Целитель душ 1. Огородница. Часть 1 (СИ) - Русинова Анна

— Зимой, с голыми коленками уже не пощеголяешь, — ухмыляясь между делом заметил он, кивая на мои босые ноги. — Как бы зима не застала тебя в летнем платье. Хотя говорят, что вашему брату смерть не страшна? Подумаешь, ноги отморозишь? — подмигнул он мне.

Я не удержалась и прыснула в кулак, настолько абсурдно это прозвучало в купе с ехидной улыбкой.

— У нас ещё ничего, зимы мягкие, не то, что в северном Верфаксе или Верхольме, там места суровые, а потому и люди не менее суровые…

— Или у них просто что-то отмороженное? — в тон ему съехидничала я.

— Ну-ну-ну! — притворно погрозил мне пальцем Фёдор. — Не будем обижать наших хозяев…

Итак, одаль Семихолмье представлял собой тонкую полосу приграничных территорий, с одной стороны граничащих с Великой непроходимой Пущей, которая по рассказам являлась, и правда, непроходимой. Любой, кто пытался в неё войти, подвергался смертному страху, и если задержаться под его воздействием, то наступала смерть. Местные рисковать не хотят и понятно почему, у них в запасе нет бессмертия. Поэтому достоверной информации о том, что там находится нет, лишь домыслы. Как по мне, там просто ничего нет, часть того мира ещё не нарисовали. Семихолмье единственный город в одале, остальные селения в нём, максимум, можно назвать крупными посёлками. Близость Пущи долгое время пугала людей, и поселения здесь появились сравнительно недавно, потому что долгое время земля здесь считалась непригодной для жизни. Поговаривали, что даже отравленной, хотя Фёдор говорил, что враки это все. Заселять этот край стали обычные кочевники, поскольку на этот вытянутый словно лента кусок земли никто не претендовал, и территория, покрытая прежде густыми лесами, постепенно преображалась. Рубились деревья, начали расчищаться поля и сажаться сады. Прошло чуть меньше полувека, и эта земля настолько преобразилась, что перестала быть дикой, превращаясь постепенно в зажиточную территорию. Жители называли свою вотчину просто, Свободные сёла. К несчастью, Свободные сёла делили свои границы с двумя очень агрессивными соседями, с одной стороны с Пущей, а с другой стороны с Сильверхельмом. С юга Сёла граничат с Эверийским царством, совсем небольшой полоской территорий, с давних времён отгородившийся от Пущи громадной каменной стеной. Сильверхейм считается северным государством, поскольку южные территории его очень невелики.

Долгое время северным варварам не было дела до каких-то крестьянам с юго-востока. Пока из свободных сел возили на продажу в основном еду, проблем с северо-западным соседом у них не возникало. Но со временем простые селяне стали привозить из своих лесов на ярмарки Сильверхельма эрильский дуб, который был редкой и полезной древесины. И это не могло не привлечь внимание беспокойных ярлов. Судьба Свободных сел была решена и вскоре они перестали называться свободными. После покорения Восточных селений, а вернее их разорения, о них особо не думали, и вспоминали лишь тогда, когда подати не отдавались вовремя или поставки дуба прерывались.

— Ну, вы же дуб продаёте? — удивлённо спросила я.

— Мы продаём? Нет, мы его дарим, потому что деньги, которые мы за него получаем, это сущие гроши.

— Если северяне все такие как вы рассказываете, я удивляюсь что они вам вообще что-то дают.

— Ну-у, самим то им по лесам шататься, да дерево рубить не с руки, в конунгстве более всего ценится воинская доблесть, а простой труд они презирают. Одно дело карательный отряд послать на не подчиняющихся им селянам, а потом вернутся обратно с победой, а другое самим добывать лес, или постоянно нести службу здесь, чтоб охранять рабов, что тоже хлопотное дело, ведь о рабах нужно заботится, кормить, одевать, содержать, в конце концов. Гораздо проще отпустить нас пастись на воле и позволяя заботится о себе самим, и каждый раз срезая едва отросшую шерсть. Да и лес их не принимает.

— Как может лес не принимать? — изумилась я.

