Лицо в зеркале - Дин Кунц

Рисковый находился в квартире во время первичного обыска. Знал, какие вещественные улики увезли, а что осталось.

Направился в угол гостиной к черному лакированному письменному столу с белыми, под слоновую кость, ручками ящиков.

— То, что нам нужно, скорее всего, здесь, — и начал один за другим выдвигать ящики.

Вороны на железном заборе, орел на скале, цапля с яростными глазами, доисторическая птица, птеродактиль — все таращились в эту гостиную из других мест, из других времен.

Отдавая себе отчет, что это бред, и не стыдясь этого, Этан чувствовал, что птицы поворачивали головы, следя за ним, стоило ему отвести взгляд. Все они знали, что он должен быть мертв, а вот человек, который собирал их образы, — жив, чтобы любоваться ими.

— Есть, — Рисковый вытащил из одного из ящиков коробку из-под обуви. — Банковские декларации, чеки.

Они сели за кухонный столик из нержавеющей стали с поверхностью из черного пластика и принялись разбирать финансовые документы Райнерда.

За столом находилось окно. За окном — день, серый, ветреный, дождливый, на текущий момент без грома и молний, но темный, мрачный, угрожающий.

Дневного света для работы не хватало. Рисковый встал и включил маленькую черно-белую керамическую люстру, которая висела над кухонным столом.

Перед ними лежали одиннадцать пачек чеков, перетянутых резинками, по одной на каждый месяц года, от января до ноября. Чеки за текущий месяц банк прислал бы только к середине января.

Закончив работу, они намеревались вернуть все чеки в коробку, а коробку — в ящик стола. Сэм Кессельман, детектив, расследовавший убийство Мины Райнерд, несомненно, проверил бы те самые чеки после того, как выздоровел бы и вернулся на службу. Прочел бы он и сценарий убитого актера.

Но если б они ждали выздоровления Кессельмана, Ченнинга Манхейма могли бы убить. Да и Этана тоже.

Им требовалось просмотреть только чеки за первые восемь месяцев года, до убийства Мины Райнерд.

Рисковый оставил себе четыре пачки. Еще четыре пододвинул Этану.

По сценарию безработный и недооцененный актер поступает в класс актерского мастерства в университете, где встречает профессора, с которым и разрабатывает план убийства величайшей мировой кинозвезды. Если придуманный профессор имел прототип в реальной жизни, то чеки, оплачивающие занятия, могли подсказать, с какого учебного заведения лучше начинать поиски.

Вскоре они выяснили, что Рольф Райнерд обожал учиться. За первые восемь месяцев года он посетил пару трехдневных семинаров актерского мастерства, сценарный семинар, однодневный семинар по рекламе и самопрезентации, прослушал два университетских курса по американской литературе.

— Шесть подозреваемых, — подвел итог Рисковый. — Думаю, у нас впереди трудный день.

— Чем скорее мы их проверим, тем лучше, — согласился Этан. — Но Манхейм вернется из Флориды только в четверг, во второй половине дня.

— И что?

— У нас есть и среда.

Рисковый смотрел мимо Этана, в окно, на облака и дождь, словно предсказатель, пытающийся определить будущее по оттенкам серого. Заговорил после долгой паузы:

— Может, нам не стоит рассчитывать на завтра. Я чувствую, что времени у нас в обрез.

Чтобы убедиться, что Бриттина мертва, Корки хотел сделать и контрольный выстрел, на этот раз в затылок, но его пистолет начал «гавкать».

Даже у глушителей высочайшего класса эффективность со временем падает. Какой бы материал ни использовался для глушения звука, при каждом выстреле он чуть уплотняется, а потому все больше децибел прорывается наружу.

Более того, глушитель Корки изначально уступал глушителям, которые использовали агенты ЦРУ. По материалам и мастерству изготовления глушители анархистов, само собой, не могли идти ни в какое сравнение с заводскими глушителями, украшенными маркой одного из ведущих производителей оружия.

Он всадил шесть пуль в Хокенберри, две в Бриттину. Восемь выстрелов, вот пистолет и начал подавать голос.

Возможно, последний выстрел и не слышали за пределами узкого дома, но следующий-то прозвучал бы громче. Корки шел только на тщательно просчитанный риск, а в данном варианте появлялся элемент неопределенности.

В багажнике его автомобиля, в ящике для инструментов, лежал новенький глушитель, а также очки для ночного видения, одноразовые шприцы, ампулы с успокоительными и ядами. Плюс две ручные гранаты.

Но автомобиль он оставил, как и всегда, за несколько кварталов от дома Бриттины, на другой улице. Поскольку Корки был профессором, заместителем декана, а Бриттина готовила диссертацию на том же факультете, они не афишировали свою связь.

