Преступления в психиатрии - Татьяна Фадеева

Затем она повторила свой испытанный трюк с фиксированием на мне пристального взгляда и произнесла: «Вы некомпетентны, и вы должны согласиться с этим. Вы не уверены в себе, и вы это знаете».

Я невозмутимо отвечала: «Неправда. Я знаю свое дело, и вам это хорошо известно».

Теперь ясно, что можно было сказать по поводу моей компетентности в возрасте двадцати лет, но что касается моей уверенности в себе, то ее было слишком много: я готова была очертя голову броситься туда, куда не рискнули бы отправиться архангелы.

Моя начальница не затевала споров со мной, не опускалась до ругани. Она только повторяла эти два утверждения, подобно репликам литании. Войдя в ее кабинет в десять часов, я покинула его в два. За это время она, должно быть, повторила свои фразы несколько сот раз. Я вошла к ней сильной и здоровой девушкой, а покидала физической развалиной, и после была больна еще три года.

Какой-то инстинкт предостерегал меня, что если я признаю ее правоту по поводу моей некомпетентности и неуверенности в себе, то мои нервы рухнут и больше ни на что я не буду годна. Я осознала, что этот своеобразный прием со стороны Надзирательницы был актом мести. Почему я вовремя не воспользовалась единственно возможным выходом — бегством — не знаю. Видимо, когда наступает полное понимание ситуации, ты уже оказываешься в большей или меньшей степени плененным и не можешь сдвинуться, чтобы уйти прочь — также, как птица перед змеей не в силах воспользоваться своими крыльями.

Постепенно все окружающее стало ощущаться мной как нереальное. Все, что я знала в тот момент, — это то, что любой ценой я обязана сохранить целостность своей души. Если я соглашусь с начальницей, это будет равнозначно моей гибели.

Но мои силы иссякали. Мне казалось, что мое поле зрения сузилось. Я думаю, что это является одним из характерных признаков истерии. Уголками глаз я видела две стены тьмы, наползающие из-за моей спины, словно стоишь спиной к экрану, который медленно стягивается на тебя. Я знала, стоит этим двум стенам сблизиться — и я буду сломлена.

Затем случилась любопытная вещь — я отчетливо услышала внутренний голос, который советовал мне: «Притворись, что ты сдалась, пока это не произошло на самом деле. Тогда она прекратит свои атаки и ты сможешь уйти».

Я так и сделала: заплетающимся языком попросила у моей начальницы прощения за все, что я сделала. Я обещала оставаться на своем посту и вести себя смирно до конца своих дней. Я помню, как встала на колени перед ней, а она самодовольно улыбалась, вполне довольная своей работой.

Потом она отослала меня. Я отправилась в свою комнату и легла в постель. Однако я так и не смогла прийти в себя, пока не написала ей письмо. Я не знаю, что было в этом письме. Как только я написала его и положила на то место, где она должна была его получить, я впала в помраченное состояние сознания и пребывала в нем до следующего вечера. В тот год весна была холодной, на земле все еще лежал снег. Окно в голове кровати было широко распахнуто, комната не отапливалась. Я не была укрыта, однако не чувствовала ни промозглого холода, ни голода. Все процессы организма замерли. Я лежала без движения. Дыхание и сердцебиение были очень медленными…

В таком состоянии меня нашла домоправительница, которая тут же стала меня тормошить, чтобы привести в чувство. Я не могла двигаться. Меня оставили лежать в постели. Домоправительница временами заходила взглянуть на меня, но не делала никаких замечаний по поводу моего состояния.

Спустя примерно три дня моя лучшая подруга, которая была уверена в моем отсутствии, узнала, что я все еще тут и пришла повидаться со мной. Она спросила, что произошло во время моей беседы с Надзирательницей, но я ничего не смогла ей ответить. Мой мозг был пуст, и всякое воспоминание о беседе исчезло. Из глубин разума поднималось жуткое ощущение страха и терзало меня. Это был просто страх, не имеющий объекта, но тем не менее — страх чудовищный. Я оставалась лежать в постели со всеми физическими признаками интенсивного страха: потные ладони, сухой рот, бьющееся сердце и неглубокое частое дыхание. Мое сердце стучало так сильно, что от этого стука дребезжали пустые латунные шишки на спинке кровати. Подруга смогла оценить всю серьезность моего состояния и дала знать моей семье, после чего меня забрали.

