Союз звезды со свастикой: Встречная агрессия - Виктор Суворов

В самом начале сентября 1938 г. народный комиссар иностранных дел СССР М.М. Литвинов дал недвусмысленный ответ на запрос французского поверенного в делах в СССР Ж. Пайяра (сделанный по поручению министерства иностранных дел Франции), на какую помощь со стороны СССР может рассчитывать Чехословакия. Ответ был таков: Франция обязана помогать Чехословакии независимо от советской позиции, «в то время как наша помощь обусловлена французской…». И чтобы проверить искренность партнера по договору, М.М. Литвинов предложил созвать совещание представителей советской, французской и чехословацкой армий[855]. 8 сентября заместитель наркома иностранных дел В.П. Потемкин, принимая английского посла в Москве виконта Чилстона, вновь заявил, что Советский Союз не обязан вмешаться, пока Франция не выступит активно в поддержку Чехословакии. Из беседы посол вынес впечатление, что Потемкин не верил в наличие у Франции политической воли на «быстрый и решительный шаг»[856].

Ничего не дала и упоминаемая в документе «Подлинное толкование Мюнхена» встреча в Женеве М.М. Литвинова с французским министром иностранных дел Ж. Бонне. Сообщив об отказе англичан принять советское предложение о созыве совещания Англии, Франции и СССР и их совместном заявлении (в попытке добиться большего, чем франко-советский договор)[857], Бонне «разводил руками, что, мол, ничего сделать нельзя. Никаких предложений он не делал, и я также был сдержан», телеграфировал в Москву Литвинов[858].

Принимая решение 20 сентября о готовности оказать Чехословакии «немедленную и действенную помощь», при условии выполнения Францией своих обязательств, Политбюро, как уже указывалось, мало чем рисковало. Сомнений в том, что западные страны скорее уступят требованию Германии передать ей Судетскую область (с преобладающим немецким населением), чем согласятся на сотрудничество со Сталиным, не оставалось. Недоверие Запада к Советскому Союзу и его военным возможностям усилилось в связи со сталинским Большим террором, который повлек за собой уничтожение многих представителей командного состава Красной Армии, в особенности высшего. Нарком обороны К.Е. Ворошилов докладывал на Военном совете, что из армии «вычистили» более четырех десятков тысяч человек[859]. «Сталин и его подручные буквально утонули в репрессивных делах», пишет отечественный автор, комментируя факт принятия только за один 1938 г. шести постановлений ЦК ВКП (б) по репрессивным делам[860]. Всего за два года было арестовано 1372392 человек, из них 681692 расстреляно[861]. Это была одна из веских причин, по которой советские заверения о готовности оказать вооруженную помощь Чехословакии воспринимались на Западе более чем скептически.

Заслуживают внимания и такие факты.

21 сентября, выступая на пленарном заседании Ассамблеи Лиги Наций, М.М. Литвинов (имея в виду советскую телеграмму Э. Бенешу) заявил, что его правительство «дало совершенно ясный и положительный ответ» на запрос Чехословакии[862]. Однако 23 сентября Литвинов в срочной («вне очереди») телеграмме из Женевы предупреждал, что «нужны более убедительные доказательства», чтобы остановить далеко зашедшего Гитлера. Полагая неизбежным советское вовлечение в европейскую войну, для предотвращения которой он считал необходимым «сделать все», Литвинов предлагал объявить хотя бы частичную мобилизацию и провести в прессе «такую кампанию, что заставило бы Гитлера и Бека (министра иностранных дел Польши, которая присоединилась к Германии и Венгрии в территориальных требованиях к Чехословакии. — Д. Я.) поверить в возможность большой войны с нашим участием… Необходимо действовать быстро»[863].

В тот же день от М.М. Литвинова была получена еще одна телеграмма, начинавшаяся словами: «Немедленно вручить и послать в Кремль». В ней говорилось о беседе Литвинова в присутствии советского полпреда в Лондоне И.М. Майского с английскими делегатами в Лиге Наций, действовавшими по поручению своего правительства. Англичан, говоривших о том, что «можно ожидать срыва переговоров» Чемберлена с Гитлером, интересовала советская позиция в случае, если Англия и Франция будут поставлены перед необходимостью «принять солидные меры». Не получив от собеседников никакой информации о ходе переговоров Чемберлена с Гитлером, Литвинов ограничился заявлением, что «мы, во всяком случае, раньше Франции выступать не будем, в особенности после того, что произошло за последние дни»[864].

