Училка - Наталия Терентьева

— Нюся…

— Ты меня услышал?

— Услышал. Я принесу деньги. Сколько?

— Сколько не жалко. Чем больше, тем лучше.

— Не говори так! Нюсечка… Мне на детей денег не жалко, даже если они меня совсем не любят…

— Одно с другим не связано, запомни. Они родят своих и будут отдавать им, и деньгами, и любовью.

— Но пусть меня Никитос больше не тыркает! — тут же встрял Игоряша в мою неожиданную для меня самой проповедь.

— Пусть не тыркает, — согласилась я. — Ты тоже для этого что-нибудь сделай. Приди хотя бы однажды в костюме десантника на Новый год.

— Нюся…

— Что, Игоряша?

— Ты что, правда выходишь замуж?

— Правда.

— За кого?

— За известного дирижера.

— Он — еврей? — почему-то спросил Игоряша.

— А ты — еврей?

— Я — почему? — удивился Игоряша.

— Ну а почему ему быть или не быть евреем? Что ты какой-то маразм спрашиваешь?

— Да, значит, еврей… И богатый. Раз знаменитый дирижер… Понятно… Я так и думал… Нюся… — Мне показалось, что Игоряша собирается плакать. — Ты правду говоришь или потому что меня ревнуешь? Ведь у меня еще ничего… ничего не решено…

— Она сейчас где? — спросила я, отметив, что в коридор уже раз или два высовывались недоуменные родители — где же новая классная руководительница их детей. Не та ли тетечка, которая так упивается сейчас своим остроумием по телефону?

— Она? — переспросил Игоряша.

— Да, она, она! В аптеку пошла? Тебе за лекарствами?

— Да, — грустно сказал Игоряша. — И в магазин за клюквой.

— Вот, когда она придет, ты ей и скажи, что у тебя еще ничего не решено. Договорились?

— Договорились, — прошептал Игоряша. — Всё, извини, не могу больше говорить…

Я засмеялась и нажала отбой. Ну что, Аня Данилевич, поражение по всем фронтам? С Тютевой и Громовскими — победа относительная, смахивающая на поражение, раз пришлось прибегнуть к последнему, волшебному средству. Здесь — тоже. И там. И тут… Нет! Ведь я, кажется, помирилась с Розой… И еще нужно нормально провести собрание. Соберись! — сказала я сама себе. Нытье — не мой конек. Как там Роза говорила — «Хороша я, хороша»? Не буду ее больше даже про себя Нецербером звать, раз это так обидно.

— Здравствуйте, уважаемые родители! — как можно спокойнее и доброжелательнее произнесла я, заходя в класс.

И тут же натолкнулась взглядом на Будковскую. Почему я решила, что это мать Сени? Копия, одно лицо, те же белые-белые волосы, как у жителей Вологды и Архангельска или забытой белорусской деревни. И такой же наглый взгляд, как у сына. Но, секунду поизучав меня, она все же глаза отвела. Я осмотрела класс. Да, пришли не все. Но многие. Я решила по списку отметить, кто пришел, чтобы сразу увидеть родителей, с которыми давно хотела познакомиться.

— Есть родители Кати Бельской? — Можно было смело спрашивать «мама», потому что в классе сидел лишь один папа, крупный, с сонным и хамоватым лицом. Салов? Если ляжет сейчас на парту и сообщит, что ему «всё по фиг», то точно он.

Приятная, достаточно взрослая женщина подняла руку.

— Да, есть. Я.

Я внимательно посмотрела на нее.

— Очень приятно познакомиться… — я заглянула в листочек, — Наталья Сергеевна.

— Мне тоже, — вполне искренне сказала Катина мама.

— Родители Салова? — поинтересовалась я, чтобы сразу отмести сомнения.

— Ва… — промычал единственный мужчина.

Может быть, он сказал «ба» или «да», но разницы никакой. Передо мной сидел выросший, криво побритый, неплохо одетый, опухший, отекший Слава Салов.

— Очень плохо мальчик себя ведет, — заметила я. — Хамски.

— С чего это вдруг? — вполне членораздельно ответил мне отец Салова. — Что-то не так. Вы не путаете? — говоря со мной, он не собрался и не сел ровнее, что было бы естественней, а, наоборот, сполз, поплыл по парте, как бы размазываясь по ней.

Я засмеялась.

— Вот так и ваш сын лежит на парте все уроки, — ответила я. — Очень трудно с ним наладить контакт.

— А вы старайтесь! — сказал мне Салов-старший. — Это ваша обязанность! За это вам деньги платят!

— Послушайте, давайте не начинать ругаться! Ваш мальчик первый год в нашем классе, а столько с ним проблем! — заметила маленькая рыженькая женщина, говорящая с едва уловимым акцентом. Я хорошо слышу говор и акцент. Предкавказье, Краснодарский край, что-то оттуда.

— Чё? — повернулся к ней Салов.

— Родители, родители! Давайте не ссориться! — пришлось пойти на мировую мне, хотя больше всего мне хотелось бы сейчас взять этого опухшего папу за шкирку и встряхнуть его изо всех моих сил — и за сына, и за его собственное хамство.

— Хамство — общая проблема, — сказала я. — Не только Салова.

— Я прошу поосторожнее со словами… — снова завелся Салов.

— Уважаемые родители, если у кого есть желание, наиболее красочные эпизоды из нашей школьной жизни вы можете просмотреть, камеры пишут всё, а дети себя ведут так, как будто камер и нет.

— Ну и правильно! — высказалась полная, даже скорее толстая женщина с сильно накрашенными глазами и туго накрученными кудрями. — Что ж им делать, если режим тотальной слежки установлен за детьми! Вот вы были за камеры или против?

— Я была за камеры. Я надеялась, что это как-то поможет дисциплинировать детей.

— Помогло? — усмехнулась толстая мама. — Вот. Издеваются над детьми за наши же деньги.

— Камеры установил город.

— На деньги налогоплательщиков!

— Простите, вы чья мама?

— Я? — опять усмехнулась женщина. — Володи Пищалина.

Ну да, верный дружок Будковского, который всегда прячется за его спину. Мамы сидят не вместе. Уже хорошо.

— Будковский и Пищалин — самая большая проблема по дисциплине в классе.

— Давайте лучше про учебу! — махнула рукой Пищалина. — Не в детском саду! Дисциплина, дисциплина… Что сдаем, какие проблемы по учебе, по программе? Об этом поговорим! Учительница слабая по математике. Вот проблема! А то — Пищалин, Пищалин…

— Хорошо, давайте об учебе. Я только хотела спросить, есть мама Лизы?

— Есть, — сдержанно ответила женщина, которую я вначале приняла за бабушку. Нужно быть осторожнее. Очень взрослая и очень сильно накрашенная, вычурно одетая дама, Лизина мама. — А что?

— Просто хотела познакомиться. Собственно, я со всеми хотела познакомиться. Насчет учебы давайте поговорим. Мы писали два дня назад проверочную работу, диктант с заданиями, ничего особенного. Результаты удивительные.

— А, это когда вы решили, что дети могут написать в актовом зале на коленках диктант? Я уже пожаловалась в электронном журнале директору.

— Вы, простите…?

— Я — Тонина мама.

— Ясно. Поднимите руки, пожалуйста, кого еще не устроила эта проверка?

Несколько человек осторожно подняли руки. Будковская и Пищалина в разных концах класса вскинули руки уверенно. Мне показалось, или Салов пробубнил «по фиг»? Я улыбнулась.

— Проверка нужна была для того, чтобы я наконец поняла, кто что знает и кто как пишет.

— Что это? Какое вы имели право отбирать телефон у ребенка? А если ему нужно срочно вызвать врача? — завелась Пищалина.

— А что с ним? Какой диагноз?

— Какой еще диагноз? Не надо шить моему ребенку тут…

— Тише, тише, — начали урезонивать ее мама Кати и рыженькая.

— Телефоны и планшеты я попросила сдать на время урока, чтобы дети не списывали из Интернета, там можно найти все слова и правила, и не общались друг с другом. Врача, если нужно, я бы вызвала сама. А результаты проверки очень плохие. Вы можете посмотреть работы сами, я раздам сейчас.

— Нет, ну двойки-то можно было не ставить! И кому вы двойку поставили — себе? — усмехнулась Пищалина.

Где же мама Кирилла, неужели не пришла?

— А есть мама Кирилла Селиверстова?

Я обвела глазами класс. Нет, не пришла.

— У нас произошел такой инцидент в школе… Кирилла избили старшие мальчики.

— А мы-то тут при чем? — тут же задралась Пищалина.

— Ему выбили зуб. Я хотела предложить… Думаю, это не будет для его семьи обидно… Может быть, мы как-то поможем, классом, я имею в виду… Имплант, тем более на передний зуб, дорого стоит.

— Вот не знаю, — покачала головой Лизина мама. — Не зна-аю… Имеете ли вы право так унижать за глаза людей…

— Унижать?

— Ну конечно. Вас Селиверстова просила собирать для нее милостыню?

— Милостыню?.. — Я не сразу нашлась, что ответить.

— Зачем же вы так! — вступила Катина мама. — Конечно, поможем.

— За себя говорите! — тут же гавкнула Пищалина. — Драться не надо было!

— Хорошо, я за себя говорю. Я уверена, что мама Кирилла вполне может сама заплатить за лечение ребенка. Но мне бы — лично — хотелось выразить сочувствие, — Катина мама ответила достаточно определенно и жестко.