Ранняя история нацизма. Борьба за власть - Лев Гинцберг

Сильные мира сего, не ограничиваясь обычными методами воздействия на главу государства, решили, таким образом, что настало время для экстраординарных мер. Нет сомнений, что обращение от 19 ноября оказало огромное влияние на дальнейший ход событий. Из разных источников известно, что письма промышленников произвели на Гинденбурга сильное впечатление.

К концу 1932 г. существенно изменилась в пользу нацистов позиция крупнейшего германского концерна — «ИГ Фарбениндустри». Взаимопонимание главной химической монополии Германии с фашистами было результатом совместной заинтересованности в расширении военных приготовлений. Речь шла о целесообразности дальнейших (весьма дорогостоящих) работ по промышленному производству синтетического горючего, которые проводила «ИГ Фарбен». В условиях глубокого экономического кризиса кое-кто из руководителей треста был склонен прекратить эти работы; продолжать их имело для монополии смысл только в том случае, если бы Германия приступила к форсированному вооружению. В ноябре 1932 г. эмиссары «ИГ Фарбен» Бютефиш и Гаттино отправились в Мюнхен, чтобы обсудить свои затруднения с фюрером. Из Мюнхена они вернулись окрыленные, а эксперименты с синтетическим бензином не только не были свернуты, а, наоборот, еще до прихода нацистов к власти расширились. Показания обвиняемых на судебном процессе «ИГ Фарбен» и документы подтвердили, что то было результатом заверений Гитлера в энергичной поддержке мероприятий, направленных на подготовку Германии к войне. Вскоре после мюнхенской встречи глава «ИГ Фарбениндустри» Р. Бош посетил Гитлера и обсудил с ним программу перестройки предприятий концерна на военные рельсы.

Между тем к середине ноября правительство Папена окончательно оказалось в тупике. Противоречия в лагере крупного капитала были по-прежнему остры, в стране же нарастало массовое движение против реакции и фашизма. «Кабинет баронов» был взорван стремительно нараставшей классовой борьбой, а также разногласиями между различными группировками монополистического капитала по вопросу о привлечении НСДАП к участию в управлении. 17 ноября Папен ушел в отставку.

Во время новых переговоров с главарями НСДАП в конце ноября 1932 г. президент впервые предложил им пост рейхсканцлера, но поставил ряд условий; главным из них было требование о коалиционном характере будущего правительства с тем, чтобы ряд важных постов оставался в руках представителей конкурирующих групп финансового капитала и чтобы можно было изобразить фашистскую диктатуру как правительство «национальной концентрации». Переговоры вновь закончились ничем ввиду того, что Гитлер и его приспешники все еще отказывались принять эти условия. Но лозунг «национальной концентрации» остался на повестке дня.

Покровители НСДАП в эти недели буквально удесятерили свои усилия. Многие газеты как по-команде развернули кампанию в пользу нацистов, доказывая, что НСДАП «не должна погибнуть».

Сформированный в декабре 1932 г. кабинет генерала Шлейхера — он и сам не скрывал этого — носил переходный характер и имел целью лишь создать передышку, которая была бы использована для возобновления переговоров о включении фашистов в правительство на условиях, приемлемых для различных группировок монополистического капитала.

Еще до вступления в новую должность Шлейхер направил своего эмиссара к Гитлеру. Фашистскому главарю были предложены пост вице-канцлера и несколько министерств, но тот вновь отказался принять подобные условия. Это означало, что монополистические группировки, опиравшиеся на НСДАП, несмотря на потери, понесенные ею, продолжали домогаться полноты власти. Тогда, чтобы склонить Гитлера к компромиссу, Шлейхер предпринял попытку раскола нацистской организации. Лицом, которое генерал избрал для этой цели, был Г. Штрассер, руководивший организационным отделом НСДАП. Опасаясь взрыва негодования членов партии при дальнейшей оттяжке ее прихода к власти, Штрассер высказывался за вступление в правительство на предложенных условиях.

Штрассер был закоренелым, отъявленным фашистом, единомышленником Гитлера во всем, кроме вопроса об участии в правительстве. Он прославился своими погромными кровожадными выступлениями в рейхстаге и вне его, а роль Штрассера в разработке человеконенавистнических замыслов была весьма велика. Выступая в мае 1932 г. в Мюнхене, Штрассер заявил: «Я возмущен, что мое имя связывают с неким мнимым «направлением» в партии. У нас нет никаких направлений, есть лишь одна партия — ею руководит А. Гитлер, а все мы — его последователи». Что касается социалистических идей Штрассера, то они были таковы: «Социализм — это не что иное, как пруссачество в действии».

