Обнаженная модель - Владимир Артыков

— У меня на примете есть один режиссер, но мне с ним надо переговорить, он из Кишинева. Зовут его Юрий Музыка, тебе не знакомо это имя?

— В Москве, когда я был на семинаре главных режиссеров и главных художников театров страны, в нашей группе был некий режиссер Музыка, пожилой солидный дядька из Кишинева, — ответил я.

— Нет, Юра немного моложе тебя, возможно, это был его отец, он действительно занимал должность главного режиссера Кишиневского театра. Ты, Володя, завтра вылетай в Ашхабад на выбор натуры. Билет тебе принесет мой администратор вечером в гостиницу. Я буду присылать тебе в Ашхабад актеров на кинопробы. Среди кандидатур на главную роль капитана Игоря Скворцова — Скифа я сделал ставку на актера из Белоруссии Анатолия Котинёва, на роль его жены актрису Светлану Боровскую.

Когда актерские пробы были закончены, материал был смонтирован и озвучен, я прилетел в Москву для показа и утверждения актеров на заглавные роли, а также показа выбранной натуры для будущих съемок. Получился одночастевый ролик на 12 минут. Просмотр состоялся на киностудии им. Горького, в большом зале. Пришли автор сценария Александр Звягинцев и еще человек десять незнакомых мне людей. После просмотра мнения присутствующих разделились. Большинство, включая автора сценария, категорически выступали против утверждения Катенёва на роль Скифа.

— Актер Катенёв по возрасту не может играть роль капитана Советской Армии. Явно здесь нужен артист моложе.

На это я возразил:

— Если вас смущает, что артист выглядит старше капитанского возраста, то, может быть, автор повысит звание героя до майора?

— Нет, менять сценарий я не буду. Надо продолжить поиск героя на главную роль, — категорически отверг мое предложение автор.

Спор продолжался довольно долго. В конечном итоге автор согласился оставить Котенёва, учитывая, что я настаивал на этом, и меня поддержал Давид, сказав:

— Я, как продюсер, считаю, что если режиссер видит образ Скифа в Анатолии Котинёве, и берет на себя ответственность, давайте согласимся с его решением. Первые эпизоды картины покажут все. В конце концов, сменить героя еще не поздно, тем более что намечается сопостановщик, тогда и будет окончательно решен вопрос с нашим героем, останется Котинёв или будет другой актер.

На этом просмотр закончился.

Я был подавлен и, подойдя к Давиду, сказал:

— Если автор так возражает против моего выбора Котинёва, может, разойдемся по хорошему? Мне не хотелось бы навязывать автору свое видение Скифа. В конце концов, он его придумал, у него сложился свой образ героя. Ты найдешь другого режиссера, вот пусть он и снимает того, кого считают нужным. Я же умываю руки.

— Володя, не горячись, — ответил Давид, — я же тебя поддержал, хотя, честно говоря, Котинёв, хоть и хороший актер, но, действительно, больше тянет на майора или подполковника. Поснимаем первые кадры, тогда окончательно будет все ясно.

Эппель выбрал гостиницу для меня специально рядом с киностудией им. Горького, где я показывал кинопробы. Это было большой удачей, потому что рядом был ВГИК, где преподавал актерское мастерство мой давний другРоберт Спиричев, с которым мы подружились еще, будучи матросами Балтийского флота, и наша дружба не прерывалась. Сразу после показа проб я пересек двор студии им. Горького и вошел в недавно выстроенный корпус института, чтобы навестить старого друга. Миновав учебный павильон, оказался в основном здании и, пройдя длинным коридором, заглянул в деканат актерского факультета, где и увидел Спиричева, сидящего за столом, он поднял голову и от неожиданности встал и удивленно развел руками.

— Володя, ты откуда?

— Только что со студии им. Горького.

— Ты что, там снимаешь? По-моему на студии павильоны давно пустуют.

— Дорогой Роберт, представь себе, я только что показывал там актерские пробы и после полного разгрома не могу прийти в себя. У меня все дрожит внутри.

— Все понял, сейчас едем ко мне домой, у Тамары сегодня свободный день, в театр ей не нужно, она дома и очень обрадуется твоему приезду.

— Спасибо, дорогой Роберт, Тамарочке передашь от меня поклон и извинишься, что не смогу поехать с тобой в связи с тем, что я утренним рейсом вылетаю в Ашхабад. Поэтому приглашаю тебя в гостиницу «Турист» ко мне в номер.

— Жаль, что ты не можешь поехать ко мне. Ладно, посидим у тебя. Надеюсь, в следующий раз ты приедешь надолго и навестишь старых друзей.

