Обнаженная модель - Владимир Артыков

Я добавил:

— Мосфильмовцы Абрам Фрейдин, Толя Кузнецов и Боря Немечек. С Ленфильма помню Марксена Гаухман-Свердлова. Позже, из Парижа в группу приехал и влился в наш круг Николай Двигубский. Петр Исидорович, вы помните кино-художника из Баку Маиса Агабекова?

— Ну, как же, конечно помню, твой приятель, у него, кажется, был роман с театральной художницей из Германии.

— Да, она из Потсдамского театра, красивая немочка, — добавил я. — И как не вспомнить моего большого грузинского друга Георгия Гуния. У этого театрального художника интересная судьба. Мама у него русская, а отец грузин. После развода родителей Георгий остался в Тбилиси с мамой, а когда бывает в Москве, навещает своего грузинского папу.

— Хороший штрих к дружбе народов, отец грузин — в Москве, а русская мама — в Тбилиси, — заметил, улыбаясь, Петр Исидорович. — А ты, Володя, был первый заводила и душа компании. Сколько тогда интересных работ сделали художники, и выставка получилась замечательной, народу на вернисаже было так много, что яблоку негде было упасть. Рижская молодежь любит изобразительное искусство. Александр Павлович Васильев, который возглавлял группу, был очень доволен отчетной выставкой. Не случайно, многие из тех работ в дальнейшем попали на Всесоюзную выставку в Манеже.

— Да, Петр Исидорович, хорошее время было, а главное не было проблем с работой, на всех художников хватало и фильмов и спектаклей и выставок. А сейчас сплошные простои и конца этому не видно.

Я пытался подбодрить старика сказав, что ему надо согласиться на работу, что все будет хорошо.

— Петр Исидорович, я понимаю режиссера, который стремится заполучить вас в свою группу, ведь вы ведущий художник-постановщик студии им. Горького.

— Да что ты, Володя, вот мой друг, покойный Боря Дуленков оставил о себе добрую память и завершил свою карьеру художника сериалом «Семнадцать мгновений весны».

В этот момент к нам подошел Давид Эппель, мой давний знакомый по работе на фильме «Утоление жажды». В руке, как всегда, он держал набитый кожаный портфель. Как говорил сам Давид, портфель перешел к нему по наследству от отца. Внешне Давид не изменился за те долгие годы, что мы не виделись. Он вытащил из кармана пузыречек, наполненный маленькими беленькими шариками, вытряхнул таблетку и бросил ее в рот.

— Глотаю нитроглицерин. Сердце никуда не годится.

Тем не менее, Давид по-прежнему был разговорчив, обаятелен, непрерывно сыпал анекдотами. Петр Исидорович улыбнулся:

— Давид, как всегда, в своем репертуаре, молодец, можешь поднять настроение. Пойду в свою группу, пожалуй, дам согласие поработать.

Пашкевич простился с нами, а мы с Давидом зашли в студийное кафе.

За чашкой кофе вспоминали совместную работу на фильме «Утоление жажды», где он был директором фильма, о его конфликте с режиссером Булатом Мансуровым, который закончился уходом Давида с картины в самый разгар съемочного периода. После ухода Давида тащить директорскую лямку до завершения фильма взялся оператор-постановщик Ходжакули Нарлиев.

— У меня, Володя, к тебе есть предложение, я теперь продюсер, — серьезно сказал Эппель, положив руку мне на плечо, — как говорится, на ловца и зверь бежит, хорошо, что мы встретились, я сам хотел разыскивать тебя, хочу собрать команду из людей, которых я хорошо знаю и доверяю.

С этими словами он щелкнул замками портфеля и вынул толстую рукопись в сером переплете. В верхнем углу красным фломастером было написано «Для В. Артыкова». На обложке значилась фамилия автора «Александр Звягинцев», ниже — крупным шрифтом «СКИФ», внизу — «Литературный сценарий художественного фильма».

— Хочу предложить тебе поработать на фильме «Скиф». Как ты на это смотришь?

— Додик, прости, но скажу тебе честно, у меня нет намерения и желания работать в кино, тем более в это смутное время, — отрезал я.

— Володя, подожди, не горячись, ты сначала прочитай сценарий. Если тебя этот материал заинтересует, и ты захочешь поработать, то я предлагаю тебе быть режиссером-постановщиком и по совместительству главным художником, если захочешь. Решать тебе самому. Со Звягинцевым я подробно говорил о тебе, и уже рекомендовал заочно твою кандидатуру, он в курсе, мне осталось только получить твое согласие.

Так — да, или — нет?

