И явилось новое солнце - Джин Вулф

Тифон рассмеялся, точно так же, как в тот раз, когда я обнажил «Терминус Эст».

– Боюсь, ты плохой пророк; но, по-моему, плохие пророки забавляют больше, чем настоящие. Извести ты о том, что я буду покоиться, – если моя смерть все-таки наступит, в чем я уже начинаю сомневаться, – среди погребальных хлебов в черепной коробке этого монумента, твои слова не многим отличались бы от лепета любого ребенка. Я же предпочитаю выслушивать твои выдумки и, вероятно, использовать тебя с толком. Говорят, ты совершал чудесные исцеления. У тебя есть истинная сила?

– Это тебе решать.

Он сел, мускулистое туловище, не принадлежавшее ему, покачивалось из стороны в сторону.

– Я привык, что на мои вопросы отвечают. Одно мое слово, и добрая сотня людей из моей личной стражи вышвырнет тебя, – он усмехнулся собственным мыслям, – из моего же рукава. Тебе это понравилось бы? Так мы поступаем с теми, кто отлынивает от работы. Отвечай, Миротворец! Ты умеешь летать?

– Не знаю, никогда не пробовал.

– Скоро у тебя появится такая возможность. Что ж, я спрошу дважды. Тем более что это соответствует моему нынешнему положению. – Он снова рассмеялся. – Но не трижды! Есть у тебя сила? Докажи или умри.

Я позволил себе едва заметно пожать плечами. Руки мои еще не отошли от оков; разговаривая, я все время растирал запястья.

– Признаешь ли ты за мной силу, если я убью оскорбившего меня человека, просто ударив вот по этому столу?

Несчастный Пьятон бросил на меня взгляд, а Тифон ухмыльнулся:

– Да, я был бы вполне удовлетворен подобным доказательством.

– Даешь слово?

Ухмылка расплылась шире.

– Если хочешь – даю. Приступай!

Я вынул кортик и воткнул его в столешницу.

Сомневаюсь, что на этой горе имелись помещения, специально отведенные для содержания заключенных; оглядывая то, что приспособили для меня, я вдруг подумал, что моя камера на том корабле, который скоро станет нашей Башней Сообразности, вероятно, тоже была переустроена, и не так давно. Если бы Тифон хотел просто лишить меня свободы, он мог бы легко сделать это, освободив один из прочно выстроенных ангаров и заперев меня в нем. Очевидно, он желал большего – напугать меня и подчинить, заставив работать на него.

Моей тюрьмой стал выступ скалы, который еще не откололи от одеяния гигантской фигуры, уже имевшей его лицо. На этой площадке, выметенной ветрами, для меня было возведено небольшое укрытие из камней и брезента; туда мне и принесли еду и разбавленное вино, которое, должно быть, припасли для самого Тифона. На моих глазах в скалу у основания отрога вбили столб толщиной почти с бизань-мачту «Альционы», но не такой высокий, и у самой земли приковали смилодона. С верхушки столба свисал хилиарх на крюке, пропущенном между его рук, скованных точно так же, как были скованы мои.

До самой темноты я наблюдал за ними, хотя скоро заметил, что под горой разгорелось настоящее сражение. Смилодона, похоже, морили голодом. То и дело он подпрыгивал, пытаясь ухватить за ноги хилиарха. Тот каждый раз поджимал их так, что зверь не доставал всего какого-то кубита; а его огромные когти хотя и точили дерево словно зубила, не могли удержать его на столбе. В тот день я пресытился местью раз и навсегда. Когда стемнело, я принес смилодону поесть.

Однажды, во время моего путешествия с Доркас и Иолентой в Тракс, я освободил зверя, которого привязали примерно так же, как сейчас был привязан хилиарх; зверь не набросился на меня благодаря камню, прозванному Когтем Миротворца, а быть может, просто потому, что слишком ослабел. Сейчас этот смилодон ел из моих рук-и облизывал их своим широким шершавым языком. Я прикасался к его кривым клыкам, похожим на бивни мамонта, и почесывал ему за ухом, как почесывал бы за ухом Трискеля, приговаривая: «А у нас свои мечи, от рождения, верно?»

Вряд ли звери понимают нечто большее, чем самые простые и знакомые фразы, но мне все же казалось, что массивная голова кивала мне в ответ.

Цепь пристегивалась к ошейнику двумя пряжками размером с мою руку. Я отстегнул ее и вызволил несчастное создание, но смилодон остался рядом со мной.

Освободить хилиарха оказалось не так легко. Я забрался на столб, обхватив его коленями, как карабкался некогда мальчишкой на сосны в некрополе. К тому времени моя звезда уже достаточно высоко поднялась над горизонтом, и я без особого труда мог снять его с крюка и бросить вниз; но я не решился идти на риск, боясь, что он сорвется в пропасть или подвергнется нападению смилодона. Света было немного, и я почти не различал зверя, но его глаза поблескивали, когда он смотрел на нас снизу.

Наконец я накинул руки хилиарха себе на шею и спустился, как умел, – наполовину слез, наполовину сполз по столбу, в итоге очутившись на твердой поверхности скалы. Я отнес его в свое укрытие, а смилодон пошел следом и лег у наших ног.

Утром, когда семеро гвардейцев явились с пищей, водой и вином для меня и с факелами на длинных шестах, чтобы отгонять смилодона, их хилиарх был уже в полном сознании и мог есть и пить. Ужас на лицах солдат, когда они обнаружили, что хилиарх и зверь исчезли, немало позабавил нас; но вы бы поглядели на их физиономии, когда они увидели и того и другого в моем укрытии!

– Подходите, – позвал я их. – Зверь не тронет вас, а ваш хилиарх, уверен, накажет вас только в том случае, если вы нерадиво исполняли свой долг.

Они нерешительно приблизились, глядя на меня почти с таким же страхом, как на смилодона.

– Вы видели, что ваш монарх сделал с хилиархом за то, что он оставил при мне оружие. Как он поступит с вами, когда узнает, что вы позволили вашему хилиарху бежать?

– Нас всех казнят, сьер, – ответил десятник. – Воткнут еще пару столбов, и на каждом будут висеть трое или четверо из нас. – Смилодон оскалился на эти слова, и все семеро сделали шаг назад.

– Он верно говорит, – кивнул хилиарх. – Я сам отдал бы такой приказ, если бы был при исполнении.

– Иногда человек ломается, потеряв такую должность, – сказал я.

– Меня еще ничто не сломало, – ответил хилиарх. – Не сломаюсь и на этот раз.

Наверное, именно тогда я впервые посмотрел на него как на человека. Лицо его было суровым и холодным, но исполненным разума и решимости.

– Ты прав, – сказал я ему. – Когда-нибудь – может быть, но не на этот раз. Тебе надо бежать и взять этих людей с собой. Я передаю их под твое начало.

Он снова кивнул:

– Миротворец, ты можешь освободить мне руки?

– Я могу, сьер, – вмешался десятник. Он вынул ключ и сделал шаг вперед – смилодон не выразил недовольства. Когда наручники упали на камень, на котором сидел хилиарх, он поднял их и швырнул в пропасть.