Дар - Мария Унт

Я очень надеюсь, что тебе неплохо живется в Америке и что Джон – хороший муж. Хочется верить, что в скором времени мне удастся навестить вас.

Когда станешь писать мне ответ, то пиши на адрес и имя женщины, указанной на конверте. Это одна моя знакомая. Она согласилась помочь мне, но не беспокойся, – про тебя она ничего не знает. Будет здорово, если ты тоже сможешь отправить письмо от другого лица и с чужого адреса. Поговори об этом с Джоном, думаю, он поможет.

Не унывай!

Любящий тебя брат Марк».

В тот вечер я показала Джону письмо и спросила, как я могу ответить брату. Джон успокоил меня и попросил, чтобы я написала письмо, а за остальное не волновалась. Он сам все устроит. Услышав это, я тут же ушла к себе в комнату и полночи писала письмо Марку. Иногда я не могла сосредоточиться, слезы застилали глаза, – подтверждение смерти Алессандро разрывало мое сердце.

Ответ я все же написала и утром, заплаканная, передала его Джону. Увидев мое распухшее от слез лицо и красные глаза, Джон ничего не сказал, только поцеловал меня в лоб. Мне было достаточно и такой поддержки.

Дни проходили медленно. Иногда мне казалось, что все происходящее нереально. Я перестала гулять по городу и что-либо делать. Часами могла сидеть в комнате, уставившись в стенку. Туди заметила мое состояние и пыталась помочь, но я только отмахивалась от нее. Джон несколько раз хотел поговорить со мной насчет моего странного поведения, но я объяснила ему, что просто жду ответа от Марка. Пришло письмо, однако, ничего не изменилось. Марк писал, что магистр ничего не сообщил. Никакой слежки за собой брат не замечает, инцидент с пожаром все почти забыли, и жизнь продолжается. Письмо было настолько кратким и сухим, что я расстроилась еще больше.

Возможно, жизнь в Лондоне и продолжалась, но для меня она будто бы закончилась. В очередной раз я лежала без сна, пытаясь сосредоточиться и подумать хоть о чем-то, но ничего не получалось. Слезы сами собой потекли по щекам и, чтобы не разбудить всхлипами Джона, спящего в спальне напротив, я уткнулась лицом в подушку. Мои рыдания прервал тихий стук в дверь.

– Можно войти? – раздался из-за двери голос Джона. Я не хотела его видеть в тот момент, но все же ответила, что можно.

Джон зашел в комнату и, подойдя к кровати, осторожно присел на нее.

– Вы плачете каждую ночь. Может, скажете, в чем дело? Я очень волнуюсь за вас и не знаю, как помочь, – мягко сказал Джон.

– Вы ни в чем не виноваты. Дело во мне, и только во мне, – немного охрипшим от слез голосом ответила я.

– Но так не может больше продолжаться. Вы погубите себя.

– Мне все равно.

– Я не хочу потерять вас, – сказал Джон и взял меня за руку, – вы очень дороги мне. И все, что я делаю, я делаю ради вас.

Я вздохнула и посмотрела на него. В комнате было темно, но сквозь окно пробивалось немного лунного света, поэтому я могла разглядеть Джона. Он выглядел очень испуганным. Его темные волосы спадали на лоб, и сейчас он казался мне гораздо старше, чем когда мы первый раз увиделись.

– Я знаю, что вы стараетесь, – сказала я, – простите, что веду себя так.

– Скажите только, что вы хотите, и я сделаю это, – сказал он и дотронулся кончиками пальцев до моего лица.

Его прикосновение словно пробудило меня ото сна. Пальцы были такими теплыми, такими живыми, что мне не захотелось, чтобы он убирал их. Своей рукой я приложила его ладонь к своему лицу и на какое-то время закрыла глаза. Мне стало спокойно и хорошо.

