Рыцарь из ниоткуда. Книга II. Сборник (СИ) - Бушков Александр Александрович

— А как насчет второй части работы?

— Вот тут некоторые подвижки есть. Вывожу вам на экран.

Она коснулась клавиши, и перед Сварогом появились две строчки загадочных символов, перемежавшихся группами цифр, обе строчки содержали равное количество знаков. Впрочем, загадочными были только знаки верхней строчки, он не знал значения тех, что из нижней, но видел их немало, когда Канилла работала с «пятым» ручейком: излучением Радианта...

— Ага! — сказал он радостно, видя, что совершеннейшим невеждой все же не предстает. — Знаки в нижней — какие-то математические и физические символы, верно?

— Совершенно верно, командир. Сначала я не знала, как к этому ребусу подступиться, а потом пришло в голову: если уж это тоже «ручеек», что, если попытаться перевести эти иероглифы в нашу систему записи? Получилось, с нашими компьютерами все заняло бы гораздо больше времени, но здешние квантовые — чудо! Обратите внимание: все четыре группы цифр в обеих строчках полностью совпадают...

Сварог присмотрелся и кивнул:

— Точно...

— Ну вот. Это — какой-то короткий сигнал, который, надо полагать, может быть передан по «ручейку». Каково его содержание, пока что установить невозможно, получится только зафиксировать, если он последует. Вы же знаете, как обстоит с изучением «ручейков»...

Разумеется, он прекрасно знал. Вульгарно говоря, хреноватенько обстоит, хотя дело и не топчется на месте. Официальная физика во главе с академиком Урта-ло, корифеем и зубром, как раз и топчется на месте, что академик убедительно объясняет с помощью заумной профессиональной терминологии, от которой не смыслящие в науке слушатели (в том числе Канцлер со Сва-рогом и Марлоком, чьи интересы лежат в другой плоскости) быстро сатанеют и сворачивают беседу. Марлок сказал как-то: по его глубокому убеждению, и речи быть не может о сознательном саботаже, исключительно о могучей инерции мышления, много раз приносившей немало вреда в самых разных областях науки. Самолюбие Уртало и его коллег, конечно, уязвлено тем, что им утерла нос девчонка-недоучка с двумя классами Лицея, но главная беда совсем не в том... И Уртало, и его сподвижники со студенческих лет твердо верили, что «ручейки Кондери» — опровергнутая временем теория, заблуждение великого ученого, — не впервые в истории науки случается. Столетиями работали, писали научные труды, справедливо росли в научных чинах и воспитывали в том же духе смену.

Революционные открытия, переворачивающие вверх дном привычную картину мироздания, они физически неспособны впустить в сознание настолько, чтобы полноценно работать в этом направлении. И это хуже всего. Саботаж, в общем, нетрудно обнаружить и пресечь чисто спецслужбистскими методами, но все спецслужбы мира не в состоянии ничего поделать с инерцией мышления. Представьте географа, жизнь положившего на изучение плоской Земли, обросшего учениками и последователями, создавшего свою могучую научную школу, автора учебников географии, по которым учатся студенты и школьники всего мира, академика пожилых лет. Вполне возможно, он еще окажется в состоянии принять ошеломляющую новость, поверить, что Земля — и в самом деле — шар, но вот решительно не сможет работать дальше с учетом этого открытия. Поздно переучиваться, все его взгляды и способности покоятся на идее плоской Земли, все его труды, ставшие макулатурой, в этом убеждении написаны. Против Коперника выступили лучшие умы своего времени, столпы и корифеи науки, а не одни лишь «невежественные церковники» — среди которых, кстати, было немало людей образованных и ученых...

Нужны другие — молодые: дерзкие, талантливые, достаточно независимые, чтобы не принимать слепо, на веру глаголемое авторитетами, но и достаточно гибкие, чтобы не записывать авторитетов в «старые маразматики». Такие у Сварога в девятом столе есть: перешедший из Магистериума Дальбет, двое магистров, порекомендованных Марлоком, и, наконец, Канилла Дегро. Но их только четверо — которым предстоит практически с нуля, на пустом месте, создать новую научную дисциплину — a-физику. Катастрофически мало. Золотые

Обезьяны бессильны помочь: они великолепные расчетчики, наблюдатели, операторы сложнейших агрегатов и лучших компьютеров, но мыслить в силу своей природы не могут. Берут на себя работу, которую вместо любого из них у людей выполняла бы пара десятков инженеров, лаборантов, техников — и только...

