Мы в город Изумрудный... (СИ) - Лукин Андрей Юрьевич

— Происхождение — из крестьян.

— Брешешь, гад ненашенский! — обрадовался он. — Ох и брешешь! Нету в Америке крестьян! Это я точно знаю. Нам на политзанятиях товарищ Фарамантов очень подробно про этот текущий момент разъяснял.

— Из фермеров, — поправился я.

— Кулацкое отродье, — с удовольствием заключил он. — Непримиримый классовый враг. Что ещё знаешь?

— Кодовый псевдоним — Фея. Заброшена с парашютом в глухую тайгу. Должна была выйти к дороге из жёлтого кирпича, после чего, следуя по этой дороге, добраться до Из…  до столицы…

— Погоди, погоди, — замахал он руками. — Что ещё за жёлтая дорога?.. Нет у нас…  А-а-а…  КВЖД. Ну, точно — КВЖД. Через Манчжурию просочилась. Я так и знал, что без японских милитаристов здесь не обошлось. С семёновцами, наверное, контакты налаживала?

— Насчёт семёновцев не знаю. А с представителями манчжурского императора Жи Вуна точно контактировала.

— Высшую меру социальной защиты уже заработала, — потёр руки Изумрудов. — Ну-ну…  С кем она ещё встречалась? Нам ведь известно, что ещё много притаившихся врагов народа не выведено на чистую воду. Адреса, клички, имена.

— Не знаю, никаких адресов. Я помню только имена связников, которые должны были помочь Эйлин добраться до места. Во-первых, это некий Страшилин, работающий колхозным сторожем, затем лесник Топорков и зоотехник Лев…

— Троцкий! — старлей даже подпрыгнул, отчего лампа чуть не свалилась со стола.

— Неужто сам Троцкий?

— Трусов, — вздохнул я. — Лев Трусов.

— Жаль, — опечалился Изумрудов. — Лучше бы это был Троцкий. Ну, ладно. С какой целью эта ваша Фея пробиралась в столицу?

— С целью найти подходы к товарищу Гудвину.

— Что-о-о?!!

— Она должна была встретиться лично с товарищем Гудвиным, Великим и…  Великим.

— Ты соображаешь, что говоришь? — прошипел он, выбираясь из-за стола. — Как иностранный шпион может лично встретиться с руководителем нашего государства?

— Да очень просто. Записаться на приём, как ходоки к Ленину записывались, а потом разоблачить его перед прогрессивным мировым сообществом.

Очумелую физиономию старшего лейтенанта госбезопасности я долго ещё буду вспоминать, испытывая при этом неописуемое никакими словами удовольствие.

— К-ково? — спросил он, запинаясь и не в силах поверить услышанному. — Ч-чево ты это тут…  сказал?

— Разоблачить, говорю, она должна была товарища Гудвина. Он же ведь тоже засланный казачок. Его ещё до революции сюда на запломбированном воздушном шаре отправили, чтобы он в доверие втёрся и вождём вашим стал. Рассчитывали, что он на Америку работать будет, а он, понимаешь, революцией увлёкся, мировым, понимаешь, интернационалом. Вот и послали к нему Фею, чтобы она или мозги ему вправила, или разоблачила, как обманщика трудового пролетариата.

Изумрудов наконец пришёл в себя, страшно оскалился и вдруг привычным движением выдернул из кобуры револьвер:

— Ты на что, морда белопараллельная, намекаешь? Ты на самого Вождя нашего, на кристально честного товарища Гудвина своими грязными намёками намекаешь? Да знаешь ли ты, что я с тобой за такие слова сейчас сделаю? Я тебя за такие слова лично к стенке поставлю и огромным пролетарским наслаждением шлёпну. А ну, встать, сволочь! Эй, конвойный, помоги ему!.. Да не цацкайся ты с ним, не цацкайся!

— Товарищ старший лейтенант, — попросил я. — Прикажите вашему дуболому, чтобы он наручники с меня снял. Я же всё равно никуда не убегу.

К моему удивлению Изумрудов возражать не стал. Двинул стволом револьвера и приказал:

— Верно, сними с него наручники. А то забрызгаем ещё. Отмывай их потом…

Меня поставили спиной к зеркалу. Я скосил глаза и — ура! — моя уловка сработала. Можно было уходить.

— А последнее желание? — поинтересовался я.

— Какое ещё желание? — он откинул барабан револьвера и принялся неторопливо снаряжать его патронами: щёлк, щёлк, щёлк. А мне, между прочим, вполне и одного хватило бы. Но — ему виднее.

— Обычное желание, — Моя левая нога уже чувствовала приятный холод межмировой пустоты. Ещё секунда, и я буду в безопасности. — Мне бы мозгов немного, сердце новое и грамм сто водки. Для смелости.

