На манжетах мелом. О дипломатических буднях без прикрас - Юрий Михайлович Котов

«И вновь мне повезло с руководителем. Управление возглавлял ветеран нашей службы генерал-майор Михаил Григорьевич Котов – натура волевая, организованная, с желчной стрункой. Его до крайности раздражали поверхностные суждения, попытки ввести в работу непродуманные конъюнктурные новации. Михаила Григорьевича уважали за широкую разведывательную эрудицию, способность отсеять зерна от плевел, несколько побаивались за прямоту, а кое-кто и недолюбливал за нетерпимость к глупости и разболтанности».

Ну, а у меня в Управлении работал молодой дипломат Алексей (по отчеству Леонидович) Шебаршин – очень толковый и грамотный сотрудник, которого я тоже, видимо, научил чему-то полезному. В итоге он дорос до должности, которую и мне пришлось занимать – посла в Шри-Ланке.

После этого краткого отступления возвращаюсь к началу августа 91-го года. Как-то мне позвонил Шебаршин и спросил: «Юрий Михайлович, а как бы вы отнеслись к тому, чтобы заехать ко мне попить чайку? В случае согласия я незамедлительно подошлю машину». Особо срочных дел у меня не было, и я охотно согласился. Это была моя первая поездка в «лес» – Ясенево, где располагался комплекс зданий ПГУ, а затем СВР. Кстати, председателем комиссии по его приемке был мой отец. Позднее я бывал там много раз как по служебным делам, так и на юбилеях, увы, на поминках, да и просто в гостях в расположенных там служебных дачах.

Шебаршин принял меня весьма радушно и долго извинялся за то, что на самом деле ничего крепче кофе или чая предложить не сможет – «антиалкогольная» кампания все еще продолжалась. Просидел я у него за дружеской беседой пару часов, за которые ему два-три раза звонил Председатель КГБ Владимир Александрович Крючков по каким-то мелким текущим вопросам, вызвавшим раздражение у моего собеседника. Ни о какой «отчаянной, плохо подготовленной и неудачно исполненной попытке ввести чрезвычайное положение» – это цитата из другой книги Шебаршина, «…и жизни мелочные сны» сам он тогда тоже не подозревал.

Длился «путч» всего четыре дня – 19–22 августа 1991 года. А последствия его для страны были судьбоносными. Но я об этом рассуждать сейчас не буду – мог бы, конечно, но это не моя стезя, во всяком случае в этих мемуарах. Лучше вернусь в родное мне Министерство Иностранных дел, тогда пока еще СССР.

Вот передо мной маленькая, изрядно потрепанная карманная телефонная книжечка. В ней было несколько пустых страничек, а на них короткие обрывочные записи, в которых мне и самому разобраться трудно. Сделаны они в ходе экстренного созыва расширенной коллегии Министерства – с участием всех начальников управлений и отделов. Вещал на нем тогда уже бывший министр Бессмертных. Привожу отдельные цитаты, между ними были многочисленные «словеса»:

«Отстранили за пассивное поведение».

«Доставили в Кремль около 24:00 часов. Крючков предложил участвовать. Не буду – он меня вычеркнул».

«3 варианта: всем в отставку, молчание, блюсти работу». Толком не знаю, о чем это именно, но так записано.

«МИД посылал телеграммы, ГКПЧ не упоминался. КГБ – по своим каналам».

«Жить надо в реальности. МИД – бастион здравого смысла, действовали профессионально».

«Гвенцадзе – отозвать, по остальным разобраться. Портрет М.С. оставим».

«Благодарю всех, работали хорошо».

Вот такие эти обрывочки из довольно долгого выступления. Что могу прокомментировать? Например, о Германе Гвенцадзе – был послом в Ирландии, открыто поддержал ГКЧП, был уволен указом Президента Горбачева, но с формулировкой «в связи с переходом на другую работу». В целом, если мне не изменяет память, лишились своих постов шесть человек, об одном из которых, моем приятеле Саше Барышеве, я уже упоминал. Но зато одним из тех (немногих), кто публично выступил против ГКПЧ, был посол в Чехословакии Борис Панкин. В «награду» за это и был назначен новым мининдел. Проработал он на этом посту не слишком долго и в ноябре этого же года убыл послом в Великобританию. К чему и мы, несколько человек, приложили руку, но об этом чуть позже. А сейчас чуть-чуть про работу в этот смутный период.

Каждый день с девяти утра до восемнадцати ходил на службу. Занимались обычной текучкой. Знакомился с послами стран, курировавшихся управлением. Кстати, забыл, кажется, упомянуть, что под новую должность, еще будучи в Коломбо, я получил ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла, «перепрыгнув» в него из Посланника 2-го класса и пропустив оный «первого сорта». Это было сделано для того, чтобы с иностранными коллегами общаться на равных: Ваше превосходительство… Должность такого права не давала, а вот ранг – да.

И вот в ноябре наступило-таки довольно важное событие – визит в Москву министра иностранных дел Индии Мадхвасинха Соланки. Дело привычное – подготовили к нему все необходимые материалы. Но была и особенность – в Дели понимали, что в реальности у нас уже царило двоевластие: с одной стороны президент Горбачев, МИД СССР, а с другой – Ельцин и руководящие структуры РСФСР. Поэтому Соланки запросился на встречи с и.о. Председателя российского правительства Егором Гайдаром и мининделом Андреем Козыревым. Это пожелание было принято и включено в программу пребывания. Ну, а мне поступило указание – направить дубликаты подготовленных материалов в МИД РСФСР и поприсутствовать на переговорах. Приказано – сделано. Козырев провел встречу с индийским министром дипломатично, внутриполитических тем не касался, а изложил соображения о наших двусторонних отношениях, изредка поглядывая в лежавшие перед ним документы – наши. А после встречи у меня с ним состоялась следующая беседа. Не помню, с чего она началась, но в ходе ее мне был задан вопрос: «У вас сколько человек в Управлении работает?» – «Включая техсостав, где-то шестьдесят пять сотрудников», – ответил я. «А у меня во всем министерстве тридцать пять, – раздраженно сказал Козырев, – вот и делайте выводы!» Я не знал, что на это возразить, сказал что-то вроде того: ну и договаривайтесь с Панкиным, как это исправить. Козырев только махнул рукой.

На следующее утро Соланки принимал Гайдар. Меня он тогда просто восхитил (может быть, следовало бы подобрать другой глагол, попроще, но обойдемся и этим). Был он явно с большого бодуна – и внешне, и с соответствующим выхлопом перегара. Чувствовалось, что спал он максимум три-четыре часа. Несмотря на это, не заглядывая в наши бумажки, обойдясь без переводчика, на прекрасном английском изложил свои взгляды на экономические проблемы, в том числе применительно к Индии. Одним словом – супер! Хотя позднее, да и сейчас, я к его реформам относился весьма отрицательно. Но тогда – это выглядело красиво. О следующей встрече с Гайдаром будет рассказано в «югославской» главе.

Вернемся, как обещал, к