— У меня все, — прилежно доложила Канилла.

И взглянула выжидательно — как смотрела и Яна, вот только в глазах Каниллы не было того напряженного, тревожного ожидания, с каким на Сварога смотрела Яна. Скорее уж восторженный азарт юного гвардейского кадета, почтительно взирающего на битого-рублено-го полковника в ожидании сигнала к атаке.

Никакой юной бесшабашности — этими детскими хворями Канилла давно переболела. Тут другое. Канилла Дегро — верный и надежный боевой товарищ, отличный оперативник, заслужившая офицерские погоны и награды, хотя порой и дают о себе знать мелкие родимые пятна лихой юности, вроде того случая, что недавно сделал ее первопроходцем «гладильни». Но не более того. Она безупречно выполнит приказ и справится с трудным заданием, пару раз ходила под смертью — но на ней, к ее счастью, не лежит та ответственность, что тяжким грузом легла на плечи императрицы и вице-канцлера, который вдобавок и король королей...

Не годилось медлить. И Сварог, как всегда в такие минуты, не чувствуя ничего, кроме холодной деловитости, спросил Яну (откровенно говоря, чисто для порядка):

— Я начинаю?

Яна молча кивнула с застывшим лицом, и он встал, обычной походкой вышел в коридор. Из роскошного кресла несуетливо, с чувством собственного достоинства поднялся брат Ролан, боевой монах из Братства святого Роха, что был со Сварогом на Нериаде и ходил с ним на Радиант. Как и тогда, он был одет в добротный костюм горожанина средней руки. Невысокий, кряжистый, средних лет, с короткой окладистой бородой, как все монахи. Еще один верный и надежный человек, не раз ходивший под смертью, в этой операции прямо-таки незаменимый. Невозмутимый крепыш, ровесник Сварога.

Сварог остановился перед ним. Брат Ролан сам не захотел идти в компьютерный зал, сказав просто:

— Лучше я здесь подожду, ваше величество. Ни к чему мне тупо таращиться на непонятную научную премудрость... Вот только! С вашего позволения, скажу: эти железные хранилища знаний и нам бы оказались крайне полезны — очень уж тягомотно каждый раз в бумагах копаться с рассвета до заката...

Сварог ничего ему не сказал, но про себя решил: как только выдастся подходящее время, снабдить компьютерами и Багряную Палату, и все четыре монашеских Братства. Канцлер, как обычно, возражать не будет — лишь бы все было потаенно. Работе на компьютерах подходящих кандидатов быстро обучит Канилла Дегро, у нее прекрасно получится, судя по предшествующему опыту — даже мэтра Анраха, отбивавшегося поначалу и руками, и ногами, в конце концов, мягко и ненавязчиво убедила и обучила...

Не было места ни прочувствованным прощаниям, ни высокопарным словесам — два взрослых человека, привыкшие смотреть в лицо опасности, порой смертельной, все уже сказано... Сварог позволил себе лишь скупой жест прощания, какой с давних пор в ходу у военных, и сказал негромко:

— Храни вас бог.

Брат Ролан ответил привычно:

— Полагаюсь на милость его.

— Мяус, проводи нашего гостя, ты знаешь куда, — распорядился Сварог.

Брат Ролан энергичным шагом направился за проворно семенившим Золотым Котом. Глядя им вслед, Сварог не испытывал ровным счетом никаких особенных чувств: еще в прошлой жизни ему случалось посылать людей на верную смерть. И иные возвращались. А уж здесь... Точно так же и его в той безвозвратно ушедшей жизни порой посылали на верную смерть — а в этом мире изменилось лишь то, что на смертельно опасные дела он отправлялся исключительно по собственной инициативе.

Не теряя времени, он вернулся в зал, уселся на свое место, тронул указательным пальцем нужный квадратик световой клавиатуры и приказал спокойно: