Скатерть Лидии Либединской - Наталья Громова

Доброта ее была такой естественной, что ее легко было и не заметить. Друзей и знакомых у нее было множество, и хотя многие дорогие ей люди естественно уходили из жизни, прибывали и новые, гораздо более молодые. Она охотно приглашала их к себе, всегда готовая красиво накрыть стол и поставить графинчик (из которого и себе с удовольствием позволяла подливать, даром что в сентябре 2006 года ей должно было исполниться восемьдесят пять!). Красиво накрытый стол — тут был ее «пунктик», и она была в этом великая мастерица и выдумщица. «Разве можно пить вино из некрасивых рюмок? — говорила Л.Б. — Лучше тогда вовсе не пить!» В ее маленькой кухоньке не осталось места на стенах — тут была ее коллекция: расписные доски всех сортов и самой причудливой формы окружали вас со всех сторон.

У нее был настоящий дар находить поводы и причины, чтобы радоваться. И она делала это самозабвенно. Радовалась новым музеям и выставкам, радовалась обновляемым домикам старой Москвы, возрождению блоковского Шахматова, новым материалам в герценовском музее, радовалась появлению новых внуков и правнуков.

Помню, однажды мы вместе с ней были на одном из спектаклей Марка Розовского. Среди публики были, помнится, и Григорий Ясин и Егор Гайдар. В антракте Л. Б. подошла к Егору Тимуровичу, выразила ему свое восхищение, сказала, что она работает в последнее время над книгой о другом реформаторе — Сперанском. «У всех реформаторов тяжкие судьбы, в России иначе не бывает, и дай вам Бог, Егор Тимурович, мужества и терпения!» И они чокнулись — благо в театре Розовского в антрактах все бывали с непустыми бокалами.

Поразительна была ее востребованность. Ей непрерывно звонили с просьбой выступить, написать о ком-то, звали на радио, телевидение. В домах творческих союзов она провела множество вечеров, посвященных памяти ушедших литераторов, актеров, а знала она чуть не всю литературно-актерскую Москву. После тяжелой операции на ноге она ходила с трудом, но неизменно соглашалась выступить, хотя устроители далеко не всегда догадывались прислать за ней машину.

Телефон в ее квартире не смолкал. Среди других часто звонили ее сверстники-старики, и я поражалась ее терпению, когда они не спеша, чуть ли не часами, делились с ней своими личными бедами и заботами.

Внутренняя неугомонность при внешней уравновешенности выливалась, в частности, в ее страсти к путешествиям. Ясная Поляна, Спасское-Лутовиново, места, связанные с декабристами в Сибири, — где только она не побывала! Уже совсем в преклонных годах она пересекла Европу в туристском автобусе! В последние годы регулярно на зиму улетала в Израиль, где живут две ее дочери. Буквально за неделю до кончины успела съездить в Сицилию; вернувшись, сказала дочери: «Я была в настоящем раю!»…

О Л.Б.-человеке можно рассказывать без конца. Но она была и превосходным писателем! Ее перу принадлежат книги биографического жанра — о декабристах и русских писателях XIX века: Толстом, Герцене, Блоке, Горьком, Лермонтове. Все это были для нее не просто литераторы, но близкие люди, которые, скажу уверенно, вполне реально населяли ее дом. Со стен ее квартиры на вас смотрели портреты и фотографии отнюдь не только семейные: Блок, Ахматова, Пастернак, Цветаева… И каким наслаждением было в беседах упоминать о них вскользь, как о близко знакомых людях, вместе вспоминать стихи и спорить о разных казусах истории отечественной литературы… Она была страстным книгочеем, особенно любила документальный жанр: письма, мемуары, биографии. Ее огромная, не вмещавшаяся в комнаты домашняя библиотека постоянно обновлялась. Она и ушла из жизни — с раскрытой книгой в руке… О своей собственной совсем нелегкой жизни, о своих родных (она ведь урожденная Толстая, из тех самых; «графинюшка» — называл ее Михаил Светлов) и замечательных друзьях Л. Б. рассказала в прекрасной книге воспоминаний «Зеленая лампа». Увы, она так и не издала своих стихов, а они были очень даже неплохи, — но у нее катастрофически отсутствовало и честолюбие, и тщеславие. Хотя я видела, как ей было приятно, когда на улице ее узнавали незнакомые люди (благодаря телевидению, должно быть!)…

Памяти Марины Цветаевой Л. Б. оставалась верна до конца своей жизни. Пристально следила за выходом новых изданий книг самой Цветаевой и книг о ней, неукоснительно их приобретала и читала. В последние годы была частым гостем в Доме-музее на Борисоглебском. Одно из последних ее выступлений здесь посвящено было выходу в свет дневников Георгия Эфрона. В очередной мой приезд в столицу я жила у нее как раз в те дни, когда она впервые читала эти дневники; хорошо помню ее волнение при чтении. Выступала Л. Б. и в Болшеве — на конференциях, посвященных Цветаевой, и на вечере, посвященном выходу очередной моей книги («Гибель Марины Цветаевой»). Дважды ездила в Елабугу (несмотря на крайне неудобное, с пересадками, сообщение), когда там стали проводить цветаевские конференции. И тоже выступала там. Ее манера выступать была напрочь лишена академичности, и слушать ее было наслаждением.

Вздохи о том, что могло бы быть и чего не было, бессмысленны. Но если бы они встретились с Цветаевой хотя бы в начале того страшного июня, чтобы их дружба могла хоть немного окрепнуть… Трудно об этом не думать. Какие же длинные следы оставила та наша первая встреча в семидесятых…

Татьяна Правдина

Подарок судьбы

Жить, как известно, надо долго. Особенно в России.

На протяжении даже одного поколения происходит масса глубочайших изменений, очень интересных, но, к сожалению, чаще всего печальных, жизнь обыкновенных людей отягчающих. Очень поверхностная схема событий прошлого века: царь добренький и чрезвычайно жесткий, человек без божьей искры, практически обыватель, революция, Ленин и большевики, Гражданская война, Сталин с геноцидом своего народа, Отечественная война и ужасное крушение надежд после нее, короткая оттепель, застой, перестройка — опять обвал. Начало третьего тысячелетия — казалось бы — все по-новому! Но нет: все — «как бы», конституция, законы — четкие, замечательные, но исполнить и применить — нереально, власть — как бы народная, но народа нет — только население… Можно еще долго рассуждать таким образом и даже находить единомышленников. Часто слышим: «В интересное время живем!» Грустно, но талантливо было сказано: «Хорошо бы пожить в неинтересное время!»

Не знаю, и никто, кроме счастливцев — истинно верующих, которых так немного, не знает, есть ли Бог. Но иногда, наверное, следует верить, что Он есть: ведь я тоже счастливая — мне повезло, столько замечательных людей было в моей жизни! А ведь никакие блага, будь то комфорт, книги, музыка, вкусная еда, красивые платья и даже путешествия и интересная работа, не сравнятся с любовью, дружбой, существованием на одной волне, т. е. именно жизнью с людьми. А когда они замечательные — это и есть счастье!