Озарение Нострадамуса - Александр Казанцев

Мальчишки обступили юного солдата, щупали грубое сукно шинели, тянулись к винтовке, но он сурово обрывал: — Не тронь! Она настоящая! Вас защищать будет. И снова мимо Дашеньки промелькнул знакомый озорник. Выглянув за дверь, она видела, как он догнал строй бойцов, как зашагал вместе с ними…

«Не многие вернулись с поля». Один из десяти! За долгие годы, дежуря потом в той же раздевалке вместо матери, тетя Даша наизусть выучила выбитые золотом на мраморной доске у входа имена тех школьников, что «не вернулись с поля». И того паренька, забегавшего показать винтовку, в том числе…

Спустя полвека к этой же школе вальяжно, вразвалку подошел былой ее ученик, с трудом закончивший восьмой класс и устроенный влиятельными родителями в кулинарный техникум. И шел Миша Рысин, в это мирное время в школу… с оружием, с боевым пистолетом, приятно ощущая его тяжесть в кармане модных брюк.

Он миновал старенькую уже тетю Дашу, разделся и повесил заграничную куртку на крючок вешалки. Потом прошел в коридор, в тот самый, в котором показывал, свое оружие более полувека назад озорник в солдатской шинели.

И как и тогда, не оказалось в коридоре его былых одноклассников, сидевших теперь на уроке в классе. Только одного знакомого он заметил в конце коридора — «крота-очкарика» который «больно много о себе воображает», а болталась там одна мелюзга, шестиклассники, лет по одиннадцати-двенадцати.

Они с любопытством поглядывали на незнакомого парня. А у того на сытом лице перекормленного ребенка даже глазки сощурились: «Хоть этим покажу! Вот удивятся! Позавидуют!» Увидев в руках у парня пистолет, ребята обомлели: «Настоящее оружие! Совсем как в телике у сыщика или гангстера… В фильмах они стреляют сразу или кричат: «Лечь на пол!», «Встать лицом к стене!». Вот здорово!»

Торжествующий обладатель такого сокровища показывал «мелюзге», как снимать с предохранителя, и учил, что целятся сейчас не так, как прежде, а держа оружие в двух руках, твердо, для точности прицела. И для наглядности Рысин продемонстрировал, как это делается, направив пистолет на стоящих поодаль цепочкой шестиклассников, не подошедших вме сте с другими к нему: «Тоже воображают о себе!»

Курок спустился как-то сам собой… Прогремел выстрел. Совсем как в кино! Но почему-то упали сразу трое… «Небось подыгрывают!..»

Но от головы маленького мальчика, лежащего на полу, медленно растекалась лужица красной жидкости. Кровь!.. Миша перетрусил. Он вообще боялся крови, даже вид порезанного пальца приводил его в смятение.

В кинофильмах стрелявший почти всегда старался не оставить улик: уносил отстреленную гильзу, избавлялся от оружия… И Миша, усвоив это, подобрал с пола отскочившую гильзу, растолкал перепуганных малышей и бросился прочь.

Очкарик к месту происшествия бежал из конца коридора. Двери классов после прозвучавшего выстрела открылись, из них выходили учителя и высыпали ученики. Но стрелявшего в коридоре уже не было.

Уверенный, что за ним будет погоня, он, схватив с вешалки куртку, опрометью бежал по улице. Задыхаясь от быстрого бега, завернул за угол. Вот уже и недалеко его дом… Там в подъезде старался отдышаться. И зря.

Дома никого не было. Все на работе. Рысин спрятал пистолет, чтобы его и не найти. Внушая себе, будто ничего страшного не произошло, решил действовать как настоящий киногерой и, переодевшись, отправился в «Националь», где на кухне ресторана проходил практику от кулинарного техникума. Он уже представлял, как знакомые повара дадут «продегустировать» заказанные богатеями блюда, а потом можно будет прошмыгнуть через ресторан в гостиничный холл к телевизору, где наверняка будут показывать какой-нибудь боевичок, который привычно успокоит его. «Ведь никто не сказал ему, что он убил. Так, попугал немного! И вообще шестиклассники его не знают, а очкарик… издалека не разглядел. Слепой ведь, как крот! А если и ранен кто-нибудь, то врачи вылечат. За то они и деньги получают!..»

По всей школе весть о происшедшем распространилась мгновенно, и сразу начался переполох. Директор и завуч, прыгая через ступеньки, бежали в этот злополучный коридор, в котором уже собралась толпа учеников и преподавателей.

Очкарик, подоспевший к пострадавшим первым, стоя на коленях, как умел, старался перевязать носовым платком кровоточащие раны лежащего на полу паренька, который стонал и отталкивал его:

— Тихо ты, ухо больно… и затылок…

Двое других лежали рядом как куклы…

Появился, неизвестно кем вызванный, может быть, тетей Дашей, пожилой милиционер.