— Додик, я подумаю, не гони лошадей, дам ответ после того, как прочитаю сценарий. Если это не к спеху, встретимся через неделю, ну хотя бы в Доме Кино.

— Хорошо, Володя, встретимся обязательно, но только уже в моей новой квартире в Марьиной Роще. Моя жена Инна будет очень рада, она помнит тебя еще с шестидесятых годов, когда снимался фильм «Утоление жажды». Когда она узнала, что возможно ты будешь снимать новую картину, то очень обрадовалась. Володя, дело прошлое, но я и сейчас не понимаю, за что Булат Мансуров невзлюбил меня и отстранил от директорства на «Утоление жажды», да еще обвинил во всех грехах. Ты ведь помнишь, когда для массовки надо было собрать не менее полутора тысячи человек, а ты прекрасно знаешь, что в районе Захмета, где мы снимали, на десятки километров на всю округу всего-то несколько малочисленных колхозов, и собрать такую массу людей за трое суток было очень тяжело. Но ведь я это сделал! А когда нужна была колонна танков для съемок, а мне об этом сказали только накануне, а для того, чтобы получить военную технику, надо было предупредить меня минимум за неделю, чтобы успеть. Это же все проходит через начальство военного округа, а я ведь уже на следующий день пригнал пять танков, и съемка состоялась. Кстати, у меня дома висит твой эскиз с танками на обрыве Каракум канала, который ты мне подарил тогда же.

— Додик, как можно забыть колонну танков, которую ты пригнал прямо на съемочную площадку и при этом гордо восседал на башне бронемашины в обнимку со своим знаменитым портфелем, — улыбнулся я и продолжил. — Ты что, забыл, как наша группа устроила тебе достойную встречу. Мэтры Олег Петрович Жаков и Петр Мартынович Олейников были приятно удивлены твой оперативностью, а Толя Ромашин и Петя Сатановский приготовили даже пузырек, чтобы посидеть с тобой. Что касается режиссера, оператора и меня, так мы были в полном восторге. Ты действительно был героем дня.

— Чтобы не сорвать съемку я выкладывался, а в результате меня кинули. И мне горько, что вы с оператором пошли у режиссера на поводу и согласились с моим увольнением. Но на тебя я обиды не держу, ведь это случилось тогда, когда родилась твоя дочь, и ты из Каракумов, где мы снимали, улетел на вертолете в Ашхабад. Было это 9 мая 1965 года, на 20-летие Победы, и ты даже назвал дочь Викторией в честь победы. Кстати, как сложилась судьба дочери?

— Вика работает врачом, подарила мне внука, назвали его Витей, в честь погибшего на войне, в 1941 году моего дяди, родного брата моей мамы.

Додик записал на листочке бумаги свой подробный адрес и домашний телефон. Протягивая листок, он сказал:

— В следующее воскресенье встречаемся у меня дома независимо от твоего ответа. Если ты дашь согласие снимать картину, то я сразу заключу с тобой договор и дам аванс, чтобы ты был при деньгах. Тогда тебе придется встретиться с автором сценария Александром Звягинцевым. Это не просто сценарист, а один из заместителей Генерального прокурора России, так что, скорее всего, ваша встреча, думаю, будет в Генпрокуратуре, на Большой Дмитровке.

— Ну, Додик, ты меня запугал, мне еще не приходилось, к счастью, беседовать с прокурорами. Передай привет жене, до встречи.

Я прочитал сценарий. Признаюсь, он захватил меня. В нем рассказывалась история об офицере-десантнике и его жене, которая попала в плен к душманам. Чтобы спасти жену офицер самовольно покидает свою воинскую часть, невольно становясь дезертиром, и начинает в одиночку искать ее. Сценарий изобилует приключениями. Через неделю я встретился с Давидом Эппелем и дал свое согласие быть режиссером-постановщиком и совмещать ее с работой художника-постановщика фильма. Учитывая сложность съемок в горных условиях, необходимость строительства декораций на натуре, где присутствие художника-постановщика необходимо, а также большое количество каскадерских трюков, присутствие военной техники: бронетранспортеров, вертолетов, а также парашютных прыжков, конных сражений, я поставил Эппелю условие. Он должен найти еще одного режиссера-постановщика, чтобы съемка не останавливалась в отсутствии одного из режиссеров на съемочной площадке. Вдвоем будет легче. Додик подумал и согласился, добавив:

— У меня на примете есть один режиссер, но мне с ним надо переговорить, он из Кишинева. Зовут его Юрий Музыка, тебе не знакомо это имя?

— В Москве, когда я был на семинаре главных режиссеров и главных художников театров страны, в нашей группе был некий режиссер Музыка, пожилой солидный дядька из Кишинева, — ответил я.