Миромагия - Александр Матюхин

— Задержанным?

Майор Семенцов осекся и внимательно всмотрелся в бабушку Фиму. Неужели не заметит следы времени на ее лице? Морщины, мешки под глазами, подкрашенные волосы — признаки старости, от которых бабушка Фима старалась всеми силами отгородиться, но которые с каждым годом ломали преграды и преодолевали рубежи.

— Ты как-то странно выглядишь. — сказал майор Семенцов неуверенно. — Я всегда говорил, что тебе нужно хорошенько высыпаться. Не к лицу женщине вести себя на работе, как мужик.

— Я и не веду. — ответила бабушка Фима, ощущая, что ситуация совершенно уходит из-под ее контроля. — Какой сейчас год?

Майор Семенцов усмехнулся.

— Ну, Фимочка, знаешь, это уже не смешно…

Бабушка Фима решительно направилась к двери в собственный кабинет. Она ожидала увидеть какую угодно табличку. Пусть даже на ней будет фамилия заядлого врага и упертого карьериста подполковника Шипулина. Но табличка оказалась привычной, слегка потертой по углам, с едва тусклым золотым теснением: "Виноградова…"

И в этот момент на бабушку Фиму нахлынуло давно подзабытое, острое и неуправляемое чувство ностальгии. Как же она с ним боролась! Как же старалась забыть!

— Я цветы не успел поменять. — сказал из-за плеча майор Семенцов.

— Ты же думал, что никто не знает о твоей влюбленности в меня. — пробормотала бабушка Фима. Где-то в уголке сознания она радовалась тому, что никто из ее нынешней жизни не находиться рядом. Особенно дедушка Ефим. А то сложилась бы чрезвычайно неловкая ситуация.

— Мне потом рассказали. — отозвался майор Семенцов. — После моего перевода, в пятьдесят шестом.

— Я помню. Но сейчас ты еще здесь?

— Недолго осталось.

Бабушка Фима взялась за прохладную металлическую ручку и толкнула дверь. Она открылась легко, без скрипа, выпуская воспоминания, будто застоявшийся воздух. Голова у бабушки Фимы закружилась. За дверью находился ее кабинет. Точно такой же, как и тридцать, и сорок лет назад. Кабинет, в котором застыли годы жизни — переживания, радости, горе, интриги, легкие влюбленности и тяжелые разочарования, кропотливая работа бессонными ночами и часы дремотной лени в праздничные дежурства, расследование дел и подшивание папок, стук печатной машинки и звуки рвущейся бумаги. Рабочий кабинет показался бабушке Фиме воздушным пузырем, который она многие годы наполняла дыханием собственной жизни…

Таким он и остался в ее воспоминаниях. Ничего не изменилось. Совсем.

Легкий ветерок развевал занавески. На столе горкой высились папки с делами. Печатная машинка стояла в чехле на табуретке возле батареи. За стеклянными дверцами шкафа пылылись подшивки в картонных переплетах. Цветы в вазе на краю стола казались чуть завядшими… И запах. Это чудесный запах времени.

Майор Семенцов неслышно прошмыгнул из-за ее спины в кабинет, выдернул из вазы цветы и усадил туда свежие гвоздики. Смущенно поджал губы.

— Я так всегда делал, когда ты уходила. Думал, это приятная тайна для всех. Романтическое приключение юности.

— Тебе было тридцать два.

— В душе я оставался молодым. — парировал майор Семенцов.

— Но у нас бы все равно ничего не вышло. Я терпеть не могу романтиков.

Майор Семенцов понуро склонил голову.

— Тогда я, пожалуй, пойду. — сказал он. — Если будет желание, забегай. Кондратьев сказал, что к вечеру ты должна ему отчет по делу номер двадцать два "а" передать, так что постарайся не задерживаться.

— Двадцать два "а". - повторила бабушка Фима едва слышно.

Майор Семенцов выскользнул из кабинета и прикрыл за собой дверь.

Бабушка Фима осталась один на один с воспоминаниями.

Или, может быть, это настоящее? Может, всю свою жизнь она попросту придумала? Задремала в кабинете и увидела себя пожилой дамой, которая живет в столице в трехкомнатной квартире, воспитывает внучку, учит жить детей и надоевшего до смерти мужа? Может, она увидела ту жизнь, которую подсознательно не хотела для самой себя?

Бабушка Фима засомневалась. А ветер доносил с улицы приятный аромат цветущей сирены.

В зеркале на бабушку Фиму смотрела молодая женщина с аккуратным, на грани строгости, макияжем, с пышными кудряшками и голубыми глазами. На вид женщине было около двадцати пяти. На деле — двадцать восемь.

Голова закружилась от необъяснимого волнения.

Сон? Страшный сон о жизни, которая может ее ждать? Неужели она, Фима, превратилась в ворчливую старуху, которая не доверяет собственному мужу, и обозлилась на весь мир из-за того, что время нещадно рисует морщины на ее коже и отсчитывает минуты до неизбежного маразма? Какой реалистичный сон! Какие реалистичные ощущения, черт возьми!

Фима внимательно оглядела себя в зеркале, надеясь, что отражение поможет ей стереть из памяти воспоминания о страшном сне. Вроде бы полегчало. Только мифические воспоминания о прошлой (будущей?) жизни не покидали. Может быть, стали чуть дальше, затаились — но не покинули.

— Приснится же такое. — Фима села за стол и пробежала пальцами по папкам, выдвинула каждую из трех полок, вспоминая, что и где у нее находится. Обнаружила в средней полке овальное зеркальце и еще несколько минут разглядывала свое отражение.

Запах сирени. Легкий аромат настоящего.

Что там с делом двадцать два "а"? Где оно вообще лежит? Фима обнаружила папку с нужным делом на подоконнике, возле горшка с каланхое. В папке аккуратной стопкой лежали фотографии и несколько листов с кратким отчетом. Дело называлось "Бродячие волшебники".

Фима заинтересованно вернулась за стол. Бродячие волшебники, говорите? Взяла несколько фотографий. На одной бродячий волшебник показывал фокус с цилиндром и кроликом, на другой бродячий волшебник закидывал в широкий рукав балахона куриные косточки, на третьей — он же выуживал из рукава белого лебедя. Еще на нескольких фотографиях тот же самый бродячий волшебник был запечатлен на допросе — без балахона, стриженый и гладко выбритый. На другой фотографии еще один бродячий волшебник парил в воздухе, над удивленной толпой людей (среди которых был и неизвестный фотограф). Фима перевернула фотографию. В углу карандашом было написано: "Иллюзия полета с целью выманивания средств у населения. Волш. гражд-н Крылов С.В.".

Вот в чем суть. В голове Фимы заворочались воспоминания. В пятьдесят четвертом поступило указание расследовать дело о бродячих волшебниках, которые, якобы, творили нелегальную магию с целью заработать денег. Сами волшебники утверждали, что их магия — самая подлинная, а все остальные в мире — иллюзия. Но им, понятное дело, никто не верил. По городам прошли масштабные чистки. Было арестовано почти две сотни бродячих волшебников. Всех их посадили по липовым обвинениям, подальше от общества. Кажется, большинство сидело до сих пор…