Дар - Мария Унт

– Мы хотим устроить прием в вашу с Джоном честь. Будут приглашены лучшие люди Америки, возможно, гости из-за границы. Мы бы смогли вас представить всем, и слухи понемногу бы затихли. Вы ведь живете как отшельники. Почти ни с кем не общаетесь. Это неправильно.

Мысль о приеме, куда придет столько неизвестных мне людей, напугала меня. Я не знала, кто они, и не представляла, что может случиться, если я появлюсь там. Если у Энтони и тут есть свои агенты (а я знала, что он жил в Америке), то они могли слышать обо мне. Может, вероятность этого и была мала, но меня она испугала.

– Я поговорю с Джоном об этом, – сказала я и выскочила из машины, даже не попрощавшись.

Быстрым шагом я подошла к дому и вошла в холл. Джон уже ждал меня.

– Я видел, ты приехала с моим отцом. Что он хотел? – спросил меня Джон, помогая снять верхнюю одежду.

– Он хочет, чтобы мы присутствовали на каком-то грандиозном приеме, – ответила я.

– Зачем?

– Чтобы твои родители могли представить меня всем, и слухи о нас поутихли бы. Оказывается, твоя семья самая обсуждаемая в городе, и все из-за меня.

Джон усмехнулся:

– Я знаю.

– Ты знал? Но почему ничего не говорил? – удивившись, спросила я.

– Потому что мне все равно, что про нас говорят. Они просто завидуют, что у меня такая красивая жена, – сказал Джон, обняв меня и поцеловав в кончик носа.

– Значит, на прием мы не пойдем? – спросила я.

– Нет. К тому же скоро всем станет не до нас и не до приема, – вздохнув, ответил Джон.

– О чем ты?

– Ты читаешь газеты?

– Да, иногда, – ответила я, краснея. Последний раз я держала газету в руках довольно давно.

– Тогда начни читать их чаще, – сказал Джон и, обняв меня за талию, повел в столовую, где нас уже ждал ужин.

Вскоре о нас с Джоном действительно все забыли: убийство эрцгерцога в Сараево 28 июня 1914 года положило начало тяжелому времени. Никто не ожидал, что начавшийся конфликт перерастет в страшную бойню, куда окажется втянут практически весь мир. Уже через два месяца после этой даты моя страна – Великобритания – объявила войну Германии.

Обо всем я узнавала из газет – я просила слуг покупать их как можно чаще. Каждое утро я просыпалась в страхе за свою семью и с ужасом ложилась спать, думая о том, что, возможно, для кого-то из дорогих мне людей этот день может стать последним. Если бы до этого меня не поглотили мои проблемы, то, может, я была бы больше осведомлена о том, что война неизбежна. Тогда же эта новость сразила меня. О войне я знала только из книг и учебников и понятия не имела, что это такое на самом деле. Я пыталась говорить с Джоном на эту тему, но он, видя мой перепуганный вид, пытался утешить меня и говорил, что у Англии нет повода для беспокойства и война скоро закончится, не успев начаться.

Первые месяцы Марк продолжал писать мне. Он, как и Джон, говорил, что я попусту терзаю себя. Но мне казалось, что в его письмах чувствовался страх.

Последнее письмо от Марка (совсем короткое и, судя по всему, написанное второпях) я получила в октябре. Брат написал, что Артур вернулся в Лондон, и они оба вскоре присоединятся к английской армии. Марк еще точно не знал, куда их отправят, но был готов ко всему. Брат шел на войну не воевать, а лечить, он был уверен в своих силах. Также упомянул, что отец рвался на фронт, но его не взяли, поэтому мне тем более не следует беспокоиться о родителях. Помню, я ходила сама не своя от мысли, что оба моих брата отправлялись на войну, а жизнь родителей может быть под угрозой, в то время как я сижу далеко за океаном и попиваю чай в своем красивом доме.

Я надеялась, что еще получу от брата письмо, но, не дождавшись ответа, в один из вечеров решила поговорить с Джоном.

После ужина, как только он отложил вилку с ножом, сказала:

– Я хочу уехать.

– Куда? – удивившись, спросил Джон.

– Домой. Я давно не видела родителей и очень беспокоюсь за них.

– Ты в своем уме? – в ужасе посмотрел на меня Джон. – Сейчас же война!

– Поэтому я и решила, что это наилучшее время для поездки. Не думаю, что кто-то ищет меня. Сейчас всем явно не до меня.

– Софи! Ты что, не понимаешь? Там сейчас война! Там опасно находиться. Я понимаю, что ты беспокоишься за родных, но ты не сможешь им ничем помочь, – ответил Джон.

– Но я не могу сидеть тут, ничего не делая, в то время как там идет война, – сказала я.

– Миллионы людей во всем мире в таком же положении, как и ты. Поверь, ты не сможешь ничего изменить. Твои родители были бы рады, если бы знали, что с тобой все в порядке и ты в безопасности.

– Тогда давай я напишу родителям, и мы попробуем переправить их сюда, к нам, – предложила я.

– Не уверен, что получится, но попытаться можно.

– Я хочу сама написать. Возможно, они вначале не поверят, но, увидев мой почерк, поймут, что письмо от меня.

На этом мы закончили разговор. Я написала письмо и отдала его Джону в надежде, что скоро получу ответ.

Каждое утро я ждала почтальона и с каждым днем расстраивалась все больше, – ответ не приходил. Туди с грустью смотрела на меня, но помочь ничем не могла. Меня начал раздражать даже Джон. Он боялся отпускать меня домой, в Англию, думая, что меня могут ранить или убить. Возможно, мне следовало продемонстрировать ему свои способности, и тогда он бы отпустил меня. Хотя сомневаюсь, ведь Джон ни за что не хотел терять меня. И что больше всего меня раздражало, так это то, что в дни, когда в Европе шли бои, и погибали мои соотечественники, и я всей душой была с ними, Джон будто бы не замечал этого и начинал говорить о ребенке.

– Джон, я пока не хочу детей. Я еще успею родить тебе сына или дочь, – протестовала я.

– Но ведь тебе тяжело одной. Если бы у тебя был ребенок, ты бы не чувствовала себя так одиноко.

– Но я и вправду не хочу детей. Не сейчас.

– Как скажешь, милая, как скажешь.

Так обычно и заканчивались наши разговоры о детях.

В январе 1915 года я наконец-то получила письмо от Марка. С дрожью в руках я вскрыла перепачканный конверт и достала оттуда помятый желтый листок бумаги. Слезы счастья и облегчения от того, что мой брат жив, побежали по моим щекам. Я прочитала письмо, но, так и не поняв ничего, перечитала его несколько раз. Вскоре до меня дошел смысл написанного. Оказывается, мои братья недавно участвовали в тяжелом бою. Где именно, Марк не указал, – им было запрещено писать о подобных вещах. Почти все их товарищи погибли. Артура ранило в ногу, но, по словам Марка, несерьезно, и вскоре он снова станет участвовать в сражениях. Марк также написал, что отправил письмо домой и надеется, что с родителями все в порядке. После его отъезда из Лондона у него не было возможности связаться с ними. Он сообщил мне, куда я могу отправить ответ, но и предупредил, что не гарантирует, что мое письмо дойдет до него.