Идти к «БМВ» за глушителем и возвращаться обратно смысла не было. Вместо этого он присел рядом с телом любовницы и коснулся шеи, пытаясь прощупать пульс в сонной артерии.

Двух пуль хватило, чтобы отправить Бриттину к праотцам.

В ванной Корки вымыл половой орган, руки, лицо. Любовь к хаосу не подразумевала пренебрежения к правилам личной гигиены.

Из аптечного шкафчика достал большую бутылку зубного эликсира «Скоуп». Поскольку Бриттина умерла и не могла ужаснуться, глотнул эликсира прямо из горлышка и прополоскал рот.

Ее поцелуи оставляли дурной привкус.

Бриттина постилась чаще, чем следовало, ее телу приходилось сжигать те жалкие запасы жира, которые в противном случае оно бы ревностно сберегало. И помимо тошноты и рвоты, которыми сопровождается долгое и постоянное воздержание от пищи, этому телу свойственно сладкое, с запахом фруктов дыхание.

Корки нравился аромат ее дыхания, но после длительного обмена слюной, вызванного контактом языков, во рту оставался неприятный привкус. Как и все прочее в этом несовершенном мире, любовные утехи имели свою цену.

Но в данном случае Бриттине пришлось заплатить куда больше, чем ему.

Он быстро оделся. В носках спустился на маленькую кухню в задней части дома. Желтые дождевик и шляпа висели на крючке на крохотном закрытом крыльце, выполнявшем роль прихожей. На полу, слева от дождевика, стояли и черные сапоги.

Дождь с такой силой хлестал по крыше крыльца, что казалось, будто дом перенесло в тропические джунгли. И Корки ожидал увидеть за окном ухмыляющихся крокодилов и обвивающих деревья питонов.

Он сунул пистолет в один из просторных карманов дождевика. Из другого достал гибкий резиновый шланг и некий предмет, размерами с баночку йогурта, только из черного пластика, с красной крышкой и без изображения какого-нибудь фрукта.

Чистота полов в доме Бриттины его больше не волновала, поэтому он надел сапоги и вернулся в дом. Резиновые подошвы поскрипывали на виниловых плитах кухонного пола.

Он еще не довел дело до конца. В доме оставалось слишком много улик, которые могли обеспечить ему смертный приговор. Сперма, волосы, отпечатки пальцев, все это следовало уничтожить.

В этом доме он бывал уже не один месяц и ни разу не надевал перчатки из тонкой резины, без которых не появлялся там, где совершал преступления. При всей своей эксцентричности, Бриттина Дауд заподозрила бы неладное, если б ее любовник постоянно ходил в резиновых перчатках.

Более крутая и узкая, чем остальные, лестница привела его в гараж, три из четырех стен которого находились под землей. Мрак собирался там точно так же, как в катакомбах или темнице.

Корки слышал, как множество пауков плетут свои сети.

Четыре маленьких окошка в двери гаража в классический калифорнийский солнечный день пропускали бы хоть какой-то свет. Но при таком ливне сквозь пыльные стекла он проникнуть не мог.

Корки включил лампу под потолком. Ее яркости определенно не хватило бы для того, чтобы привлечь бога зороастризма.

Богом зороастризма был Ахура Мазда. Бриттина ездила на «Мазде», без «Ахуры», но Корки нравилось такое вот совпадение.

Из багажника он достал четыре больших баллончика, в таких обычно продают лак для волос, с аэрозолем, который использовался автомобилистами для того, чтобы надуть спустившее колесо и одновременно загерметизировать прокол. Отложил их в сторону, вытащил две пустые канистры для бензина, по два галлона каждая.

И баллончики, и канистры Бриттине купил он, вместе с красным фосфоресцирующим треугольником и желтой табличкой с надписью черными буквами «ПОЛОМКА», а также настоял, чтобы все это постоянно лежало в багажнике ее зороастрского бога.

Его забота тронула душу Бриттины. Она сказала, что эти скромные дары — куда более веское доказательство его любви, чем бриллианты. На самом же деле они предназначались для того, чтобы избавиться от тела Бриттины, когда придет пора ее убить.

Корки не собирался отрицать, что при необходимости может становиться романтиком, но куда более сильной своей чертой, в сравнении с остальными, он полагал умение просчитывать все наперед. Собирался ли он поджарить индейку на День благодарения, убить ставшую лишней любовницу или похитить сына величайшей мировой кинозвезды, к любому проекту он подходил вдумчиво и набравшись терпения, не принимался за (цело до того, как тщательно продумывал и стратегический замысел, и тактические средства, обеспечивающие успех.