— Буду я ещё водку на такую сволочь тратить, — с ненавистью проговорил он. Затем поднял револьвер и прицелился. — А насчёт мозгов…  Сейчас увидим, много их у тебя или немного.

Я упал в зеркало за секунду до выстрела. И, уже проваливаясь в спасительную неизвестность, увидел, как на зеркале одно за другим стали появляться пулевые отверстия. Зеркало беззвучно лопнуло и осыпалось.

Исходная параллель

— Не мой дом, — констатировал я, отдышавшись. — Или мой? Обои, кажется, другие, и телевизор…  Разве у нас был «Samsung»? До чего дошло — уже собственную квартиру узнать не могу. Нет, пора заканчивать с этими перемещениями.

Окончательно убедившись, что действительно вернулся домой, я упал на диван и с облегчением закрыл глаза.

— Всё, — сказал я себе. — Часа три здорового спокойного сна. Иначе я просто умру. И пусть меня только кто-нибудь попробует разбудить. Распотрошу, как Обезьяны Страшилу, честное слово.

И провалился в сон.

И приснился мне кошмар из кошмаров.

Подозрительно весёлый дедок в лаптях, в полосатых штанах и расписной рубахе с петухами встал вдруг передо мной незваным гостем, ударил по струнам балалайки так, что у меня в ушах зазвенело, и объявил с назойливым энтузиазмом ведущего детского новогоднего утренника:

— А таперича, милок, сказку тебе сказывать буду. А ты слушай да не перебивай, да на ус себе мотай. Значица, так…

— Извини, дед, — перебил я. — А с чего ты взял, что я твою сказку слушать буду?

— А с того, милок, што исцелить я тебя должон от излишнего умственного напряга, — нахально заявил дед. — Клин, понимаешь, клином вышибать буду. С головой у тебя не всё в порядке опосля твоих, извиняюсь, приключениев. А хорошая сказка — она, ой, как мозги прочищат!

— Ладно, уговорил, — мне стало ясно, что избавиться от этого настырного сказителя я могу, только проснувшись. — Сказка-то хоть как называется?

Дед ещё раз с неподдельным энтузиазмом рванул струны:

— Др-р-р-рень!!! Русская народная сказка «Колобок».

— Ну, слава богу, — обрадовался я. — Хоть какое-то разнообразие. Валяй.

Рано я, как выяснилось, радовался. Уже через минуту я скрипел от досады зубами и страстно желал вырваться из объятий Морфея.

— В Кругосветном царстве, в Триволшебном государстве, — заголосил дурным голосом дедок, — жила в одной пещере злая бабка Гингема. И захотела она побаловать себя пирогами. По пещере помела, под порогом поскребла и наскребла муки горсти две. Замесила тесто, как умела, испекла Колобок, да слегка его пересушила. Получился Колобок румяный, но слишком твёрдый. Грызла его Гингема, грызла — не разгрызла. Урфин Джюс грыз, грыз — не разгрыз. Добрая Виллина тоже грызла, грызла — не разгрызла. Королева полевых мышей Рамина по столу бежала, хвостиком махнула, Колобок упал со стола на лавку, с лавки на пол, прыг через порог — только его и видели. Покатился по дороге из жёлтого кирпича в Изумрудный город. Волшебную страну посмотреть, себя показать, мозги у Гудвина попросить.

Катится Колобок, на кирпичах подпрыгивает, а навстречу ему — Жевуны. Голодные преголодные. Не успел Колобок увернуться. Схватили они его, и говорят:

— Колобок, Колобок, мы тебя сжуём.

А он им и отвечает:

— Бабка Гингема меня грызла, не разгрызла. Дед Урфин с кумой Виллиной не разгрызли. А у вас, Жевунов, и подавно разгрызть не получится.

Пообломали себе зубы Жевуны да с тем и отступились. Покатился Колобок дальше. Смотрит, стоит у дороги Железный Дровосек. В землю по колено врос, заржавел так, что топор опустить не может.

— Спаси меня, Колобок, — говорит Дровосек. — А я тебе за это песенку спою.

Колобок, добрая душа, попробовал его вытянуть — да сил не хватило. Позвал тогда он Гингему. Тянут-потянут, вытянуть не могут. Позвала Гингема Урфина Джюса. Колобок за Дровосека, Гингема за Колобка, Урфин за Гингему: тянут-потянут, вытянуть не могут. Позвал тогда Урфин дуболомов. Колобок за Дровосека, Гингема за Колобка, Урфин за Гингему, дуболомы за Урфина: тянут-потянут, вытянуть не могут. Позвали дуболомы Бастинду…