Сингулярность (сборник) - Алексей Васильев

– Обломает он его, – спокойно ответил Торгвальд. – Зуб-то у него еще молочный! К тому же мои планы на сегодняшнее совещание сильно изменились… Взлетели, я бы сказал! С учетом произошедшего готовлю небольшой сюрприз.

– Какой?

– Новый инвестиционный проект, сроком на восемь лет.

– Почему на восемь?

– Потому что потом я предложу следующий. И знаешь что? Займись-ка плотнее компьютеростроением. Узнай, кто владельцы крупных пакетов акций, к заводам присмотрись…

– Понял. А что с Митякисом будешь делать?

– Думаю размазать по офису и скормить паштет акулам! Это знатная потеха! – захохотал Торгвальд. – Тысяча чертей!

…Торгвальд Лютенсвен открыл глаза.

Начиналось самое интересное. Митякис завершал выступление и собирался сделать это эффектно.

– …Допущенные компанией промахи, возможно, произошли из-за неверного понимания ситуации, искаженного уважаемым господином Лютенсвеном, – говорил он, – но почему так произошло? Что заставило опытного и осторожного главу нашей компании сделать столь сомнительный выбор и убедить всех нас инвестировать деньги в убыточный медицинский проект? Ответ лежит на поверхности и, возможно, многих шокирует. Дело в том, что у Торгвальда Лютенсвена рак позвоночника! Данные могут подтвердить его врач или медицинская карточка, которую Торгвальд тщательно скрывает. Болезнь находится в критической стадии и не поддается лечению.

В переговорной раздался дружный вздох, и все взгляды обратились на главу «Норда».

Торгвальд безмятежно улыбался.

– Я заранее прошу извинения у всех вас и особо – у господина Торгвальда за то, что обнародую эту информацию. Однако вынужден ставить вопрос о дальнейшей целесообразности его пребывания на посту… человек вынужден пользоваться сильнодействующими химическими препаратами… наркотики… не в состоянии отвечать… отвергались инвестиционно привлекательные проекты… сомнительные результаты… упущенная прибыль…

Слова сливались в монотонный гул. Торгвальд неторопливо встал, чувствуя, как горячая кровь пульсирует в здоровом теле.

– Критическая стадия?

Он шагнул к Митякису.

– Рак позвоночника?

Костас побледнел, чувствуя неладное.

– Сильнодействующие медицинские препараты?

Кулак со свистом рассек воздух. Чавкнуло, будто валун швырнули в бассейн с мокрой глиной. Директора испуганно уставились на одинокий лакированный ботинок, где только что стоял Костас. Его владелец распростерся метрах в пяти.

– Я ставлю перед собранием вопрос о несоответствии некоторых членов совета занимаемой должности и о саботаже. Есть неопровержимые факты проникновения одного из нас в мою рабочую директорию с целью использования информации в личных целях. Да, да, именно он! – Торгвальд пинком отправил ботинок вслед владельцу. – Но об этом позже. А сейчас для вас есть сообщение. У меня действительно… был рак позвоночника.

После выступления Торгвальда Лютенсвена пришло время вопросов.

– Торгвальд, в свете последних новостей мы совсем забыли о будущем. Как я понимаю, проект предыдущего докладчика снимается с голосования… – сказал Горбачев.

– А может, кто-то считает, что преимущество было у моего… оппонента? – спросил Торгвальд.

Послышались смешки.

– В связи с последними событиями предлагаю обдумать участие компании в новом проекте, – сказал Лютенсвен. – Это вложения в работы по подключению современных игр к микроботам. Последующая конвертация и сопровождение. Заключение договоров с держателями игровых серверов. Это настоящий прорыв в управлении микроботами, когда миллионы игроков следят за человеческим здоровьем! Сейчас я один чувствую себя игровым полигоном… Пусть таких людей станет больше. Проект рассчитан на восемь лет. Почему восемь? По некоторым слухам, по истечении этого срока информационные технологии перешагнут рубеж мощности, и – будьте спокойны – я предложу вам новый проект… Но об этом пока рано. Предлагаю назвать нынешний проект – «Иммунитет». И пусть буква «И», как знак жизни, отныне будет пропечатана в правом верхнем углу логотипа с названием любой компьютерной игры!

Юрий Никитин

Сеттлеретика

Ноздри уловили аромат свежезажаренных гренок, козьего сыра и крепкого кофе. Из ванной донесся подчеркнуто шумный плеск воды, Наташа показывает, что встала раньше меня, хотя легли вместе.

На кухне яркий свет: автомат, судя по шороху, вытаскивает горячие ломтики хлеба с коричневой хрустящей корочкой и намазывает тонким слоем белоснежного сыра. Сонный, я выбрался на кухню чуть ли не на ощупь.

Две чашки с горячим кофе выдвинулись на разукрашенную цветочками полочку.

Я взял одну и крикнул:

– Натка, если сейчас не выйдешь, я и твой кофе вылакаю!

Дверь ванны отворилась, Наташа появилась смеющаяся и с каплями воды на ресницах.

– Не посмеешь, – пригрозила она. – Прибью, как бог черепаху. Ты не забыл, сегодня день рождения Веры Антоновны, мы обещали быть?

Я помрачнел, даже кофе показался слишком горячим и недостаточно сладким.

– Извини… Сегодня задержусь.

Она нахмурилась.

– Надолго?

– Не знаю.

Она взглянула в мое лицо, в глазах море сочувствия, как хорошо, что мне так повезло с женой: никаких мыслей, что задержусь в лаборатории с молоденькой лаборанткой.

– Все еще… – спросила негромко, – не идет?

– Все еще, – ответил я глухо. – Соври что-нибудь, хорошо? У нее и своих проблем хватает. Зачем ей видеть мою постную рожу?

Она сказала грустно:

– Как не хочется одной…

– Я с тобой, – сказал я. – Как и ты всегда. Но, увы, сегодня вариант две тысячи пятисотый… Юбилейный! И боюсь, за ним будет две тысячи пятьсот первый и… так далее.

Она молча и с глубоким сочувствием смотрела в мое лицо. Сегодня две тысяча пятисотая попытка, вот что значит эта цифра. Наташа провожала меня, как на подвиг, еще на первую попытку в истории сеттлеретики. Впрочем, первая тысяча опытов была заранее обречена на провал, мы тогда не понимали, это сейчас удивляемся тогдашней тупости и наивности.

Но сейчас все на таком высоком уровне, что осечек быть не должно. В теории. «Записываемого в компьютер», как говорят в народе, переносим целиком и полностью, в отличие от первых попыток, когда пробовали копировать на хард только «интеллект», на самом деле еще не умея его отделить от всей остальной нервной деятельности.

Второй этап, когда переписывали всю кору головного мозга, а потом неделями с замиранием сердца ждали результатов: пробудится электронно-человеческий мозг или нет? Хотя сами понимали: если и пробудится, то о результате узнаем в первые же микросекунды.