Однако, вопреки ожиданиям, я не выздоравливала. Интенсивность симптомов ослабла, но осталась чрезвычайно быстрая утомляемость. Я знала, что где-то на задворках ума была скрыта память об ужасном переживании, но я не смела даже думать об этом, иначе потрясение и нагрузка становились такими тяжелыми, что мой разум не смог бы вынести этого. Главным моим утешением был старый школьный учебник арифметики — я проводила долгие часы, занятая несложными вычислениями, чтобы хоть как-то удержать свой ум от выматывающего размышления о том, что со мной произошло. В конце концов мне удалось немного успокоиться и я пришла к заключению, что у меня был просто срыв от перенапряжения, что вся эта странная история всего лишь плод моего воспаленного воображения. И все же осталось гнетущее чувство, что она была реальностью, и это чувство не давало мне покоя.

Спустя примерно год, когда мое здоровье все еще оставалось плохим, я отправилась в деревню, чтобы восстановить силы, и там нашла себе друга. День за днем мы с ним занимались обсуждением того, что случилось со мной, и он не удовлетворился поверхностными объяснениями, а все время задавал настойчивые вопросы. Другой новый друг тоже заинтересовался моим опытом и заставил меня пойти к семейному врачу, который предположил, что я была загипнотизирована. Его методы лечения сводились к похлопыванию по спине и назначению тонизирующих препаратов и брома.

Тонизирующее средство оказалось полезным, а бром — нет, поскольку он понижал сопротивляемость моего организма, а потому я быстро отказалась от лекарства, решив, что для меня будет предпочтительнее оставаться в плохом состоянии.

Я сумела избавиться от этого страха, только когда приняла решение выяснить точно, что именно со мной сделали и как можно защитить себя от повторения подобного воздействия. Это был чрезвычайно неприятный процесс — реакция, вызванная возвращением потерянной памяти, оказалась лишь немногим менее бурной, чем первоначальная.

Однако в конце концов я успешно освободилась от мучившего меня страха, хотя что касается моего физического здоровья, то оно вошло в норму лишь много времени спустя. Мое тело представляло собой нечто вроде полностью разряженной батареи. Очень долгое время я была лишена решительно всех резервов энергии и после самого незначительного усилия впадала в глубокий сон в любое время дня. Пользуясь языком оккультизма, моя ситуация означала, что эфирный дубль был поврежден и из него вытекла прана. Он нормализовался лишь тогда, когда я приняла посвящение в оккультном ордене. Во время церемонии я ощутила перемену, и с тех пор только в редчайших случаях — после психических травм — я испытывала временное возвращение этих приступов истощения.

Я описала эту историю детально, так как она является яркой и полезной иллюстрацией того, каким образом безнравственная личность может злоупотребить малоизвестными силами ума. Опыт из первых рук обладает гораздо большей ценностью, чем любое количество исторических примеров, пусть даже хорошо удостоверенных.

«Мы живем в скоплении невидимых сил, следствия действий которых мы только и воспринимаем. Мы совершаем движение среди невидимых форм, воздействия которых мы часто не ощущаем вообще, хотя они способны влиять на нас.

На умственной стороне природы, неощутимой для наших чувств, не фиксируемой тонкими приборами, может происходить многое, что не воздействует на физический план. Есть существа, которые живут в этом невидимом мире, как рыба живет в воде, есть мужчины и женщины с тренированными умами или специфическими особенностями, которые могут входить в этот невидимый мир. Бывают также времена, когда, как это случается на суше, — морские дамбы прорываются, и невидимые силы вытекают из нас и затопляют наши жизни.

Обычно мы бываем защищены нашей неспособностью воспринимать эти невидимые силы. Однако возможны четыре случая, в которых наша встреча с Незримым может стать реальностью.

Мы можем встретить человека, который владеет и пользуется этими силами. Мы можем оказаться в месте концентрации этих сил. Мы можем сами выйти навстречу Незримому, влекомые нашим интересом к нему. И, наконец, мы можем стать жертвой определенных чрезвычайных обстоятельств, которые разорвут завесу перед Незримым.

Порог Незримого — это ненадежное побережье для плывущего, в нем есть рытвины, скрытые течения и зыбучие пески. Сильный пловец, знающий побережье, может пойти на этот риск со сравнительной безопасностью. Не умеющий плавать и не принимающий ничьих советов может заплатить жизнью за свое безрассудство. Однако мы не должны заблуждаться, что эти невидимые силы непременно злы и враждебны человеку. Сами по себе они не более опасны, чем любая из стихий, но они могущественны. Если мы идем против них, то результат окажется для нас губительным, если мы не будем противостоять им, то и они не станут нарушать наш покой. Следует отметить, что есть немало мужчин и женщин, которые, обладая знанием этих вещей, пользовались этим знанием недобросовестно, и что мы можем оказаться вовлеченными в результаты их действий. Незримое приносит вред человеку только тогда, когда он коверкает и извращает действительность. Этих недобросовестных мужчин и женщин посвященные именуют адептами Левого Пути.