Джон и я застыли на несколько секунд, а потом я медленно села в кровати и обняла Джона, стараясь спрятать свое лицо у него на груди. Наверное, он не ожидал такого, потому что на мгновение окаменел, но потом обнял меня. Я слышала стук его сердца, и этот звук успокаивал меня. Тогда казалось, что в мире, кроме нас двоих, никого больше нет. Я оторвалась от груди Джона и посмотрела на него. Он, не сказав ни слова, взял мое лицо в свои руки и начал осторожно целовать его. Сначала он поцеловал меня в лоб, потом в мокрые от слез глаза, потом в кончик носа и, наконец, прикоснулся губами к моим губам. Я ответила на поцелуй, и он еще крепче обнял меня. Я и сама не заметила, как мои руки обняли его и потянули на себя.

Утром мы проснулись в одной постели. Я проснулась раньше Джона и, повернувшись к нему, посмотрела на него, спящего. Он был таким спокойным, умиротворенным, что я невольно улыбнулась.

В то утро я пообещала себе, что выкину из головы прошлое, начну нормальную жизнь и постараюсь сделать Джона счастливым.

Я легонько поцеловала его в щеку, и он проснулся.

– Значит, это был не сон, – тихо произнес он.

Я отрицательно покачала головой, улыбаясь при этом.

– Какая же ты красивая, – сказал Джон и притянул меня к себе для поцелуя.

Позже утром даже Туди заметила, что я стала какой-то другой. Она ни о чем не спросила, но по выражению ее глаз я поняла, что она догадалась обо всем.

С того дня я делала все, чтобы исполнить свое обещание. Я снова начала гулять по городу, читать книги и газеты, а по вечерам ждала Джона домой. Несколько раз мы ходили на ужин к его друзьям, и я даже обзавелась знакомыми. Все смотрели на нас с Джоном, как на влюбленную пару. Что ж, может, с его стороны и была любовь, но я, как ни старалась, так и не смогла полюбить своего мужа. Я привязалась к нему и дорожила им, но не питала тех чувств, которые испытывала к Алессандро.

Джон оказался действительно талантливым врачом. Он считался одним из лучших в госпитале, где работал, и все чаще стал получать приглашения на частные визиты в дома богатых горожан. Поначалу Джон соглашался посещать больных на дому, но позже он начал отказывать и просил, чтобы люди обращались в госпиталь. Конечно, если человек был серьезно болен и не мог приехать на прием, Джон наносил ему визит, но в остальных случаях он хотел видеть пациентов в госпитале. Некоторые его больные брезговали и не приезжали, но с каждым днем тех, кто соглашался на прием в больнице, становилось все больше. Увеличивалось и состояние Джона. И уже в конце весны мы смогли снять другой дом – просторный и красивый – в богатом районе Ричмонда, тот, о котором муж мечтал еще с детства.

В новый дом мы въехали в мае, и на его обустройство у меня ушло около месяца. Штат слуг увеличился: теперь, кроме Туди, у нас работали еще одна девушка и довольно молодой дворецкий. Я, конечно, обрадовалась переезду – в просторном доме было куда лучше, но моя жизнь все равно мало изменилась. Те знакомые, которых я приобрела, мало интересовали меня. К ним в гости я ходила только вместе с Джоном, что случалось довольно редко, так как он почти все дни пропадал в больнице или на выездах. И хоть мне и было одиноко без него, не жаловалась – я знала, сколько стоят наш дом и наша жизнь, и понимала, что по счетам нужно платить. Примерно раз в месяц я получала письмо от Марка. Меня удивляло, что с каждым разом письма становились все сдержаннее, словно брат скрывал что-то от меня. В одном из своих писем я намекнула ему на это, но он проигнорировал мое замечание. Никогда брат не писал о том, когда я смогу приехать в Англию или когда он сможет навестить меня. Все это казалось мне странным. Я знала, что Марк иногда пишет Джону, и пыталась узнать, о чем именно пишет ему мой брат. Джон обычно отвечал, что в основном они обсуждают медицинские вопросы. Но почему-то писем он мне никогда не показывал.