— Как? — Фёдор задумчиво почесал бороду. — Бывало так, особенно вначале их прихода в Свободные села, что лес на северян ополчался. Стоило им сунуться чуть глубже в чащобу, в погоне за беглецами из сел, как стаи волков, медведей и даже лис, ослеплённых дикой звериной яростью, нападали на воинов, вселяя в них суеверный ужас. Но не даром, варвары славятся военной выучкой, они, порой, ценой страшных потерь всё-таки побеждали зверьё. Со временем между нашим лесом и северными воинами возникло вынужденное перемирие, и без особой надобности северяне в наши леса не заходили. Наша земля хоть и не отравленная, но все же зачарованная. Она нас защищала, от тех, кто с оружием к нам пришёл. И если бы мы когда-то давно не вырубили леса под пашни и сады, никто бы нас так просто покорить не смог, потому что сам лес был бы нам защитой.

— А на беглецов тоже звери нападали?

— В том-то и дело, что нет! Они шли по лесу беспрепятственно.

— Удивительно! — не удержалась я от восклицания. — Как лес может определить кто враг, а кто нет, скорее всего все люди для него враги?

— Лес нас крестьян знает, мы приучены к друг другу. А вот северяне для него чужаки.

Такое себе объяснение, если честно, но кто их поймёт этих разработчиков.

— Послушай у Клима в артели ведь есть один северянин, на него тоже лес нападает?

— Да отчего же ему нападать то? Он ведь среди лесорубов свой, хоть и родом не отсюда. У леса разум есть.

Я промолчала, а Фёдор продолжил:

— Так мы и живём меж двух беспокойных соседей, — вздохнул Фёдор.

— А второй сосед это кто?

— Так Пуща это. — Фёдор сдвинул брови на переносицу. — Она коварна и хитра. То огоньком, блуждающим подманит к себе, то дыхнёт мрачной жутью на пару вёрст от неё, то зверя, зачарованного пустит порезвиться в ближних к ней лесам селеньям, а то и вовсе магией полыхнёт от неё. Сколько нашего народа она к себе забрала, не счесть.

— А отсюда она далеко? –опасливо заозиралась я.

— Отсюда далече, вёрст десять. Никогда ещё жуть пущинская не добиралась к нам, так что не боись. Ты лучше о другом подумай, во что будешь студёной зимой кутаться?

— Не уж то и правда так холодно у вас бывает? –в серьёз озаботилась я этим вопросом, он ведь не просто так второй раз к этой теме возвращается.

— Холодно. Так что тулуп уже пора себе подыскивать, — усмехнувшись согласился Фёдор.

— В Ярринке кто-то шубы шьёт? –с надеждой спросила я.

— Ну-да, Аброська. Мех разделывал и хорошо шубейки раньше шил, — широко улыбнулся он. — Теперь мех разделываем в других деревнях и дороже, а шьют все себе сами, кто на что горазд.

Снова этот Аброська, которого ещё надо протрезвить, а кое-кто мне настоятельно не рекомендовал этого не делать.

— Шкуры-то в селе есть? Или тоже только Аброська достать может? — съязвила я.

— Как не быть? — Удивлённо взлетели брови у Фёдора на лбу. — На Крайней улице почти все мужики охотники, шкур полно, да обрабатывать не кому. Приходится за гроши отдавать в Холодные ручьи, на один тулуп надо материалу отдать как на десяток!

На кусок материи уже месяц не могу денег собрать, а тут уже разговор о шубе пошёл! Да мне бы хоть воротник от неё получить, чтоб прикрывать стратегически важные места на теле. И я, вообще-то, про ноги говорю, а не о том, что вы там себе подумали…

Окончив работу у Фёдора на сегодня, я решила сделать перерыв, на ужин.

Задумчиво сидя на кухне над кружкой чая, барабанила пальцами по столешнице, и откинувшись на спинку стула пробормотала: «Тулуп, тулуп где ж тебя взять?»

Как раз в этот момент в кухню вошёл папа и не удержался от комментария:

— На что тебе тулуп, лето не за горами!

— Знающие люди, — я подняла на него глаза и многозначительно заметила: — Советуют сани готовить летом…

— Ну, сани иди готовь, конечно, если уж так приспичило, а тулуп сейчас днём с огнём не найти, можешь мне поверить, как знающему человеку…– заверил меня он.

Вот как отцу так удаётся? Что бы он мне не сказал, все звучит как насмешка, и я всегда чувствую себя глуповатой после его слов.