Встретимся в раю - Вячеслав Сухнев

— Сурово, — пробормотал Зотов. — Вляпался по уши… На какой именно завод нацелили — твой наниматель говорил?

— Нет, — пригорюнился Лимон. — Что делать на заводе, не знаю. Куда деньги перепрятать — ума не приложу.

— Отвези на мою старую квартиру, — предложил Зотов.

— Я ведь ее за собой оставил. Правда, там такой замок, что только я и смогу открыть.

— Вот и хорошо, — вздохнул Лимон. — Даже если меня сломают — деньги все равно не возьмут.

— Глупая ты и настырная жадина, — пожурил Зотов. — Зачем тебе столько денег? Отдай их этому козлу из СГБ, пусть удавится от радости!

— Ну уж нет! — разозлился Лимон. — Не входит эта щедрость в правила игры. Меня вынудили… Понимаешь, вынудили! Искать концы, мочить охрану… Жизнью рисковать, грабить вынудили! Никто никогда со мной не считался, не спрашивал, как я хочу жить. Все время заставляли делать то, от чего с души воротит. Убивать, например! Немецкой поэзией заниматься — хрен тебе, Лимон! Крыс долбить — пожалуйста! А я не хочу никого долбить. Ни людей, ни крыс… Знаешь, когда голова разлетается от выстрела… Когда мозги… Нет, брат, никому я своих денег не отдам. Пусть хоть кожу с задницы снимут — не отдам! С деньгами можно жить так, как хочется мне, а не чужому дяде. И если уж начистоту, то не денег мне жалко, не денег. Жил ведь без них сорок лет! Хочешь — сожгу? Или нищим раздам, а? Благо на наших папертях толкутся тысячи нищих, самых настоящих… Но мне с козлом этим, шустряком эсгебешным, не хочется делиться. С какой стати? Государство обдирает, а теперь и этот решил. Нищим отдам. Ему — нет. Понял? Вот и весь сказ.

— Убедительно, — согласился Зотов. — Тогда поехали обедать.

Он повез приятеля в кабачок «У Васи», уютно расположенный в рощице, на берегу речки Сходни, там, где она пересекает Волоколамское шоссе. Зотов здесь часто бывал, перебравшись в Митино. Несмотря на нервные встряски с самого утра, аппетит Лимона не пострадал. Тем более что «У Васи» подавали под холодную смирновскую водку огненные щи в горшочках, мясо с грибами, блины с красной рыбой, расстегаи с вязигой. А на десерт угощали горячим сбитнем и пончиками с тертыми яблоками. К концу обеда Лимон потихоньку ремень на брюках распустил.

Долго сидели, обстоятельно договариваясь на будущее о связи — мало ли что может случиться. Зотов убедил Лимона не психовать и поддаться на уговоры Кухарчука. Стучать тоже можно по-разному. А жизнь покажет.

Короткий декабрьский день уже истаял, когда они снова забрались в серебристый пижонистый «порше». С заднего сиденья поднялся всклокоченный Рудик, зевнул и сказал сердито:

— Шеф! Ну что такое… Полдня за вами гоняю! Больше делать нечего, да? После Ходынки потерял… Хорошо, вспомнил, где вы обедать любите.

— Вот так и живу! — засмеялся Зотов. — Сижу в сортире, а этот… от рулона отрывает.

— Бабу за ноги не держит? — прищурился Лимон.

— Нет, господин Кисляев, — с достоинством сказал Рудик. — С этим Константин Петрович сам пока справляется.

— У тебя, сынок, что — выходных не бывает? — удивился Лимон.

— Почему же, — пожал плечами Рудик. — Когда Константин Петрович работает дома… Или в воскресенье, например.

— Считай, что он сегодня дома работает, — подмигнул Лимон. — И что заодно воскресенье. Не будь назойливым, парень! Мы как раз к дамам нацелились.

— Ваше дело, — сказал Рудик. — Желаю успехов. А я потихоньку сзади поеду.

И, не дожидаясь возражений, выбрался из машины.

— Твою маму… — пробормотал Лимон. — Только няньки и не хватало. Сделаем так: подъедем к Дому народов, ты подождешь, а я за денежками схожу. Он, часом, не эсгебешник, твой орангутанг?

— Нет, но охрана набирается по рекомендации СГБ. А Рудик — хороший парень. Он мне недавно жизнь спас.

И Зотов, пока по Волоколамке ехали, вкратце рассказал Лимону об испытаниях «черепашек», с которых вернулся два дня назад.

— Кто платформу уволок, так до сих пор и не знаем… один оперативник из отдела режима, который сейчас занимается этой историей, полагает, что платформу взяли боевики из казачьих автономий. Или крымские сепаратисты… Они выступают в союзе с большевиками. Есть такие товарищи в подполье… И что характерно, сто лет назад большевики казачков давили, а теперь… Народы, распри позабыв, в великую семью соединились! Ничему и никого история не учит. Самая, выходит, бездарная учительница.