В середине ноября Геббельс записал в своем дневнике, что Штрассер завязал сепаратные связи с правительством. После того как Шлейхер возглавил правительство, эти связи стали очевидными. Бывшему главе прусского правительства О. Брауну, посетившему рейхсканцлера в декабре, Шлейхер сказал, что сделано все для избрания Штрассера премьер-министром Пруссии, а затем он будет назначен имперским вице-канцлером. «Штрассера, — заявил генерал, — разделяют с Гитлером острейшие противоречия. Если он отделится от партии вместе с наиболее ценными в национальном отношении элементами, которые, конечно, имеются в ней, то произойдет раскол». По некоторым сведениям, Штрассера поддерживало более 1/3 нацистской фракции рейхстага. Если верить бывшему статс-секретарю Гинденбурга Мейснеру, тот согласился предоставить Штрассеру пост вице-канцлера.

В это время положение нацистов было безусловно тяжелым, ибо к неуклонному падению влияния НСДАП и опасности раскола присоединились серьезные финансовые трудности. «Денежные заботы делают какую-либо целеустремленную работу невозможной», — записал Геббельс 8 декабря. А возглавлявшийся им отдел пропаганды НСДАП считал финансовое положение безнадежным. Подтверждением тому могут служить секретные донесения, поступавшие к министру внутренних дел из центра Рурского промышленного района и относящиеся ко второй половине ноября. «Национал-социалистская партия, судя по всему, — говорилось в одном из них, — испытывает в Западной Германии чрезвычайно большие материальные трудности. Представители партии пытаются повсюду получить деньги, но значительная часть промышленников воздерживается от финансирования». А несколькими днями позже из того же источника сообщалось: «Финансовое положение западногерманских национал-социалистов все более обостряется. Штурмовики практически не получали денег со дня выборов. В настоящее время происходят переговоры отдельных гауляйтеров с промышленниками. Представители национал-социалистов готовы сделать любые обещания в обмен на поддержку».

Резко возросла задолженность НСДАП — по самым минимальным подсчетам она составляла 10–12 млн марок. Известный историк Г. Хальгартен оценивает долги нацистской партии даже в 70–90 млн В начале января представитель нацистов официально объявил о невозможности внести причитавшиеся с партии налоги. На улицах появилось множество штурмовиков с кружками для пожертвований в пользу фашизма. На каждых местных выборах, происходивших в ноябре — декабре, НСДАП катастрофически теряла сторонников.

Множились сообщения о неповиновении, протесте и уходе коричневорубашечников из штурмовых отрядов. Наиболее заметным из фактов такого рода был развал организации штурмовиков в Нюрнберге и во всей Франконии (Северная Бавария) в начале января 1933 г. Часть членов тамошних штурмовых отрядов — а дело происходило на родине германского фашизма — провозгласила себя самостоятельной и объявила войну партийной бюрократии. Были распущены отряды в Зефтенберге и некоторых других местах.

Открытый кризис в НСДАП разразился 8 декабря, когда произошел разрыв между Г. Штрассером и Гитлером. Сенсационное сообщение об этом появилось на следующее утро в органе Шлейхера «Теглихе рундшау». Здесь говорилось, что Штрассер подал в отставку со всех постов, которые он занимал в партии, заявив о нежелании нести и далее ответственность за «политику исключительности», проводимую руководством и ставшую причиной изоляции, в какой очутилась НСДАП. Газета посвятила этому событию большую передовую статью, в которой проводилась мысль, что отставка Штрассера — сигнал для всей нацистской партии.

Дневник Геббельса хорошо отражает панические настроения, овладевшие в этот момент фашистскими главарями. 6 декабря он записал: «Положение партии катастрофично». Двумя днями позже: «В организации царит тяжелая депрессия». Затем читаем: «Мы все очень подавлены, прежде всего из-за опасения развала партии и из-за того, что вся наша работа была напрасной». В наибольшей растерянности оказался сам фюрер. Он часами ходил по номеру гостиницы, не зная, что предпринять. «Один раз он остановился и сказал: «Если партия распадется, то я в течение трех минут кончу дело при помощи пистолета»».