Победы, которых могло не быть - Эрик Дуршмид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дистанция? — спросил Паттисон.
— Один-пять-ноль-ноль.— Несмотря на яростную вибрацию самолета, голос наблюдателя звучал ровно и неторопливо. — Один-три...
Они делали заход с правого борта, сбросили торпеду на расстоянии около 1000 ярдов и вроде бы попали, но не были уверены в этом полностью, задний стрелок заметил нечто вроде вспышки в тот самый момент, когда самолет уже нырял в облака.
Последний самолет пошел в атаку, отчаянно снизившись до пятидесяти футов. Его пилот, Тони Бил, сбросил «рыбку» на расстоянии в восемьсот футов и затаил дыхание. Через десять с небольшим секунд за его спиной зазвенел ликующий голос наблюдателя Пинлотта:
— Попали!
Старшина-артиллерист Герцог, командир расчета 37-мм зенитной пушки, увидел два самолета[294]. Торпедоносцы неслись прямо на его боевую позицию и так низко, что колеса их шасси чуть не срубали верхушки волн. Старшина не стрелял — его пушки не могли опустить ствол под таким углом, самолеты находились в мертвой зоне. Все произошло за считанные секунды, однако время для Герцога словно замедлилось, его мозг отчетливо различал каждую фазу отчаянной атаки. Люди, управлявшие этими медленными, смехотворного вида машинами, ничуть не походили на британцев, какими их расписывала нацистская пропаганда. Эти ребята не были трусами, да и дело свое они знали. Один из самолетов нацелился прямо на середину «Бисмарка», другой шел поближе к корме. Герцог, словно зачарованный, смотрел, как белые росчерки, бегущие по поверхности воды, приближаются к кораблю. Затем над кормой встала стена воды, огромный линкор подскочил, словно подброшенный ударом исполинской кувалды, Герцог и его товарищи покатились по палубе. Сквозь опадающую водяную завесу он различил самолет, проскользнувший прямо за кормой.
Корабль начал разворачиваться. Авиационный налет закончился, зенитки смолкли. Но почему он продолжает разворачиваться? Матрос Эйх, стоявший на вахте в ходовой рубке, смотрел на приборы и ничего не понимал. Что-то было не так — «Бисмарк» начал описывать циркуляцию.
Взрыв торпеды застал Германа Будиха за разговором с его товарищем Беннелем. Они первые сообразили, что именно не так с «Бисмарком». «Правая плоскость руля утратила управление, левую плоскость заклинило под углом 15 градусов»,— доложил Будих своему командиру, старшине-механику Барбо. Попытка Барбо сменить предохранители не привела ни к чему, кроме ослепительной синей вспышки, бросившей его на палубу. Вскоре о сложившейся ситуации узнала вся команда. По системе оповещения прозвучали тревожные слова: «Нарушена система рулевого управления. Всем водолазам срочно явиться на корму».
Из двух попавших в «Бисмарка» торпед одна не принесла особою вреда, сила ее взрыва была поглощена мощной противоторпедной защитой[295], однако вторая поразила самую уязвимую точку корабля — рулевые тяги. В момент взрыва капитан-лейтенант Юнак находился в турбинном отсеке. Сотрясение палубы сбило его с ног. Юнак бросился в машинное отделение и увидел, что торпеда пробила борт, в отсек рулевых механизмов поступает вода. Это исключало возможность ремонта. «Проклятье,— выругался Юнак,— конструкторы предусмотрели любую случайность, все механизмы задублированы — кроме рулевых тяг»[296]. Затем он взял телефонную трубку и доложил об отчаянной ситуации на мостик.
Боевая позиция старшины-артиллериста Герцога позволяла ему хорошо видеть происходящее на корме. Капитан Линдеманн и двое старших механиков некоторое время изучали чертежи, обсуждая, по-видимому, возможности устранить повреждение. Затем Линдеманн безнадежно махнул рукой и ушел. Все попытки откачать воду и задействовать руль вручную оказались тщетными. Идея срубить перо заклиненного руля небольшим зарядом взрывчатки была отвергнута, так как взрыв мог нарушить чувствительную балансировку винтов, расположенных в ближайшем соседстве с рулевыми плоскостями. Лютьенс согласился с таким решением[297].
Верховное командование ВМС Германии получило серию радиограмм.
21.05. Квадрат ВЕ/6192, попадание торпеды в кормовую часть.
21.15. Попадание торпеды в середину корпуса.
В конце концов, Лютьенс был вынужден отправить следующую радиограмму:
23.40. Корабль потерял управление. Мы будем сражаться до последнего снаряда. Да здравствует Фюрер.
Ответ Гитлера стал последней радиограммой, полученной «Бисмарком»:
01.35. Офицерам и матросам линкора «Бисмарк». Германия с вами. Будет сделано все возможное. Ваша верность долгу станет для германского народа символом, воодушевляющим на борьбу. (подписано) Адольф Гитлер.
Несмотря на все усилия команды, лучший корабль Германии, ее гордость, беспомощно двигался на север; словно притягиваемый некой непреодолимой силой, он направлялся прямо в смертельные объятия Британского флота[298].
* * *
Адмирал Тови получил рапорт, не поддававшийся никаким разумным объяснениям:
— Противник идет курсом 340 градусов.
Иначе говоря, «Бисмарк» передумал прятаться в Бресте и устремился навстречу эскадре, за ним же охотившейся. Бред какой-то. Тови срочно отправил запрос: «Подтвердите данные о курсе, повторяю, подтвердите данные о курсе».
Ответ не дал ничего нового: «340 градусов».
Север... Джерри свернули на север? Что он еще задумал, этот Лютьенс? Впоследствии не удалось установить, кто сказал это первым: «Торпеда, вспышка у кормы. Вот оно, теперь все понятно! “Бисмарк” потерял управление».
Адольф Гитлер провел эту ночь в своей резиденции Бергхоф, напряженно следя за развитием событий. Главный адмирал Редер обратился к Герингу с просьбой об оказании авиационной поддержки. Рейхсмаршал ответил, что, к величайшему сожалению, крупные британские корабли находятся вне досягаемости его бомбардировщиков. Редер передал на радио экстренное сообщение, ничуть не успокоившее немецкий народ, просидевший всю эту драматическую ночь у приемников[299]: «При входе в Бискайский залив линкор “Бисмарк” был поврежден торпедой, попавшей в его кормовую часть». Эта лаконичная фраза являлась признанием неизбежного — Редер знал, что помочь «Бисмарку» уже невозможно.
Ночь была ужасной. Проливной дождь, ураганный ветер и смертельная опасность не давали команде «Бисмарка» ни секунды отдыха. В довершение всего им пришлось отражать торпедные атаки целого роя эсминцев (и линкор, и эсминцы вышли из этого боя без повреждений) ...[300]
Перед самым рассветом Мюллхайм-Рехберг зашел на мостик. Лицо адмирала Лютьенса посерело от усталости, однако держался он вполне бодро. Общее настроение на мостике показалось Мюллхайм-Рехбергу крайне подавленным.
То же самое настроение царило во всех отсеках корабля.
— Мы идем прямо на тот свет,— сказал один из механиков, выражая вслух то, о чем думала вся команда «Бисмарка».
— Я доложу о твоем поведении,— закричал некий убежденный нацист, страстный почитатель гениального фюрера.— Мы не потерпим таких разговорчиков! Безнадежных положений не бывает, всегда остается какой-то шанс!
— Ну да,— рассмеялся механик,— а свиньи умеют летать, du Scheisser![301]
В этот момент из динамика прозвучал приказ капитана Линдеманна:
— Alle
