Манхэттен - Джон Дос Пассос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ох, как я устала, — шепчет она.
— А меня танцы никогда не утомляют.
— Да, но танцевать со всяким…
— Не хотите ли пойти куда-нибудь потанцевать только со мной?
— Мой друг поджидает меня.
И только фотография
Расскажет мне о нем…
— Который час? — спрашивает она широкогрудого молодца.
— Час нашего знакомства, милочка.
Она качает головой. Музыка переходит на другой мотив. Она бросает партнера и бежит в толпу девиц, сдающих свои приглашения на танцы.
— Слушай, Анна, — говорит толстая белокурая девица, — ты заметила парня, который танцевал со мной? Так вот, он говорит, этот парень: «Как бы нам, говорит, потом повидаться?» А я ему, этому парню, говорю: «В аду мы с тобой повидаемся», — а он говорит…
III. Вращающаяся дверь
Поезда, как светляки, ползут во мраке по туманным, сотканным из паутины мостам, лифты взвиваются и падают в своих шахтах, огни в гавани мерцают.
В пять часов мужчины и женщины, как растительный сок при первых заморозках, начинают каплями вытекать из высоких зданий нижней части города: серолицый поток затопляет улицы, исчезает под землей.
Всю ночь огромные дома стоят, тихие и пустые, миллионы их окон темны. Истекая светом, паромы оставляют изжеванный след на лакированных водах гавани. В полночь четырехтрубные пароходы скользят в темноту из своих ярко освещенных гнезд. Банкиры с усталыми от секретных совещаний глазами слышат совиные крики буксиров, когда сторожа, при свете потайных фонарей, выпускают их боковыми дверями. Ворча, они падают на подушки лимузинов и уносятся в верхнюю часть города, на звонкие Сороковые улицы, к белым, как джин, к желтым, как виски, к шипучим, как сидр, огням.
Она сидела за туалетным столом и причесывалась. Он стоял, склонившись над ней; отстегнутые лиловые подтяжки свисали с его фрачных брюк. Толстыми пальцами он просовывал брильянтовую запонку в рубашку.
— Джек, я бы хотела, чтобы ты бросил это дело! — захныкала она, не выпуская шпилек изо рта.
— Какое дело, Рози?
— Компанию «Пруденс»… Право, я очень беспокоюсь.
— Почему же? Все идет прекрасно. Нам надо только обставить Николса, вот и все.
— А что, если он потом будет преследовать нас?
— Не будет. Он потеряет на этом уйму денег. Ему гораздо выгоднее войти с нами в соглашение… Кроме того, я могу через неделю заплатить ему наличными. Если нам только удастся убедить его, что у нас есть деньги, то он станет совсем ручным. Он сказал, что будет сегодня в Эль-Фей.
Рози только что вставила черепаховую гребенку в свои черные волосы. Она кивнула и встала. Она была пухлая женщина с широкими бедрами, большими черными глазами и высокими бровями дугой. Она была в корсете, отделанном желтыми кружевами, и розовой шелковой рубашке.
— Надень на себя все, что у тебя есть, Рози. Я хочу, чтобы ты была разукрашена, как рождественская елка. Мы поедем в Эль-Фей и уложим Николса на обе лопатки. А завтра я поеду к нему и предложу ему то, о чем мы говорили… А пока давай выпьем.
Он подошел к телефону.
— Пришлите колотого льду и две бутылки минеральной воды в сорок четвертый… Да, Силвермен… И поживее!
— Джек, бросим это дело! — вдруг крикнула Рози; она стояла у дверей шкафа, держала платье на руке. — Я не вынесу этого волнения… Оно убивает меня. Поедем в Париж, в Гавану, куда хочешь, и начнем все заново.
— И тогда-то уж мы наверняка попадемся. Нам пристегнут обвинение в мошенничестве. Неужели ты хочешь, чтобы я всю жизнь ходил в синих очках и накладной бороде?
Рози рассмеялась.
— Нет, я думаю, ты в гриме будешь выглядеть не очень хорошо… Хоть бы мы по крайней мере были по-настоящему обвенчаны!
— А какая разница, Рози? Тогда меня будут преследовать еще и за двоеженство. Вот было бы хорошо!
Рози вздрогнула, когда в дверь постучали. Джек Силвермен поставил ведерко со льдом на бюро и вынул из шкафа четырехугольную бутылку виски.
— Не наливай мне. Я не хочу пить.
— Дитя, ты должна подтянуться. Одевайся скорее и идем в театр. Черт возьми, я бывал в худших переделках. — Он подошел к телефону со стаканом в руках. — Дайте мне газетный киоск… Здравствуйте, барышня… Мы с вами старые друзья… Конечно, вы знаете меня… Послушайте, вы можете достать два места в «Фолли»?..186 Я так и думал… Нет, я не могу сидеть дальше восьмого ряда… Вы — славная барышня… Вызовите меня через десять минут, хорошо?
— Послушай, Джек, в этом озере действительно есть бура?
— Конечно, есть! Разве ты не видела заключения четырех экспертов?
— Видела. Я все время удивлялась… Послушай, Джек, если это пройдет, ты обещаешь мне больше не принимать участия в таких сумасшедших делах?
— Конечно. Да мне больше и не нужно будет… Ох, какая ты знойная в этом платье!
— Нравится тебе?
— Ты выглядишь бразильянкой… Что-то тропическое…
— В этом — тайна моего очарования.
Пронзительно задребезжал телефон. Они вскочили.
Она прижала руку к губам.
— Два в четвертом ряду? Отлично… Мы сейчас сойдем вниз и возьмем их… Рози, нельзя быть такой нервной! Ты и меня этим заражаешь. Подтянись!
— Пойдем покушаем, Джек. У меня с утра, кроме сливок, ничего во рту не было. Я больше не хочу худеть; от этих волнений я и так достаточно сдала.
— Брось, Рози… Ты действуешь мне на нервы.
Они остановились у стойки с цветами в вестибюле.
— Дайте мне гардению, — сказал он.
Он выпятил грудь и скривил губы в улыбку, когда цветочница укрепляла цветок в петличке его фрака.
— А тебе какой, дорогая? — величественно повернулся он к Рози.
Она надула губы.
— Я не знаю, что подойдет к моему платью…
— Покуда ты будешь выбирать, я пойду за билетами.
Он распахнул пальто, чтобы был виден накрахмаленный пластрон его рубашки, вытянул из рукавов манжеты и торжественно направился к газетному киоску. Пока заворачивали в серебряную бумагу красные розы, Рози видела уголком глаза, как он, наклонившись над журналами, болтал со светловолосой девушкой. Когда он вернулся с пачкой денег в руке, глаза его блестели.
Она приколола розы к своему меховому манто, взяла его под руку, и они вместе вышли через вращающуюся дверь в холодную, сверкающую, электрическую ночь.
— Такси! — крикнул он.
В столовой пахло гренками, кофе и газетой. Меривейлы завтракали при электрическом освещении. Мокрый снег бил в окна.
— Бумаги «Парамаунт» упали еще на пять пунктов, — сказал Джеймс из-за газеты.
— Джеймс, ну зачем
