Дом для всех - Антон Кротов

Это я отвлёкся, а писал про заборы. Каждый квартал тут имеет тоже свой забор. Квартал частных домов называется «махалла». Это очень важное для местных жителей понятие, это своего рода малая родина. Президент Каримов в своих речах и книгах тоже часто пишет о махалле. Жители махаллы все друг друга знают, а посторонний редко туда ходит. Этим отличается от Москвы, где например в одном доме люди не знают имён друг друга, а тут все знакомы, хоть их и пятьсот человек или больше. Из лабиринта улочек в махалле не так-то просто выискать дорогу обратно в центр города, где стоят большие четырёхэтажки (с маложилыми квартирами), растут цветы и торчит одноглавый орёл.

Думал ещё съездить в Джизак (ещё один город неподалёку), но не успел, т. к. электрички ходят редко и медленно. Поехал обратно в Ташкент. По дороге (до Сырдарьи) со мной познакомился парниша 14-ти лет, по имени Ислом. Он самостоятельно выучил не только русский, но и корейский язык (с неизвестной целью). У проходящей тётки он купил бутылку газ. воды и подарил её мне, чем весьма меня удивил (дети обычно, наоборот, просят у меня что-нибудь). Ислом вышел в Сырдарье, а я доехал до Ташкента и вышел в новом для меня месте — на Южном Вокзале, где, правда, ничего интересного не оказалось.

ОПЯТЬ ДОМОЙ — в ОШ

На другой день я встал в 4 утра и направился на другую электричку — на Ангрен, которая состояла из общих вагонов с деревянными сиденьями (как когда-то Полтава-Харьков), влекомых сперва электровозом, а потом тепловозом. Тащились до Ангрена четыре часа. К счастью, в поезде был кипяток и туалет. По дороге читал «12 стульев» и «Золотого Телёнка» Ильфа и Петрова, что купил по случаю в Гулистане всего за 400 сом (8 руб).

Наконец, показались дымы заводов и развалины тех из них, что уже не работали. Это и был Ангрен. На платформе не было никакого вокзала, а только одинокий милиционерчик. Поезд же поехал дальше, в какую-то промзону. Я вышел на трассу и скоро уже махал руками на ней, под недоумевающими взорами местных жителей.

Я ехал уже налегке, так как короб с недопроданными книгами (почти 10 кг) оставил в Ташкенте Айбеку. Чувствуя это, милиционеры не задерживали меня: чуяли, что нет ничего с собой. Только толстая пачка мелких узбекских денег, удобных как сувениры. Здесь самая большая купюра — 1000 сум (20 рублей), а самая распространённая — 500 сум (10 рублей). В обменнике в Оше мне однажды подсунули пачку из 100 купюр по 100 сум (2 руб). Поэтому все ходят с большими пачками денег. В электричке Гулистан-Ташкент я видел, как соседи по вагону пересчитывали огромные пачки денег (там были тысячи купюр) и паковали их в мешки, почти как в Афганистане, а ведь сумма-то была не такая уж и большая, и во всяком случае никто не удивлялся и не шарахался, видя пассажирок с мешками денег.

Водители, как правило, хвалили режим и Президента. Некоторые хвалили Президента, но ругали современное состояние страны. Никто Президента не ругал. Лозунги с его цитатами висят повсюду. В одном месте лозунг был написан аж с тремя восклицательными знаками!!! В другом месте соседствовали две цитаты из выдающихся деятелей Узбекистана и мира — одна цитата от Амира Тимура (Тамерлана), вторая от Каримова. Но один водитель всё-таки не разделял всеобщего оптимизма:

— Хочешь посмотреть рай — включи телевизор в Узбекистане. А хочешь попасть в ад — поживи в Узбекистане! Вот так-то.

Другой водитель высказал нетипичное сравнение:

— А ты здесь у нас, как американец в Мексике.

А ведь точно, есть что-то, геополитически похожее.

События в Андижане (в ночь на 13 мая 2005 года), когда погибло большое число митингующих (официально около 150), жители Узбекистана воспринимают с официальной точки зрения. Да, появились международные террористы, захватили следственный изолятор и выпустили заключённых, потом захватили хокимият (здание областной власти), потом они разбежались, милиционеры стали их ловить, те — отстреливались, милиционеры в ответ тоже отстреливались и 150 человек погибло. По удивительной случайности, среди митингующих не оказалось ни одного корреспондента, фотографа или журналиста (или их всех выгнали), — и реально, что происходило этой ночью, непонятно. Кроме официальной версии, есть предположения иностранных обозревателей, что было застрелено 700 и даже до 3000 человек, но никаких подтверждений этому нет. Внешне никаких признаков беспокойства, всюду цветы, красивые школы и колледжи, лицеи и академии, всё спокойно — до и после любых событий.

По хорошо знакомой мне объездной я обогнул Андижан, и, отбиваясь от настойчивых предложений водителей пойти к ним в гости, на ужин, на свадьбу и т. д., добрался до таможни. Автостоп в Узбекистане, конечно же, хорош. На границе узбеки быстро меня пропустили, а киргиз-таможенник завёл к себе в будку, видимо — поговорить захотелось, а не с кем.

— Я учился в Новокузнецке, в советские годы, выучился на сталелитейщика. А вернулся в 1991 году, работать негде, пошёл доучиваться на юриста. Вот теперь сижу на этой таможне, надоело уже всё. Хотел бы съездить туда, где учился, в Новокузнецк, Россию повидать, но вот дорого это: тысячу долларов надо на поездку, никак не меньше!

— Так куда ж так много? — удивился я. — Поездом от Бишкека до Новокузнецка никак не больше ста долларов получится. Туда сто, обратно сто, ну на всё остальное ещё сто. Куда же тысячу? Можно, кстати, и автостопом: тогда ещё меньше денег потребуется.

— Как же это ехать поездом? Это же двое суток. Ехал я однажды в поезде. Так там темно, тесно, грязь… Нет, поездом я не могу.

— Ну вот, сам придумал себе трудности, — удивился я. — Сколько людей ездят на поезде, и даже на автобусе, а тебе, как буржую, только самолёт подавай!

Во время нашего разговора в комнатку заходили дядьки с паспортами, клали на стол таможеннику деньги, а он их смахивал в ящик стола. Один принёс паспорт и деньги, что-то говорит по-узбекски, но таможенник денег не взял. Думаю — совесть проснулась? Нет, стоило ему доложить денег, как таможенник сразу подобрел, сгрузил взятку в стол и пропустил гражданина. Взятки тут принимают как в киргизской, так и в узбекской валюте.

Пожаловавшись на свою жизнь, таможенник отпустил меня, и я поехал на маршрутке домой, гадая, будет ли кто-нибудь на квартире. Оказалось — да: новосибирский парень Роман и давно уже застрявший в Оше немец-велосипедист Лео (которому я выдал ключ) сидели в доме и доедали пустые вчерашние (по-видимому) макароны, по причине своей безденежности.

Других обитателей за эти дни не появлялось. Да, народ потянулся по домам, а другие — на Юго-Восток, в Тайланд, на зимовку. На территории бывшего Союза наступила осень.