граница,Когда часы замрут во мне,Когда все небо отразитсяВ моей сердечной глубине,Когда весь купол многозвездный,Весь целокупный небосводС моею внутреннею бездной,Как взгляд со взглядом, совпадет, —Тогда настанет день итога —Субботний день. Окончен труд.И будет где живому БогуВ сём мире обрести приют.

Между тем, открытие внутри себя источника жизни означает всемогущество Духа. Да, всемогущество. Дух может все, что ему действительно нужно.

Бог есть Дух. Но вот всемогущество Божье осознается очень по-разному. Все трагические страницы Библии и вообще истории человека посвящены вопиющему противоречию между всемогуществом Божьим и ужасами мира.

Один замечательный священник говорил, что понятие о всемогуществе Бога взято у язычников. Это Зевс громовержец был всемогущ. О ветхозаветном невидимом Боге сказано только, что Он неисповедим, то есть что Он больше нашего сознания и нашими оценками не оценивается.

В этом есть своя, даже большая правда. И все-таки Бог всемогущ. Однако не как властитель, управляющий миром извне, а как Дух, управляющий миром изнутри человеческой души. Его всемогущество не внешнее, а внутреннее. Он наш внутренний владыка.

Человек, ставший единым с Богом, человек без капли отдельного, противящегося Целому «эго», обладает этим внутренним всемогуществом.

И Иисус из Назарета им обладал. Но Он не сойдет с креста в угоду толпе, требующей доказательств Его всемогущества. Он не мог этого сделать, но это и не нужно Ему, потому что не нужно Отцу.

Что это значит? В чем воля Отца – этого непостижимого умом «Ты», которому человек Иисус говорит «Да будет воля не моя, а Твоя»?

Эта высшая воля в одном – в преображении, в обожении человека. Если бы Иисус сошел с креста, он удивил бы и подчинил Себе толпу. Но люди остались бы точно такими, какими были. А людям надо показать новый образ, новое небо, новый смысл жизни. И потому нужно всемогущество другого рода – способность вынести всё – все земные муки и дать понять, что есть что-то большее, чем все страдания, большее, чем смерть. Что же это? Преображенный, обо́женный человек, способный разделить с Богом всю ответственность за мир и не способный, как и Бог, отделиться ни от кого из людей. Это, может быть, самое таинственное Божье свойство – слитость со всеми нами, добровольная зависимость от нас, т. е. продолжающееся до сих пор творение нас по своему образу и подобию. Воля Божья в том, чтобы человек вошел в Него так же, как Он входит в человека.