Меч и щит - Виктор Федоров

Он самодовольно ухмыльнулся и умолк, видимо считая, что сказал о себе более чем достаточно. Не знаю, как на Мечислава, а на меня его слова произвели-таки впечатление. Да, этот не мелочится, подумал я. Правда, мне о перечисленных подвигах слышать не доводилось, но, возможно, он совершил их не на Туманном море, а где-то еще, может быть даже в том самом Безводном Океане Инволюции, о котором толковал глобальноголовый.

Между тем представляться стал четвертый и последний из колдунов, тот самый невзрачный малый, происхождение которого я не брался определить.

— Я — Тюрис с острова Буян, но я уже вышел из Мира Животного и, став Гиперипантропом, являюсь полноправным Вождем Нижнего Мира.

— А!.. — перебил его Мечислав. — Я так и знал! Вас подослало Великое Безымянное! Признавайтесь, змиевы залежники, сколько оно заплатило за наши головы?!

— Мы не служим никому, кроме Дешевых Истин, — с достоинством ответил беловолосый главарь. — А с этим вашим Безымянным у нас вообще особые счеты, поскольку оно имело наглость потребовать, чтобы мы отдали ему шизахнару, но при этом не пожелало признать основополагающую роль светящихся гнилушек и, самое главное, — тут в его голосе зазвучал надрыв, — отдать нам свой котел! — В воздухе рядом с колдуном возникла роза и разлетелась на множество осколков, которые, впрочем, никого не задели, поскольку были всего лишь объемными изображениями.

— А головы ваши нам не нужны, венд, — добавил Тюрис с Буяна, острова, который, если мне не изменяла память, лежал в Туманном море близ побережья Жунты и являлся с давних пор предметом спора между ней и Вендией, отчего население там получилось очень и очень… смешанное. — Закосов[28] в них маловато. Нет, нам нужны ваши нервы!

— Ну а теперь вы соизволите наконец сказать, с кем мы имеем дело? — с некоторым раздражением бросил беловолосый Вильхельм.

Мы переглянулись, и Мечислав кивнул, давая мне представиться первым.

— Я — Главк, сын Глейва, слышали о таком? А это, — я махнул мечом, — Кром — меч моего отца, ждавший меня больше двадцати лет и наконец дождавшийся.

— А я Мечислав, сын Глейва и брат Главка. — Он кивнул в мою сторону и тоже выразительно махнул мечом. — А это Погром, брат Крома, добытый мной в битве у Кревотына. Ясно, холера ясна?

— Вполне, — кивнул Вильхельм. — К тому же, судя по вашему поведению, нервы у вас крепкие и вполне подойдут для нейромантики. А то пугливые местные жители совершенно не годятся для опытов. Представляете, самым подлым образом все перемерли от простейшего монализа.

— А вот вы, сыновья Глейва, — затянул тоном проповедника северянин в шипастом собачьем ошейнике, — с вашими-то ограниченными ресурсами, — тут он выразительно постучал себя по голове, — и нетворческой активностью, — он кивком указал на наши мечи, — вполне сгодитесь для Черного Передела! Уж вас-то мы подвергнем нейромантике по всем правилам и по полной программе.

— И свершится тогда Великий Пробой, — эхом откликнулись остальные колдуны и продолжали уже хором:

— И произойдет давно чаемое нашествие хэкеров, и воссияет над миром негасимый свет Волшебной Лампы Генграма. После чего человеческое сознание подключится к глобальному объему информации, и тогда все признают основополагающую роль светящихся гнилушек в качестве рулевых. И народы придут поклониться Яйцу Грифона, несущему в себе Дешевые Истины! — закончили все четверо.

И тогда я понял, что мы наткнулись не просто на колдунов, а на таких же зелотов, как вратники, и последние сказанные хором фразы, по-видимому, были символом веры разговорчивой четверки. Если до этого еще была какая-то надежда на мирный исход, то теперь всякие сомнения исчезли — живыми с этой поляны уйдут либо они, либо мы, потому что договориться с зелотами невозможно. Но я не торопился идти на неизбежное столкновение. Эти ребята, похоже, не прочь похвастать своим могуществом. Что ж, подыграем им, глядишь, и узнаем поточнее, с чем предстоит бороться…

— И как же вы собираетесь этого добиться без нашего согласия? — не без иронии осведомился Мечислав, поигрывая мышцами и помахивая Погромом. — Ведь наши мечи тоже, знаете ли, магические и могут сотворить с вами такое чудо, что ваших ограниченных ресурсов, — тут уже он выразительно постучал себя по лбу, — не хватит, чтобы представить, какое зрелище вы будете являть собой после этого. И тогда от ваших великих замыслов останется не больше, чем от той розы, которой ты тщился произвести на нас впечатление. — Говоря это, он в упор смотрел на Вильхельма.

Но тот лишь презрительно усмехнулся.

— Ваш жалкий бунт, болваны, ничто против всемогущества науки магии. У нас есть что противопоставить вашим мечам! А ну, ребята, Enter!

В ответ на эту малопонятную команду (слово, как я понял, происходило не то от ромейского intrare — входить, не то от левкийского etnxpou — внутренности и означало что-то вроде «Вникайте») остальные колдуны извлекли из балахонов разные предметы, которые и предъявили с таким видом, будто показывают нечто очень важное и опасное. Надо сказать, что штуковины выглядели далеко не внушительно. Тюрис, например, благоговейно держал в обеих руках какой-то дочернотысячелетний масляный светильник. Тип с глобальной, как пивной котел, головой достал испускающее пар механическое устройство непонятного назначения. А северянин в шипастом ошейнике поднял над головой не такое уж и большое яйцо — примерно с кулак. Словом, если они хотели нас напугать, то просчитались. Мы просто не понимали, чего тут бояться!

— Узрите, людишки ограниченного сознания, — завел пронзительным голосом Вильхельм, — се предметы Силы, кою не дано одолеть никакой другой магии, стоит лишь расположить их по углам Квадрата!

— А, так вот почему вы так стали вокруг нас, — сообразил я. — По крайней мере начала стратегии ты, кажется, усвоил, сын Виллиберта. Судя по имени, ты из вюрстенфолька. В каком полку служил?

— Служат лишь те, кто больше ни на что не годен, — недовольно буркнул сбитый с топа Внльхельм. — Я же сызмальства открыл в себе способности нейроманта…

— И не служил? — искренне удивился я. — Но ведь в Вюрстене все какое-то время служат в армии: и знать, и простонародье. Так повелось с незапамятных времен, еще до Черного Тысячелетия. Да и нельзя Вюрстену иначе, у него же что ни год, то война с Жунтой. Как тебе удалось открутиться от военной службы? — Это, подумал я, и впрямь можно считать немалым достижением, в отличие от какого-то непонятного сжигания цвета.

— Меня признали непригодным для военного дела, — надменно заявил беловолосый, — после того как я продемонстрировал Обратный Отсчет. У наших вояк от него ум за разум зашел. Нам, людям творчески активным, нечего между собой делить, к какому бы народу мы ни принадлежали. И я вовсе не склонен считать, к примеру, Тюриса врагом только потому, что он родился в Жуйте, с которой моя страна почему-то воюет.