Когда поступило сообщение о мероприятиях французского военного командования, советская сторона также объявила о принятии некоторых предупредительных военных мер[865]. Однако стоит отметить, что в начале октября германское посольство в Москве дважды сообщало в Берлин о том, что «в критические дни» в Советском Союзе, в отличие от некоторых других стран, не было замечено каких-либо мобилизационных приготовлений по линии советских обязательств о помощи Чехословакии[866].

30 сентября Э. Бенеш вновь обратился к СССР, прося «как можно скорее» сообщить о его отношении к выбору, перед которым стояла его страна: бороться или капитулировать[867]. И хотя вскоре из Праги поступила вторая телеграмма о том, что президент Чехословакии больше не настаивает на советском ответе, так как его правительство приняло решение согласиться с мюнхенским приговором[868], в Москве забеспокоились. Полпреда в Праге С.С. Александровского инструктировали телеграммой выяснить, «не мог ли Бенеш при обсуждении вопроса о мюнхенском предложении в правительстве сослаться на то, что он не получил от Советского правительства ответа на свой вопрос, изложенный в Вашей первой телеграмме»[869]. Был получен успокоительный ответ: «никаких сомнений в том, что Бенеш не ссылался на неполучение ответа от СССР»[870].

Из этих документов видно, что нерешительность проявили как западные страны, так и Советский Союз. Пролить дополнительный свет на события тех дней могли бы документы советско-германских отношений того периода. Но таковых нет ни в томе за 1938 г. серии «Документы внешней политики СССР», ни в материалах, переданных в РГАСПИ из Кремлевского архива. Но если Гитлер, по его же словам, осенью 1938 г. (время Мюнхена и непосредственно после) решил «быть заодно со Сталиным», то такие документы должны быть: как иначе довел бы он свое решение до сведения Кремля?

В официозной «Истории внешней политики СССР» утверждается, что в момент инициированного Гитлером международного кризиса вокруг Чехословакии, приведшего к Мюнхену, Советский Союз готов был идти до конца, выполняя свои обязательства по договорам о взаимной помощи с Чехословакией и Францией. «Более того, — пишут авторы книги, — он соглашался оказать Чехословакии военную помощь даже без участия Франции при единственном условии, что сама Чехословакия окажет сопротивление агрессору и попросит о советской помощи»[871]. О чем должны были бы говорить соответствующие советские военные приготовления.

В воспоминаниях Н.С. Хрущева, в то время руководителя Украины, можно прочесть о том, что в западных военных округах велись подготовительные военные меры на случай войны[872]. По данным Д. А. Волкогонова, в боевую готовность было приведено более семидесяти дивизий[873]. Существует и ряд других подобных свидетельств.

Но действительно ли сталинское руководство готово было воевать с Германией в защиту Чехословакии даже без поддержки Запада? И почему, как говорилось выше, советские военные приготовления не произвели впечатления на германское посольство в Москве?

Редактируя брошюру «Фальсификаторы истории», Сталин вносил в нее свои коррективы и дополнения. Иногда значительные. Была у него возможность высказаться и по вопросу о готовности Советского Союза оказать военную помощь Чехословакии даже в одностороннем порядке. Тем более что в соответствующем месте брошюры решительно отвергались «лицемерные заявления» правительств Англии и Франции, «будет ли выполнять Советский Союз свои обязательства перед Чехословакией, вытекающие из договора о взаимной помощи». И далее: «Но они говорили заведомую неправду, ибо Советское Правительство публично заявило о готовности выступить за Чехословакию против Германии в соответствии с условиями этого договора, требующими одновременного выступления Франции в защиту Чехословакии. Но Франция отказалась выполнить свой долг»[874].

Таким образом, если и были заявления с советской стороны о готовности воевать с Германией, невзирая на отказ держав Запада выступить вместе с СССР, то такие заявления нельзя рассматривать всерьез. Они носили приватный характер («признание» Э. Бенеша в беседе с дочерью Т. Манна в 1939 г., газетная статья К. Готвальда в 1949 г.)[875] и потому не могли сказаться на развитии событий вокруг Чехословакии. Еще более показательно, что Сталин, имея такую возможность, не воспользовался столь убедительным доводом в пользу своей предвоенной внешней политики. Но на самом деле такого довода у него не было.