Миромагия - Александр Матюхин

До каких пор?

Фима нахмурилась.

Она снова посмотрела в овальное зеркальце. Морщин не было. На вид — двадцать пять. Настоящее? Тогда откуда она знает, что эти бродячие волшебники до сих пор сидят в тюрьмах, если делу еще даже не дали полного хода. Вот она — папка с материалами. Фима составит отчет, передаст генералу Кондратьеву, а потом?

Потом массовые аресты. Призывы очистить страну от бродячих волшебников. Лозунги вроде: "Магия на страже закона!", или "Магия — людям!". Что же произойдет дальше? Мир увидит первый спутник земли, запущенный в космос при помощи магии. Изобретут телевидение, в котором заложены основы теории магии. Автомобили на магической тяге. Сотовые телефоны. Интернет. Омолаживающие крема и мази. Все с помощью магии. Ни капли без волшебства…

Фима поспешно убрала зеркальце в среднюю полку.

Забыть о будущем, которое прошлое? Остаться в настоящем?

А что если ей дан шанс прожить свою жизнь заново. С этой самой отправной точки. Принять решения, которые она не успела принять. Обдумать то, о чем не задумывалась. Совершить поступок, который не совершила…

Но кто дал ей этот шанс?

Никто?

Фима поднялась и подошла к окну. О. запах сирени. За окном привычный пейзаж — тихая улочка, узкая дорога, еще не до конца заасфальтированная. Дворник лениво гоняет пыль из одного конца двора в другой. Детишки в коротких штанишках бегают за футбольным мячом. Этот мир такой спокойный, такой предсказуемый.

Фима вернулась за стол. Перебрала все фотографии. На самой последней фотографии из стопки был запечатлен старик с безумно вытаращенными глазами. Он держал подмышкой шкатулку, а свободной рукой пытался закрыть камеру…

Когда-то давно один бродячий волшебник решил прервать страдания остальных и изобрел могучий артефакт, способный уничтожить всю магию в мире… Но нашелся также и другой волшебник, который испугался за свою жизнь. Он создал Хранителей…

Фима нахмурила лоб. Не может быть. Волшебник на фотографии был ей хорошо знаком. Даже слишком хорошо.

— Вот зараза!

Бабушка Фима убрала фотографию в карман и решительно направилась к двери.

О, этот сладкий запах сирени. Он не хотел ее отпускать.

Может быть, попробовать прожить жизнь заново?

Дверь распахнулась, не успела Фима дотронуться до ручки. На пороге стоял майор Семенцов с большим букетом цветов — пышных роз.

— Куда-то собралась? — проворковал он.

— По делам. — невозмутимо ответила бабушка Фима.

Аромат роз смешивался с ароматом сирени и кружил голову. В теле зародилась какая-то неестественная слабость.

— Зачем по делам? Останься! Я так долго ждал удобного момента, что бы… что бы признаться тебе в любви! — майор Семенцов протянул Фиме букет роз. У Фима закружилась голова.

— Так ты меня все-таки любил?

— Ни дня не мог прожить.

— Но почему не признался… сразу?

— Испугался. Ты такая строгая. Такая… правильная! — глаза майора Семенцова восхищенно горели. Фима не могла устоять. Ну, просто не было сил.

— Но ведь сейчас же ты признался! Наконец-то!

— Я пересилил себя! Я хочу, чтобы ты осталась здесь со мной навсегда!

Фима улыбнулась. На глазах навернулись слезы. Вот он — поворот в жизни, который она в свое время не успела заметить. Важный? Безусловно… Взгляд Фимы упал на отражение в зеркале книжного шкафа. Изображение вышло искаженным и бледным, будто выпрыгнувшая на свет тень… Из зеркала на Фиму смотрела умудренная годами бабушка, чуть сгорбившаяся под натиском времени, накрашенная в строгих тонах, одетая в старомодный стиль — в современном мире так уже точно не одеваются. Но с пронзительно голубыми, молодыми глазами.

Бабушка Фима вздрогнула. Перевела взгляд на майора Семенцова. Он все еще держал в протянутой руке букет цветов и улыбался. Теперь майор походил на застывшего оловянного солдатика. Запах роз и сирени стал стремительно терять свою насыщенность.

— Что с тобой случилось потом? — спросила бабушка Фима, отмечая, что голос у нее стал привычным — чуть хрипловатым и осипшим от возраста.

— Я крепко подсел на портвейн. Хороший такой, дорогой портвейн. — сказал майор Семенцов. — Потом женился на одной девушке… прапорщице. Мы с ней завели троих детей.

— Хорошо жили?

— Не жалуюсь.

Бабушка Фима задумалась, потом сказала:

— Я тоже не жалуюсь. Тогда зачем что-то менять. Раз все было хорошо, верно?

Майор Семенцов кивнул и отступил в коридор, давая возможность пройти.

Бабушка Фима вышла следом и осмотрелась. Там, откуда она пришла, теперь была голая стена синего цвета. С другой стороны коридор заканчивался окном. В настоящей жизни окна там не наблюдалось, а рос фикус. Бабушка Фима решительно направилась к окну. За окном плавали розовые облака — на вид очень плотные. Бабушка Фима распахнула створки и не без труда забралась на подоконник. Облака были повсюду. Они неторопливо и вальяжно плыли с одной стороны бесконечности в другую. На горизонте бабушка Фима заметила черную точку. Точка росла и росла и, в конце концов, превратилась в корабль.

Бабушка Фима улыбнулась вновь. Она увидела, кто стоит за штурвалом.

Крепнев бежал с предельной скоростью. Он задыхался от морозного ветра и мерз. Казалось, силы вот-вот кончатся. Но Крепнев продолжал бежать — и не думал останавливаться, по крайней мере, до тех пор, пока не увидит перед собой живых людей.

Впереди в темноте что-то шевелилось. Крепнев перешел на быстрый шаг. Света луны было недостаточно, чтобы разглядеть подробности, но Крепнев был уверен, что ему на встречу идут люди. Много людей. Очень много людей. Он счастливо заулыбался и закашлял. Проблемы воспаления легких заботили его меньше всего. Крепнев вообще передумал работать врачом. В данный момент он хотел хорошенько напиться и полежать в горячей ванне, подальше от всех этих маньяков, концов света и говорящих гипсовых статуй.

— Люди! — закричал Крепнев хриплым голосом и замахал руками. — Я здесь, люди! Спасите меня!

Он уже различал их силуэты. Людей было так много, будто они собрались со всех ближайших городков. Что за массовый митинг, интересно?

Крепнев направился в их сторону. Странно, что вокруг было очень тихо. Он слышал только скрип снега под ногами. Ни разговоров, ни вздохов…

Из сумрака показался человек. Вернее, не совсем человек. У Крепнева похолодело в груди — и дело было не в плохой погоде. Человек прихрамывал на одну ногу. Вместо левой руки у него торчала белоснежная косточка. Еще не было одного глаза и щек. Крепнев с легкостью разглядел редкие белые зубы.

Крик застыл в горле. Мертвец прошел мимо Крепнева, не обратив на него никакого внимания. Следом за ним показался еще один мертвец — с половиной головы и развороченной грудной клеткой. Потом возник еще один. И еще. И еще. Они выплывали из темноты, будто бесшумная армада кораблей, отправившаяся по снежному полю на поиски врага. Их было так много, что у Крепнева зарябило в глазах. Мертвецы проходили мимо в полной тишине, только скрипели снегом и суставами.