«…Или смерть?» Дворовый Катехизис Русского человека - Андрей Кочергин

– Во-первых, я категорически против ярких эпитетов и ярлыков, о мерзости государства я не говорил никогда и вряд ли когда-либо скажу. Дело в том, что люди Православные избегают любой прелести, а прелесть критики – это удел тех людей, которые кроме критики ничего не готовы сделать.

Более того, я категорически против визгливого отношения к существующему строю, мы сейчас получили прямо то, что, видимо, хотели получить и что заслужили. О какой мерзости в определении государства можно говорить, если мы – мерзки в таком случае, потому что заслужили его в таком виде, сделав всё для этого? Или нас взяли в плен и это оккупационные власти? Вы уверены? Тогда где борьба за нашу свободу?

Что касается поддержки Церкви, то здесь существует два момента, на которые нужно обратить внимание. Первое: как ни крути, а Русская Православная Церковь является элементом консолидации крайне большого числа Православных жителей России, соответственно, если у государства есть хоть какая-то идеология, то в идеале она и должна опираться на общепринятые и долгосрочные институты, которые оправдали себя с точки зрения обладания стабильной народной поддержкой.

Второй момент, который имеет более практичное значение, мне хотелось бы объяснить вульгарным анекдотом: когда в больнице один умер, а у пары больных температура 40, то средняя температура по больнице будет 36,6. Так вот то, что у нас государство строит где-то дороги, где-то выделило деньги на ремонт храма, а где-то поддержало Православную инициативу, вовсе не означает, что это государство относится с должным вниманием к той духовной жизни, которая должна наполнять Русского человека.

Это в той степени видно и понятно, что ни фискальные органы, ни силовые министерства не пресекают более чем грязную и вульгарную критику псевдоязычников и сионистов в сторону христианства. Более того, эти псевдоязычники открыто позиционируют себя как фашисты, что является экстремизмом по сути своей. Наивное предположение, что правоохранительные органы просто не в курсе того, что происходит в этой связи, абсурдно. Поверьте, те, кому положено, знают всё. Но те, кому положено принимать меры, их почему-то не принимают. Ой как странно, а почему?

Так вот, то самое государство где-то помогает строить Храм, а где-то позволяет молодчикам – неофашистам на земле, залитой кровью наших дедов, смешивать с дерьмом Православие и возносить идолов, поклоняясь Гитлеру.

Так чем занято государство? Помогает Православию? Оно на сегодня заигрывает с ним так же, как заигрывает с его очевидными врагами. Вот именно об этой неопределенности я и говорю. Где определенность? Кто не с нами, тот против нас (с) – это забытые слова? На заборе не усидишь – заднице больно. Видимо, кому-то не больно, видимо, кто-то привык. Ужасаюсь судьбе этого человека. Или группы лиц. Но они имеют права – им было позволено, позволено нами. И мы пожинаем плоды нашего с вами выбора или недеяния.

Так вот, непротивление злу есть зла умножение. Мы когда-то не противились ему, и мы его умножили.

–  Вы давно сотрудничаете с силовыми структурами, некоторое время работали в должности топ-менеджера в одной из самых крупных государственных компаний нашей страны. Как вы сами оцениваете эту работу: как служение государству, народу или как интересный бизнес? Где вообще пролегает граница, если она существует, между дозволенными и недозволенными христианину формами сотрудничества с властью? Вы помните, наверное, известную шутку про то, как люди объясняли свое вступление в КПСС желанием, «чтобы в этой партии стало на одного порядочного человека больше». Можно ли и нужно ли, на ваш взгляд, сегодня, образно говоря, «вступать в КПСС»?

– Начнем с того, что я имею некую определенную собственную гражданскую позицию. Например, я считаю аморальным, когда Русские ребятишки в форме погибают на локальных войнах с неясными стратегическими задачами и явной коррупционной доктриной. В этой связи как профессионал боевой подготовки я не имею права не преподавать и не отдавать им свои знания. Маленькая ремарочка: ни разу в жизни я не получил за это ни копейки. Прошу только купить мне билет и накормить супом.

Получается так, что если мы делаем что-то по своему решению, руководствуясь при этом высшими принципами и пониманием добра и зла, то мы идем собственным путем, как бы это ни выглядело внешне. Причем самое важное, что тут должно быть, это то, что мы работаем, уж извините, чисто по-русски, не за деньги. Если нам при этом платят зарплату, то замечательно. Но от спецподразделений я ее не получаю. Сознательно, объясняя это тем, что вы – бюджетные организации, у вас нет и не может быть денег на меня, а если вы их нашли, то значит вы – коррупционеры, а я с коррупционерами не общаюсь. Вот такой примерно подход.

