Волшебник - Колм Тойбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Президент? Откуда вы знаете?
– Мы с Юджином с ним близки. И именно так он чувствует. И повторюсь, не забудьте сказать об этом дочери. Поскольку в сознании людей наши с вами имена связаны, меня обвиняют в любом ее неосторожном слове. А она не стесняется в выражениях!
– У нее есть собственное мнение.
– Она хоть видится с этим своим мужем?
– Эрика в Нью-Йорке.
– От Нью-Йорка все беды. Так любит говаривать мой муж. Люди здесь недовольны вашей дочерью даже больше, чем вашим сыном.
– Они оба известны своей бескомпромиссностью.
Агнес раздраженно вздохнула:
– Да уж, они не таятся.
Агнес отхлебнула кофе.
– Так мы договорились? – спросила она.
На свадьбе Элизабет в ноябре Томас вел себя безупречно. Он тряс руку Боргезе и целовал невесту на виду у всех, кто присутствовал на церемонии в церкви принстонского кампуса.
Раздражал его только Оден, написавший по случаю свадьбы стихотворение, которого Томас почти не понял, а после церемонии, шагая рядом с ним к дому на Стоктон-стрит, заметил, глядя на Клауса, шедшего впереди:
– Для писателя сыновья всегда обуза. Словно материализовался персонаж твоего романа. Вы знаете, мне нравится Клаус, но некоторые называют его Придаточным Манном, хотя это жестоко, слишком жестоко.
Томас не понял, что он имел в виду, но до конца дня старался избегать Одена.
Катя предупредила Эрику, чтобы она не обижала Элизабет и не сказала чего-нибудь лишнего. Эрика поведала родителям, что ее приятель встретил в нью-йоркском ресторане ее сестру, которая ужинала с мужчиной. Приятель счел его женихом Элизабет.
– Свечи, перешептывания, сплошная романтика, – сказала Эрика. – Однако, когда он подошел их поздравить, оказалось, что мужчина – не кто иной, как Герман Брох. Кажется, им не понравилось, что их застали вместе. Судя по всему, Элизабет по душе пожилые писатели-эмигранты. Если бы она просто сидела дома вместе с отцом – первым среди них, – у нас было бы куда меньше хлопот.
– Она влюблена в Боргезе, – возразила Катя. – Уверена, твой приятель ошибся.
На Рождество Томас попросил, чтобы Элизабет с мужем поселили в мансарде – ему не хотелось пересекаться с Боргезе в коридоре у дверей спальни.
В первое утро, лежа в кровати, Томас услышал, как Боргезе прокашливается, затем он включил кран. Томас понял, что ванная, которую выделили молодоженам, находится как раз над его спальней. Сначала до него доносился только шум воды, затем он услышал, как мужчина мочится в унитаз, причем так долго и громко, что скрыть этот звук половицы бессильны.
Представив Боргезе, который без стеснения справляет нужду в его ванной, Томас ощутил тошноту. Даже после того, как раздался шум спускаемой воды, образ Боргезе перед унитазом не выходил у Томаса из головы. Его сыновья никогда не позволяли себе слишком шуметь в ванной. Этих итальянцев хлебом не корми, а дай обозначить свое присутствие.
На следующее утро, когда Томас сидел в кабинете, Боргезе постучался и зашел, чтобы, как он выразился, поболтать с тестем, добавив, что, поскольку женщины отправились по магазинам, он в полном его распоряжении. Он спросил Томаса, не хочет ли он чаю, чем вверг его в полное недоумение.
В течение последних тридцати пяти лет в эти четыре часа перед обедом никто не смел беспокоить Томаса в его кабинете. А теперь в кресле напротив сидел этот неприятный человек, который повторил, не хочет ли он чаю, а затем принялся расспрашивать Томаса, как движется его работа, словно подобные расспросы могли ее ускорить. Томас молчал, и Боргезе как ни в чем не бывало взял со стола книгу и начал ее перелистывать.
– Как думаете, что будет с Францией? – спросил Боргезе.
– Понятия не имею, – ответил Томас, не поднимая глаз.
– Я думаю, раньше весны или начала лета немцы не нападут. Но потом они вторгнутся. Помяните мое слово, непременно вторгнутся во Францию. Но на этом не остановятся.
Томас бросил на него неприязненный взгляд:
– Кто вам сказал?
– Я так чувствую, – ответил Боргезе. – И я уверен в своей правоте.
Разглядывая Боргезе, Томас подумал, что он, вероятно, уже успел наскучить Элизабет. Он хотел, чтобы она, ее мать и Эрика поскорее вернулись, извлекли этого пожилого мужчину из кресла напротив и впредь наказали даже близко не подходить к дверям его кабинета.
В сочельник, когда стол накрывали к ужину, Томас услышал, как Эрика раздраженно беседует с Клаусом по телефону в вестибюле.
– Немедленно ступай на Пенн-стейшн и садись на поезд. Я встречу тебя здесь на станции. Нет, на ближайший поезд! Мне плевать, кто у тебя в гостях. Можешь пропустить праздничный ужин, но ты должен успеть к вручению подарков. Я купила подарки за тебя. Я же обещала. Все завернуты. Тебе не о чем беспокоиться. Клаус, я сказала, сейчас же!
Когда спустя несколько минут телефон снова зазвонил, Томас услышал, как Эрика повторяет Клаусу, что встретит его на станции и ничего страшного, если он опоздает на ужин.
Ближе к вечеру в доме все стихло и комнаты наполнили кухонные запахи. Подойдя к двери гостиной, Томас услышал, что внутри кто-то движется. Спиной к нему перед елкой стояла Катя. Она осторожно поправляла игрушки, затем нагнулась, чтобы переставить подарки. Катя не слышала его шагов. Томас понимал, что новость о приезде Клауса и о том, что он останется с ними до завтра, стала для нее утешением.
Томас решил кашлянуть, чтобы как-то сообщить о своем присутствии, но передумал и тихо вернулся в кабинет, ждать, пока его позовут к столу. Ему не хотелось нарушать ее покой. Он поговорит с Катей потом. Откроет хорошее шампанское, которое держал для таких случаев. Томас надеялся, что вдвоем они в тишине поднимут бокалы, когда остальные разойдутся по своим комнатам.
Глава 12
Принстон, 1940 год
Телефон звонил, но никто не подходил. Катя и Грет гуляли с шестинедельным Фридо. Михаэль, который свел знакомство с тремя молодыми музыкантами, прихватив альт, отправился их проведать. Женщина, убиравшая и готовившая еду, еще не пришла. Звонок не умолкал, и Томас решил подойти, но не успел.
Ему часто звонили из университета, приглашали на обед или прием. У Кати был свой способ расправляться с такими звонками. Только у Клауса, Элизабет в Чикаго, Агнес Мейер в Вашингтоне и Кнопфов в
