Приют ветеранов - Владимир Михайлов

Урбс опять кивнул и принялся вызывать Гурона.

Докинг и Милов переглянулись. Радиотелефон зажужжал снова. Докинг пожал плечами. Милов решился.

— Эй, ты… Как отзываешься на вызов?

Связанный Гурон, сидевший, привалясь спиной к колесу джипа, только усмехнулся. Телефон прожужжал еще раз. Докинг взял кинжал — его, Гурона, кинжал, каким бриться можно. Попробовал на ногте. Спросил:

— Щекотки боишься, а?

Гурон сперва не поверил, но, глянув в темные, напряженные глаза англичанина, увидел в них холодную решимость. Разжал губы:

— Шестнадцатый, шеф.

— Пароли, коды? Гурон качнул головой.

— Обходимся.

Тогда Милф, вытянув антенну, включил аппарат. Губы прикрыл носовым платком.

— Шестнадцатый, шеф…

Докинг подумал, что Милову, к счастью, не нужно имитировать акцент: произношение его, в чем-то неуловимом не английское, было похоже на речь Гурона, для которого этот язык тоже не родной.

— Где ты? Я тебя искал там, куда тебе было сказано…

Ага, пользуется направленной антенной.

— Там пусто, шеф. Я вернулся к машине.

— Почему не сразу ответил?

— Могли бы услышать. Слишком близко от этих.

— Они все там? Что делают? Милов очень натурально вздохнул.

— Обедают, с выпивкой.

— На связь с кем-нибудь выходили?

— Да нет, не слышно было.

— Ты хорошо укрыт?

— Надежно.

— Молодец. Теперь слушай: крайняя внимательность! Ожидается, что с той стороны, где ты с ними находиться, пойдет отряд таких же, как они, бахутских парней. Пойдет на нас. Твое дело — ювремя заметить и предупредить меня. Усвоил?

Милов стрельнул глазами на Докинга. Тот — на Гурона:

— Согласие и выполнение? Быстро и тихо! Тот сообразил.

— Так точно, шеф!

Милов повторил слова в микрофон.

— Плохо тебя слышу, — сказал Урбс.

— Они не так далеко, шеф.

— Ага, понял. Значит, не забудь: как завидишь — доложишь немедленно и с подробностями, насколько сможешь. Сколько, как вооружены… И тогда за ними по пятам, со всей осторожностью. Как только ты просигналишь, дам команду всем остальным, чтобы стягивались к тебе. Окажетесь у них за спиной, дальше видно будет. Вопросы есть?

— Никак нет, шеф.

— Действуй.

Урбс отключился. Милов утопил антенну в корпусе рации.

— Он предполагает нападение Армии Бахуту. Боюсь, как бы это нам не помешало. Докинг улыбнулся.

— В этом районе вся Армия Бахугу — это мы с вами.

— Ах, вот как? Ну, тогда все в порядке. Можно готовиться к визиту. Как только стемнеет…

— Нет, Дан. Ближе к утру. Когда сон крепче.

— О'кей.

— Да как же ты!..

Больше Урбс ничего не мог выговорить от возмущения и злости. В руке его был скальпель, и он поймал себя на том, что начал уже заносить эту руку — для удара, наверное? — забыв о пациенте, что лежал на столе со вскрытой грудной клеткой, причем вскрытой не в первый раз. Движение шефа не ускользнуло от доктора Курье, Он выставил руки перед собой, словно защищаясь; в правой руке у него тоже был скальпель, потому что он оперировал сейчас за другим столом. Со стороны это, пожалуй, было похоже на начало поединка: два фехтовальщика в стойке друг против друга, только вместо шпаг оружием служат хирургические ножи… Урбс первым опомнился, опустил руку.

А причина его срыва была и в самом деле серьезной. Вот уже пятый час подряд они оперировали, как на конвейере: грудная клетка, где одного легкого уже не было (его удалили раньше) — грудина — ребра — заполнитель извлечь — нужное поместить — закрывать — шить. И еще раз. И еще. И еще. Все шло благополучно до последнего мгновения, 'когда доктор Курье неудачно двинул тем самым скальпелем, что держал сейчас в пальцах. Нет, он не сделал никакого дополнительного, не обязательного или вовсе не нужного разреза. Гораздо хуже. Он задел острием инструмента то, что было уже аккуратно помещено в грудную полость. Необычайно прочный на разрыв пластик оказался легко уязвимым для хорошо заточенной стали; он рассекся, и в образовавшуюся прореху немедленно посыпалось содержимое — мелкие, вроде песка, темные кристаллики. Заскользили, влажнея от крови, слипаясь в комочки. Растерявшийся доктор ухватил пакет, но, вытаскивая, просыпал еще больше — на стол, на пол, уже достаточно грязный. Тут-то Урбс, обернувшись на невольный вскрик Курье, и набросился на него.

— Я устал… — пробормотал доктор в свое оправдание. — Нельзя же так…

Урбс, презирая Курье, даже не стал ему отвечать. С полминуты постоял, напряженно размышляя. Этот пакет потерян безвозвратно: не станешь же собирать все просыпавшееся, вытаскивать из операционной раны… «Господи, ну и послал ты мне специалиста!..» — в аварийной ситуации Урбс вспомнил Бога, без мыслей о котором прекрасно обходился уже с молодых лет. Ну что ж, одно место потеряно. Как объяснить это, будет время подумать, во всяком случае — не рассказом о том, что на самом деле только что произошло. Мало ли на что можно свалить: и то нападение, от которого они ухитрились отбиться, и то, что еще только предстоит…

— Ну что вы стоите, как пугало! — прикрикнул он на врача. — Действуйте! Время идет!

Совсем струхнувший доктор присел, сгребая кристаллики на полу в кучку…

— Идиот! Оставьте, это не спасти! Берите новый кубик! И заканчивайте с этим, вон уже следующий готов…

Доктор послушно разогнулся, вернулся к столу. Мисс Кальдер, невозмутимая, как всегда, уже протягивала ему пакет.

— Но смотрите! — все же предупредил Урбс. — Если еще раз позволите себе такое… я вас самого на стол положу! Я из вас сделаю ветерана!

В том, что Урбс — скотина такая, палач, людоед! — свое обещание, не задумываясь, выполнит, доктор ничуть не сомневался. Он глубоко вздохнул, прогоняя все посторонние мысли, оставляя лишь те, что относились к операции. Ветеран на столе лежал спокойно, дышал за него аппарат, сознание бьио отключено. Ничего страшного, успокаивал себя доктор Курье, теперь не так уж много, часа через три этот ад закончится, можно будет помыться, передохнуть… Хотя отдыхать придется, вернее всего, уже в машине, в дороге; ну и пусть — он сейчас согласился бы расслабиться и подремать даже в багажнике, где угодно…

— Шить! — приказал он, на сей раз без приключении уложив пакет, заполнив промежутки и вернув ребра и грудину на место.

Нормальному больному после такой операции — лежать и лежать, разучился бы ходить. Но с ветеранами не так. Еще до утра каждый из них встанет и послушно пойдет, невзирая на швы, бинты и прочие прелести, к автобусам — садиться и ехать куда повезут. И не выкажет ни малейшего неудовольствия. Так, видно, каждому из них было на роду написано.

Урбс еще несколько секунд наблюдал за доктором Курье, убедился в том, что тот пришел в норму, и повернулся к своему столу.