Ее крестовый поход - Аннетт Мотли

— Если вы боитесь этого — отдайте Монферрату половину доходов при жизни, — предложил Тристан. Достаточно богатый Конрад, скорее всего, с удовольствием подождал бы смерти Ги.

Иден, которая с ужасом слушала, как Тристан, несмотря на все старания королевы и ее самой, не говоря уж о леди Алис, швырнул в лицо королю вновь обретенную дружбу, не могла, однако, не согласиться с его доводами.

К всеобщему удивлению, неожиданно прогремел хохот Ричарда:

— Вне всякого сомнения, вы правы, Ги, mon chevalier. Но стоит чуть-чуть подумать — и найдется выход! Он смотрит прямо на вас!

Тристан почувствовал скрытую угрозу.

— Сдается мне, что наш друг, корыстный маркиз, будет очень рад принять такие условия владения… что ни говори, они очень щедры. — Тут он неприятно улыбнулся Тристану. — Мы же, в свою очередь, можем получить немалую выгоду в связи с отводом войск и прочее. А что касается убийства, ну что ж… Двое могут замышлять убийство, но лишь один успевает первым. Подошлем к нему ассасинов — говорят, они никогда не подводят.

— Ассасинов? — переспросила королева, очарованная звучанием иноземного слова.

Ей ответил Тристан:

— Правильнее говорить хашашины, поедатели гашиша. Это члены секты религиозных фанатиков, обитающие в горах Ансарийя на севере Сирии. Ими правит Рашид-эд-Дин Синан, известный христианам как Горный Старец. Он пребывает в неприступной крепости Аламут, взять которую штурмом не удалось даже Саладину. Синан может требовать абсолютного повиновения своих последователей в любом деле. Их религия зиждется на несокрушимой убежденности в том, что вкусить наслаждения рая можно лишь через смерть на службе Аллаху. Поэтому они покидают крепость, предварительно приведя себя в экстаз наркотиком, называемым гашиш, который дает им нечеловеческую храбрость, и отправляются выслеживать и убивать любого, на кого укажет вождь. При этом они не оставляют следов. Хашашины накопили огромное богатство и мощь, под стать своей славе. Их ненавидят и боятся… и используют… как христиане, так и мусульмане. Они не хранят преданности никому и убивают для тех, кто им платит.

— Именно так, — удовлетворенно промурлыкал Ричард, игнорируя женский испуг. Он хлопнул Ги по хилому плечу: — Что скажете, король Иерусалимский? Пошлем весточку о нашем деле ассасинам?

Ги проглотил слюну. Он решительно отодвинулся от фамильярной руки и повернулся вместе со своим стулом, чтобы посмотреть Ричарду прямо в лицо.

— Иногда для меня неудивительно, что вас называют Ричард-Тричард, — устало проговорил он. — Но мы не римляне, чтобы всаживать нож в спину друг другу. Мы люди чести. Шутка есть шутка, а теперь давайте забудем об этом.

— Как пожелаете. — Ричард пожал плечами, но выражение жестокого удовольствия осталось на его лице. Неожиданно он заметил взгляд своей жены, выражение ее лица не поддавалось описанию.

— Не унывай, цыпочка, — добродушно подбодрил он ее. — Не такой уж я злодей, как тебе кажется.

Беренгария рассеянно отметила, что усы его слишком отросли.

— Даже если бы и так, для меня это не имеет значения, — просто призналась она.

Ричард удивился странной морали женщин, которая с детских лет оставалась для него загадкой.

Тристан, наблюдая за сменой настроений короля, спросил себя, неужели тот действительно мог помышлять о столь недостойных путях достижения своей цели. Он сомневался в этом, но понимал, что эти сомнения были не столь сильны, как год назад.

Однако Львиному Сердцу надоело сидеть без движения, он поднялся и вытянул свои длинные руки, наслаждаясь игрой мускулов.

— Я собираюсь прогуляться. Кто со мной? Ги? Де Жарнак, ты, предатель? Христос, я отсидел себе зад!

Тристан с большим удовольствием остался бы, но приглашение было равносильно приказу; к тому же ему было известно, что Ричард держал своего фаворита возле себя до тех пор, пока не решит, что склад ума последнего противоречит его собственному. Сам Тристан не получал удовольствия от бесчинств, творимых в борделях Акры, и развлечения Ричарда его не привлекали.

Он взглянул на Иден, словно и не осознавшую своей привлекательности, небрежно откинувшуюся в кресле с легкой полуулыбкой на губах. Почувствовав волнение в чреслах, он неожиданно для себя послал ей проклятие. Пусть король отправляется куда его душе угодно в поисках извращенных удовольствий и тащит за собой Ги. Ну а что касается Тристана де Жарнака, то он напьется сегодня до беспамятства впервые в жизни, а потом найдет соблазнительную, пухленькую, сладострастную шлюшку и опустит узду собственной похоти.

Леди Алис, удивленная переменой в обычно сдержанном шевалье, сама ощущала некое внутреннее раздражение, которое, если бы она могла понять его природу, вполне отвечало бы состоянию де Жарнака. Она еще раз сказала себе, что должна заполучить его в мужья. И не важно, что он опекает Иден, что именно с Иден он позволяет себе веселиться, что с ней он сидит за обедом, за игрой в триктрак, с ней проводит часы отдыха. Пусть он делит с ней свою радость, свой гнев, терпит ее безрассудные выходки. Иден замужем, и муж ее скоро должен объявиться. Алис каждую ночь молилась о его скором возвращении и не могла поверить в то, что оно может не состояться.

— Сэр Тристан выглядел рассерженным, — пробормотала она, когда мужчины вышли. Ей необходимо было произнести его имя.

Иден казалась удивленной.

— Возможно, мои нескончаемые разговоры о Стефане выводят его из себя, — предположила она.

«Более, чем возможно», — с горечью подумала Алис. И Джоанна была того же мнения, давно заметив, что ветер дует не в ту сторону.

— Нет… это, наверное, Ричард, — вздохнула королева. — В последнее время его трудно выносить. С тех пор как Филипп отбыл, он остался без мишени для своих колкостей, и всем нам приходится страдать.

— Не похоже, чтобы ты очень страдала, — заметила Джоанна с очевидным любопытством. — Ну-ка поведай, каковы ваши отношения с моим большим и наглым братцем?

Беренгария отложила свое шитье. Она поколебалась, но затем с видимой неохотой заставила себя заговорить:

— Надеюсь, ты простишь меня, Джоанна, и ты, Иден, тоже. Кое-что тревожит меня. Мне не следовало бы спрашивать вас об этом… но больше мне не к кому обратиться.

Она замолкла, густо покраснев и крепко сцепив пальцы.

Джоанна бесцеремонно взглянула на Алис:

— Ступай, ma chère! Это не для ушей девственницы.

Алис поджала губы:

— Но я не собираюсь оставаться ею всю жизнь!

— Продолжайте. Не слушайте их, — мягко ободрила королеву Иден. Она уже знала, что ее подругу мучает что-то, но та не заговаривала об этом, а сама Иден не хотела выспрашивать. Она подозрительно покосилась на Джоанну: немного ее грубоватого юмора поможет Беренгарии преодолеть неловкость, но его переизбыток заставит немедленно выскочить из комнаты.