— Кто стрелял? — строго спросил он, оглядывая толпящихся мальчишек.

— Незнакомый парень… с пистолетом… настоящим, — перебивая друг друга, загомонили ребята.

— Давайте по одному, — остановил их милиционер и обратился к стоящему к нему ближе всех мальчику:

— Ты его знаешь?

Мальчик отрицательно покачал круглой, коротко остриженной головой.

— Кто знает преступника? — спросил еще раз милиционер, оглядывая собравшихся вокруг него.

— Да, дети, кто стрелял? — спросил подошедший директор. Он запыхался от спуска и волнения.

Очкарик, продолжая оказывать первую помощь, не оборачиваясь, произнес:

— Это Мишка Рысин. Я его знаю. Он еще из нашего восьмого класса ушел. Неуспевающий.

— Миша Рысин? — воскликнул директор. — Надо найти его адрес. Мария Ивановна! — попросил он подошедшего завуча.

— «Скорую» вызвали? — спросил милиционер.

Вместо ответа он увидел входившую женщину в белом халате.

Очевидно, кто-то позвонил в «скорую». Директор вспомнил, что на лестнице ему встретилась молоденькая математичка, которой он недавно сделал замечание за ношение слишком короткой юбки. Видимо, бежала к телефонам в учительской.

Медсестра «скорой» делала перевязки трем пострадавшим, оттеснив неумелого очкарика.

Милиционер оглядел стоящих перед ним ребят:

— Так, главное известно. Но вы говорите, что он выстрелил один раз, а пострадавших трое. Как же так?

— Один раз стрелял, точно, — хором подтвердили ребята.

— «Одним махом троих убивахом»? Сказки! Так не бывает, — спорил с ними милиционер.

— Ранение в голову более чем серьезно! — сообщил врач со «скорой». — Не знаю, довезем ли до реанимации, хоть и на двух машинах.

— Какой ужас! — в отчаянии произнес директор. — В какой больнице можно будет справляться о состоянии наших учеников?

Врач назвал номер и адрес больницы, куда везли ребят.

Шоферы внесли носилки. Но санитаров в бригадах не оказалось. Десятиклассники вызвались помочь.

Раненых по очереди перенесли в машину «скорой помощи». Вместе с потерпевшими в машину села молоденькая математичка, классная руководительница этого шестого класса.

Машины тронулись. На их крышах тревожно заморгали мигалки. На мокром от недавнего дождя асфальте остался след от протекторов.

Учителя и ученики молча смотрели вслед удаляющейся «скорой».

Через час рыдающая учительница математики позвонила директору:

— …Дима Федоров, не приходя в сознание, скончался в реанимации. Это ужасно! Такой мальчик!.. Пуля прошла через его голову навылет…

Прервав свой рассказ рыданиями, она продолжала:

— Эта же пуля ранила в ухо Егора Шаркова. Он потерял барабанную перепонку, но врачи сочли возможным отпустить его домой. Я привезу его на такси, — всхлипнув, заверила учительница. — Хуже с Женей Белявским. Пуля застряла у него в голове, и его срочно отправили в институт имени Бурденко. Решатся ли там нейрохирурги на операцию? А как жить с оставшейся пулей в мозгу? Боже мой, единственный ребенок в семье!.. — не в силах продолжать, она бросила трубку.

Директор ходил по кабинету, охватив голову руками. Какой ужас! Все это произошло в его школе! Бедные мальчишки! Несчастные родители! Он ведь в ответе перед ними, доверившими ему своих детей! Он-то очень хорошо понимает, что такое потерять сына. В его душе не заживет кровоточащая рана своей потери служившего в армии сына, погибшего, как было объявлено ему в военкомате, «во время военных учений». Сколько их, мальчишек, погибло на земле Афганистана и просто от армейской «дедовщины»? Он видел по телевизору матерей погибших сыновей, среди которых была и его жена, говоривших с президентом. Он плакал перед сотнями миллионов телезрителей, но так ничего и не сделал.

По этому же телевидению как-то выступал и «несгибаемый» генерал, убеждая, что «дедовщина» полезна. Она передает от призыва к призыву армейские традиции почитания старших товарищей и командиров. И этот генерал, который не задумался бы послать призванных в армию юношей, еще ни чему не обученных, в бой, оправдывал их гибель в мирное время.

Теперь вот убили одиннадцатилетних детей, и призовут, наверняка к ответу, в первую очередь его, директора школы, отвечающего за все, что в ней происходит!..

А пожилой милиционер уже начал действовать: передал все сведения и факты преступления в следственное отделение милиции, говорил с приехавшим прокурором, который оформил ордер на задержание подозреваемого в совершении преступления.