Мы вышли на улицу, зашли в магазин, где купили водки и закуски. Сидя в номере, я подробно рассказывал ему, как бурно проходило обсуждение кинопроб, внутренняя дрожь продолжалась, настолько я переживал, отстаивая Котинёва, я никак не мог прийти в себя. Всегда спокойный и рассудительный Роберт сказал, успокаивая меня:

— Не переживай, Володя, все образуется. За твою долгую работу в искусстве ты уже столько прошел выставкомов, худсоветов, обсуждений кинопроб и много, много всего того, что сокращает нашу жизнь. Пора бы уже закалиться и не принимать близко к сердцу всю эту чепуху. А у нас так любят раскритиковать, не принять, не признать.

Роберт махнул рукой и предложил:

— Давай лучше вспомним и помянем твою Тамару.

Он разлил водку по стаканам.

— Помнишь, Володя, когда мы еще служили на флоте и обожали наше советское кино, то кто были наши любимые артистки? Роза Макагонова, Клара Лучко и Тамара Логинова. Но мы их любили с экрана, и когда ты появился у нас дома на мой день рождения с Логиновой, я потерял дар речи. Надо же, наши матросские мечты об артистках оказались пророческими. Выпьем, не чокаясь за замечательную русскую артистку Тамару Логинову, так рано ушедшую из жизни. В тот же ваш визит ты и подарил мне свою картину «Комсомольская свадьба», она до сих пор висит у нас на самом видном месте, и я всегда гостям говорю, что это первый вариант картины, а сама картина в Государственной Третьяковской галерее.

Утром я летел в самолете, удобно устроившись в кресле, закрыв глаза и как всегда предаваясь воспоминаниям.

Глава 36

Мои мысли вновь вернулись в Прибалтику, и я вспомнил службу на Балтийском флоте, сначала в Таллиннском экипаже, где познакомился с Робертом Спиричевым, таким же салагой как и я, а потом и службу на кораблях.

Роберта призвали из Нижнего Новгорода, тогда — города Горького, где он работал актером в театре Юного зрителя. Трудно сказать, почему мы сразу сблизились, видимо, этому способствовало наша причастность к искусству. В Таллиннском экипаже, где мы проходили курс молодого матроса и принимали воинскую присягу, замполитом экипажа служил капитан-лейтенант Колчин. У него было особое чутье на новобранцев, имеющих отношение к творчеству. Так в нашем призыве он взял на заметку художников, актеров, танцоров, спортсменов разрядников, одним словом, всех тех, кто мог бы помочь ему в воспитательной работе, наладить художественную самодеятельность и наглядную агитацию. Роберт был не только актером, но и художником-оформителем, но если быть точным — он блестяще умел писать лозунги, мастерски владея шрифтом. Я был поражен, увидев, как он писал лозунг длинною метров в десять для фасада здания учебного корпуса. Он представлял собой длинную полоску жести, закрепленную на подрамнике и выкрашенную суриком, по которой Роберт белой масляной краской кистью выводил слова Никиты Сергеевича Хрущева. Я стоял и восхищенно смотрел, как Роберт без предварительной разметки текста начал сразу писать лозунг прямо от середины — по одной букве то влево, то вправо.

Я спросил его:

— А вдруг текст не поместится, ты даже не разметил его?

— Я еще и не такие длинные изречения наших руководителей партии и правительства писал, и все без разметки, на глазок, — серьезно сказал он, — и этот мой метод писать от середины никогда не подводил меня. Это дает возможность точно компоновать лозунг в целом.

К нам подошел замполит Колчин и тоже удивленно стал смотреть, как Роберт лихо работает кистью и белилами. Повернувшись ко мне, сказал:

— Смотри, Артыков, как лихо пишет маэстро Спиричев.

Роберт, не останавливая движение кисти, искоса глянул на него и спросил:

— Товарищ капитан-лейтенант, что за лозунг раньше был на этом подрамнике? Я вижу, что здесь, под суриком, был другой текст.

— Да, ну и проницательный же ты, Спиричев! — ответил капитан-лейтенант Колчин, — здесь было другое изречение, оно принадлежало самому товарищу Сталину. Пришло распоряжение из Политуправления флота обновить лозунги новыми призывами. Наше дело выполнять приказы. А ты, я вижу, Спиричев, по документам артист, а пишешь лозунг как заправский художник. И посмотрев на меня, спросил:

— Артыков, ты по документам — художник, ну, правда, из бывших студентов, а сможешь, как Спиричев писать лозунги?