Поэтому если вы – художник, то идите, расписывайте детские дома, чтобы детям было весело, если вы – писатель, как одна моя знакомая в Петербурге, то пишите детские книги для того, чтобы детки радовались. Если вы – булочник, то постарайтесь сэкономить немного муки, чтобы раздать хлеб нищим. Вот ваша социальная позиция. Я не булочник и не художник, я – солдат. И как солдат я исполняю свой долг перед людьми, которые являются моими собратьями, единоверцами, гражданами любимой мною страны. Я не помню, чтобы меня награждали за это, и, тем не менее, за семестр пребывания в полицейской академии штата Герреро Мексики я получил мексиканский орден. Что поразительно, там это оценили сразу, у нас меня не замечают. И слава Богу! Гордыня моя в порядке, я в полном покое. Но мексиканским орденом страшно горжусь – грешен.

Что касается сотрудничества с сегодняшним государством, то вопрос этот очень абстрактен. Мы же не говорим об оккупационном правительстве! Хотя частенько, в принципе, мысль подобная приходит в голову. Поверьте, как только людям показывают пример праведного поведения, им становится неловко жить подло. Когда все верят в то, что «это общепринято» и «так надо», то все себя этим успокаивают и живут, как свиньи.

То, что я категорически, принципиально, брезгливо не беру денег и купить меня нереально, в большей степени определило тот успех, которого мы добились при санации компании, требовавшей нашего антикризисного управления. И это произошло жестко, надежно и надолго. Слава Богу.

Вот пример. Неважно где вы – важно кто вы. Это как точка кристаллизации: оказываясь в ней, именно вы закладываете структуру кристалла и ее специфику. Ну, или можно жить в мутной воде. Как черви, которые питаются грязью. Я не готов. Сколько еще таких парней? Поверьте, их много. Слава Богу. Причем я не знаю, будет ли реальный объективный толк от нашей деятельности. Но просто мы по-другому не можем. Совесть не позволит.

Вот это и называется оздоровление нации. Вот это и называется мировоззрение и позиция гражданина с четкими представлениями о своем долге перед своим народом и перед своей страной. Вне зависимости от своего положения, должности, звания и места, занимаемого в вертикали иерархического устройства страны.

–  Как вы относитесь к муссируемому сегодня в интернете стремлению некоторой части сограждан покинуть нашу страну? Вы выступали недавно перед Православными христианами США и не понаслышке знаете, что и за пределами России есть Церковь и Бог, так не думали ли вы сами присоединиться к числу эмигрантов?

– Я крайне прилично образован. По одной из своих профессий я военный референт-переводчик с немецкого языка. И вот сижу я как-то на газоне перед немецким особняком и разговариваю со своим товарищем Гётцем Кристом. Это был такой очень успешный немецкий дед, который почему-то любил меня, как сына. Я шустрый, и поэтому всегда скоро начинаю нравиться людям, либо скоро становлюсь объектом их ненависти. Поэтому я сразу понимаю, с кем могу дружить, а с кем нет. С ним я очень дружил. И вот я говорю ему: «Господи, как же хорошо в Германии!», – к тому времени я жил там уже около двух лет, и мне очень нравилось. – «Знаешь, хочу остаться здесь!» Это был 1989 или 1990 год, в России была полная задница. А он смотрит на меня и говорит: «Андрей! Человек должен жить там, где люди разговаривают на языке, на котором разговаривала его Мама. Потому что именно там у него есть единственная возможность чего-то добиться и стать кем-то. Потому что здесь, в Германии, ты будешь человеком второго сорта. И, может быть, дети твои или внуки, если они забудут Русский язык, станут немцами, и другие немцы будут их принимать. Но тут вопрос: а зачем тебе немецкие дети?»

Я удивляюсь, как можно не найти себя в стране, которую ты любишь. А если ты не её любишь в беде, то что ж ты за выродок такой? Спрашивают многодетную маму: «Кого из детей вы любите больше?» «Того, кому сейчас хуже, того и люблю». Моя Родина тяжело больна. Ей плохо. Детки мои, (а чужих детей не бывает), мучаются. У них будущего нет. Мои старики умирают в нищете. Если я уеду отсюда, на кого я их брошу? Кто будет ими заниматься? Вот это и называется Любовь к Родине, которая есть дар Божий. Которая не благодаря, а вопреки. Вопреки всему. И спаси Господи нас всех в стране нашей и даруй нам счастье умереть на той земле, в которой уже лежат кости поколений наших предков. И даруй нам, Господи, счастье верить в то, что дети наши будут жить счастливо на той земле, которую мы им оставим!