— Значит, ваша «черепашка» еще вынырнет, — прокомментировал рассказ Лимон. — Вынырнет и наделает шороху. Так мне подсказывает богатый боевой опыт.

Потом Лимон размечтался:

— Вот бы и мне к вам! Тишина, воздух чистый. И при деле, и от половинщика моих денежек подальше…

— Неплохая идея, — согласился Зотов. — На полигоне охранников не хватает, а мы как раз затеваем большую серию испытаний. Только скучно там, брат. Две недели смена. А дома — молодая жена.

— Не такая уж молодая, — буркнул Лимон. — И семейная жизнь меня начинает тяготить. Еще не началась как следует, а уже надоедает.

У Дома народов Зотов припарковался на пустой стоянке. Через несколько секунд мягко подрулил на «кадиллаке» Рудик и приткнулся неподалеку. Лимон побрел Трубной улицей на старую квартиру. Подходя к развалинам флигеля в углу двора, он услышал осторожное простуженное покашливание. И совсем пал духом — теперь и в квартиру незаметно не забраться, и в развалинах не порыться. Именно в одной из разоренных комнат флигеля он закопал железную коробку с деньгами.

Однако его тут же осенила неплохая мысль. Он минул свою лестницу, пересек двор и вскоре названивал в дверь Жердецова, старого приятеля и, если откровенно говорить, подельщика. Через минуту Лимон тем же путем вернулся на Трубную. А Жердецов, насвистывая, шлепая по лужам, вообще производя как можно больше шума, подошел к лестнице Лимона и заорал пьяноватым голосом:

— Жора, ку-ку! Ты дома?

Наоравшись, он взобрался на крыльцо и принялся стучать прямо по дощечке с предупредительной надписью о стрельбе. Долго колотился. Наконец Лимон заметил, как из развалин флигеля вынырнула тень — не выдержал, стало быть, эсгебешник.

— Чего стучишь? — услышал Лимон и тут же метнулся, запинаясь о кирпичи, в развалины.

— Надо, вот и стучу, — агрессивно сказал Жердецов. — А ты кто таков, чтобы спрашивать? Сейчас шумну — кореша прибегут, посветят…

— Я из дружины самообороны, — сказал эсгебешник. — Охраняю покой граждан.

— Так бы сразу и сказал, — пробасил Жердецов. — У меня, понимаешь, здесь дружок живет, Жора. Да куда-то поделся. Которую неделю не видно. А я ему должен. Вот, деньги принес. Опять нету. А я ведь деньги и пропить могу. Верно?

— Приходи завтра, — сказал эсгебешник.

— Тревожно мне, — сказал Жердецов проникновенно. — Грызет внутрях, понимаешь… А вдруг он там, дружочек мой дорогой, с проломленной башкой валяется, а? Места у нас, сам видишь, какие — темные. Вот ты — власть. Если имеешь право, давай дверь ломать! Или патруль позови. Сломаем да поглядим. Грызет, говорю я тебе! Не дай Бог, конечно, но очень мне тревожно.

— Иди спать, — сказал раздраженно эсгебешник.

— А почему ты один? Очень интересуюсь. Дружинники всегда кучей ходят. Может, ты и не дружинник? Эй, Петро, Володя!

Из нижней квартиры вывалились наркаши и педерасты, «семейная» пара — Петя с Володей. Эсгебешник толкнул Жердецова, и тот покатился по лестнице, пока не попал в теплые объятия педерастов. Теперь они втроем двинулись вверх.

— Попишу, сука! — жеманно закричал эмоциональный Володя.

Эсгебешник прыгнул с лестницы в грязь и понесся в переулок. Лимон, слыша гам на крыльце, уже нащупал монтировкой коробку. Подковырнуть ее и выдернуть из-под завала старой штукатурки было секундным делом. Потом он выкарабкался из развалин через оплывший оконный проем и свистнул, давая отбой Жердецову и шумной паре.

Теперь покараульте, подумал он о топтунах из СГБ, смывая в луже на Трубной грязь с коробки. В ней, правда, были не все деньги — лишь двадцать тысяч. Остальные просто не влезли, и Лимон замуровал их под порожек входной двери вместе с «вальтером». Вот за те тридцать тысяч долларов он боялся больше всего — найдут, если квартиру начнут тщательно обыскивать. Хорошо бы их побыстрее перепрятать.

— Ну, с уловом? — спросил Зотов.

— С небольшим, — вздохнул Лимон. — Квартирку-то мою пасут господа из конторы. Все забрать не смог.

Он бросил коробку под ноги, и они понеслись мокрой угрюмой Москвой на окраину. По Каширке, над цепью Борисовских прудов, по Ореховому бульвару… Перед подъездом дома, где была квартира Зотова, им перегородили дорогу трое:

— Куда? К кому?

— К себе, — сказал Зотов. — А вы кто, любопытные?

— Из самообороны, — отозвался один. — Вы в какой квартире живете?

Зотов сказал.

— А-а, из той самой квартиры, где никогда никого не бывает. Между прочим, домком вам неоднократно направлял повестки. Вы пропустили уже несколько дежурств!