Город Победы - Ахмед Салман Рушди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
“…Ибо я не враг тебе!” Мы можем обоснованно предположить, что и на самом деле с этими словами царица-регент обратилась к главе Манданского матта, вероятно, лично. Более того, мы располагаем ее собственным подробным описанием этой встречи в верхах, описанием, в котором она отказывается от присущего ей лиризма, чтобы в практическом ключе рассказать о том, как заключаются политические сделки.
Они встретились наедине, в закрытой и охраняемой комнате в самом сердце комплекса Манданы. В знак уважения Пампа Кампана не стала просить Мадхаву Ачарью склоняться, чтобы соответствовать ей по росту, хотя, будучи царицей, занимающей место царя, имела на это право. Это был ее способ дать понять, что они встречаются на равных. Мадхава Ачарья заявил, что тронут ее жестом и перешел к делу. Вскоре обоим стало ясно, что каждый из них может в любой момент заставить выйти на улицы Биснаги огромную толпу людей, так что ситуация зашла в тупик. В распоряжении Пампы Кампаны имелись батальоны, оставленные для охраны города, и это было ее преимуществом, однако, как поспешил заметить Мадхава Ачарья, если она станет использовать этих солдат против граждан самой Биснаги, то тут же утратит свое другое преимущество, популярность, и с большой вероятностью может столкнуться с мятежом среди солдат и беспорядками на улицах. Так что это преимущество было скорее номинальным, использовать его на практике было нельзя.
Чтобы выйти из тупика, Пампа Кампана сначала сделала ему предложение, а затем разыграла свою козырную карту. Все время, начиная с эпохи Букки I, Манданскому матту были представлены ограниченные возможности прямого взимания налогов для поддержания собственной работы. Царица-регент предложила значительно расширить эти возможности, благодаря чему Мандана станет богаче, чем когда-либо, и сможет финансировать в матте альтернативную систему образования, акцент в которой будет делаться на вопросы веры и традиции, в то время как школы Пампы Кампаны сфокусируются на других вещах.
Другими словами, это была взятка.
Таким было ее предложение. Чтобы вынудить Мадхаву Ачарью принять его, она тут же продемонстрировала ему письмо, написанное характерным почерком самого царя, в котором он выражал всемерную поддержку всех решений, которые она принимает в качестве регента. Как только Мадхава прочитал это письмо, он понял, что не сможет развязать в Биснаге политические беспорядки, или царь, вернувшись, сразу же отомстит ему; он понял, что взятка, которую ему предложили перед тем, как разыграть козырь – или, лучше сказать, предложить компромисс, – была для него достойным способом отступить.
– Вы и вправду талантливый правитель, – сказал он Пампе Кампане. – Конечно же я согласен.
Только после возвращении Кришнадеварайи из военных походов Пампа Кампана призналась ему, что старательно тренировалась писать его почерком и что письмо, которое она показала Мадхаве Ачарье, было самой настоящей подделкой.
– Отдаюсь на твой суд и рассчитываю на милость, – добавила она, но Кришнадеварайя лишь громогласно расхохотался.
– Я бы не смог найти регента лучше, – орал он. – Ты нашла способ подчинить Биснагу твоей воле, даже те части, что не очень-то приветствовали твои решения. Для царя важны не решения, а способность навязать их народу без кровопролития. Я сам не сделал бы это лучше. Кстати, – тут он нахмурился, – я писал тебе много писем. Как будто я слышал твой голос, и он шептал мне в ухо: расскажи мне все. Ты уверена, что то письмо не было одним из них?
Пампа Кампана с любовью улыбнулась ему.
– Если кто-то хочет сказать важную ложь, – ответила она, – ее лучше всего спрятать среди нагромождения чистейшей правды.
Вот письмо (подлинное, неотправленное), которое Кришнадеварайя написал Пампе Кампане: “Возлюбленная Царица-Регент, когда я думаю о тебе, преисполняюсь изумления, ибо ты, творящая чудеса, сама по себе чудо. Иногда мне трудно поверить в это, хотя я знаю, что это правда: ты видела все, ты знаешь нас всех – с самого начала до этого момента, и ответы на все свои вопросы мы можем отыскать в тебе. Иногда я спрашиваю себя о том, что было в самом начале, о стародавних Хукке и Букке, о чем они думали, за что боролись? Я думаю, в момент рождения Биснаги они боролись за выживание, за то, чтобы поставить себя, – пастухи, ставшие царями. Ты лучше кого-либо из живущих знаешь, что было у них на сердце. Так расскажи мне, прав ли я, ибо сейчас, когда тянутся долгие годы сражений, я задаю себе тот же вопрос. За что я борюсь, почему воюю? Если ради того, чтобы защититься от врагов, которые считали, что мы ослабли, то победа при Восточной Горе показала всем, что мы сильны. Наша оборона сейчас надежна на всех направлениях. Значит, это месть? Нет, потому что это самый низкий из мотивов. Движимый местью царь не отправит тетушку своего врага домой целой и невредимой, а она, бесспорно, может засвидетельствовать, как хорошо с ней обращались, пока она была на нашем попечении. Совершенно точно я не воюю из религиозных соображений, ведь Пратапарудра мой единоверец, а многие из числа моих лучших генералов и солдат почитают своего так называемого единого бога, и ни у кого не возникает с этим никаких проблем. Возможно, я воюю за землю, просто из желания расширять нашу империю, пока она не станет самой обширной из всех когда-либо существовавших. В этом случае захват земель может быть порожден жаждой славы. Многие скажут, что мною движет комбинация всех перечисленных мотивов, но я понял, что ни один из них – не кто иной как мой враг Пратапа открыл мне эту истину.
Я пишу это тебе, Возлюбленная Царица-Регент, во время марша к самому сердцу Калинги, я направляю свои силы на крепость Кондавиду, там живет жена Пратапы, а управляет всем его сын; я перехватил гонца Пратапы с посланием к сыну. В этом письме Пратапа оскорбляет не только меня, но весь наш род, называет нас варварами, лишенными голубой крови, поскольку наши предки были не аристократами, а простыми солдатами. Далее он принижает всю историю Биснаги, говоря, что это место было создано пастухами, людьми низшего сорта, из низшей касты, и потому от нас не стоит ждать достойного поведения. «Не сдавайся такому человеку, как Кришна, – пишет он, – он ничем не лучше обычного дикаря, и я опасаюсь за безопасность царицы и тебя самого, если вы попадете в руки человека без воспитания». И