Анжелика. Мученик Нотр-Дама - Анн Голон

Близился рассвет. Колокола созывали прихожан на мессу. Анжелика вспомнила о тех, кто умер в Отель-Дьё: в этот утренний час монахини кладут их трупы в ряд перед воротами больницы, вскоре приедет телега и отвезет тела на кладбище Невинных. Может быть, луч зимнего солнца скользнет по готическому фасаду старинного здания больницы, но завернутых в саваны умерших он не оживит.

На острове посреди Сены, снабжавшей Париж водой и в то же время служившей для стока нечистот, Отель-Дьё, окутанный речным туманом, напоминал идущий навстречу заре корабль с проклятым грузом на борту.

Чья-то рука отдернула полог кровати. Два санитара в грязных холщовых рубахах оглядели трех женщин на убогой кровати, подхватили лежавшую с края — ту самую, что страдала от кровотечения, и бросили ее на носилки. Анжелика увидела, что несчастная мертва. На носилках уже лежал трупик младенца.

Анжелика перевела взгляд на собственного ребенка, которого она прижимала к груди. Почему он не кричит? Вдруг он тоже умер? Но нет, он просто спал, сжав кулачки, с тем умиротворенным, забавным выражением на лице, которое бывает только у новорожденных. Вид малыша меньше всего на свете свидетельствовал о том, что он — дитя скорби и изгой. Личико его было похоже на бутон розы, а головка покрыта светлым пушком. Анжелика без конца тормошила его, боясь, что он мертв или умирает. Тогда младенец открывал еще мутные, голубоватые глазки, а потом снова засыпал.

Монахини в палате занимались другими роженицами. Они были беззаветно преданы своему делу и работали с такой самоотверженностью, какую им могла придать только вера. Но из-за отсутствия гигиены множество проблем были просто неразрешимы.

Анжелика, отчаянно цепляясь за жизнь, заставила себя выпить целиком содержимое протянутой ей чашки.

Потом, отгоняя мысли о метавшейся в лихорадке соседке и о пропитанном кровью матрасе, она попыталась заснуть, чтобы восстановить свои силы. Перед глазами проплывали смутные видения. Она думала о Гонтране. Вот он бредет где-то по дорогам Франции; останавливается перед мостом и пишет портрет таможенника, чтобы поберечь свой кошелек и не платить пошлину…

Почему ее мысли занимал сейчас Гонтран? Да, он выбрал удел бедного ремесленника и бродит по Франции, но зато над его головой чистое небо. Гонтран похож на хирургов из этой больницы, что склоняются над телом страдальца в страстном желании постичь тайну жизни и смерти. В полудреме, оторвавшись от земной суеты, Анжелика поняла, что Гонтран — один из самых замечательных людей на свете… той же породы, как и эти хирурги… Мысли в ее голове немного путались. Отчего хирурги были бедными цирюльниками, простыми лавочниками, которых совсем не уважают, ведь они так нужны людям?.. Отчего Гонтран, с его богатым внутренним миром, который силой своего таланта может приводить в восторг самих королей, — всего лишь неимущий ремесленник, порвавший со своим сословием?.. И почему она думает сейчас обо всех этих бесполезных вещах, тогда как ей нужно собрать все силы, чтобы бежать из этого ада?..

Анжелика провела в Отель-Дьё всего только четыре дня.

Нелюдимая и жестокая, она требовала себе лучшие покрывала и запрещала акушерке грязными руками прикасаться к ней или к младенцу. Она брала с подносов по две миски с едой вместо одной. Как-то утром она сорвала с послушницы чистый фартук, который та только что повязала поверх платья, а пока перепуганная девушка бегала к старшей монахине, разодрала его на пеленки, чтобы сделать подгузники для ребенка и бинты для себя.

В ответ на укоры она молча посмотрела на монахинь своими зелеными глазами, и пренебрежительный, неумолимый взгляд заставил их отступиться. Цыганка, лежавшая в палате, сказала своим товаркам:

— Сдается мне, что эта зеленоглазая девка — колдунья!

Анжелика заговорила лишь однажды, когда один из попечителей Отель-Дьё, прикрывая нос надушенным платком, явился собственной персоной, чтобы сделать ей внушение:

— Дочь моя, мне сообщили, что вы противитесь тому, чтобы другая больная разделила с вами эту постель, которую вам предоставила общественная благотворительность. Вы будто бы даже столкнули на пол двух женщин, которые были слишком слабы, чтобы защищаться. Неужели вас не мучает совесть? Отель-Дьё должен принимать всех больных, которых доставляют сюда, а кроватей не хватает.

— Тогда лучше сразу заверните в саваны всех несчастных, которые сюда попали! — резко ответила Анжелика. — В больницах, основанных господином Венсаном, у каждого пациента своя кровать! Но вы не пожелали изменить здешние возмутительные порядки, потому что боитесь, как бы не пришлось держать ответ. Куда уходят средства, собранные благотворительностью, о которой вы мне сейчас говорите, куда уходят деньги, которые выделяет вам государство? Или людские сердца недостаточно щедры, а государство совсем обеднело, раз вы не можете купить побольше соломы, чтобы ежедневно менять тюфяки под теми больными, которые пачкают их, а не оставлять несчастных гнить в собственных нечистотах! О! Я уверена, когда тень господина Венсана появляется в Отель-Дьё, она обливается горестными слезами!

Глаза начальника над носовым платком расширились от изумления. Конечно, за те пятнадцать лет, что он попечительствовал над несколькими отделениями Отель-Дьё, ему приходилось сталкиваться и со вздорными или крикливыми базарными бабами, и с грязными проститутками. Но никогда в этих жалких палатах ему не доводилось слышать такого рода обличительных и грамотных речей.

— Женщина, — произнес он, выпрямившись со всем достоинством, на какое был способен, — из ваших речей я сделал вывод, что у вас достаточно сил, чтобы вернуться к себе домой. Покиньте же приют, если вы не желаете ценить оказанное вам благодеяние.

— С удовольствием, — едко отвечала Анжелика. — Но прежде я требую, пусть одежду, которую с меня сняли, когда я пришла сюда, и свалили в кучу вместе с лохмотьями больных оспой, венерическими болезнями и чумой, на моих глазах выстирают в чистой воде. Не то я в одной больничной рубахе выйду на паперть собора Парижской Богоматери и буду кричать, что благотворительные пожертвования и деньги государственной казны оседают в карманах попечителей Отель-Дьё. Я буду взывать к людям именем господина Венсана, совести нашего королевства. Я буду кричать так громко, что сам король пожелает проверить счета вашей больницы.

— Если вы так поступите, — лицо попечителя стало жестоким, когда он склонился над ней, — я прикажу запереть вас вместе с сумасшедшими.

Анжелика вздрогнула, но не отвернулась. Она вспомнила о словах цыганки.